Как пацан! Перед охраной за парус в штанах стыдно было. Будто не подчиненную спасал, а бабу для развлечений снял. И Аглая, как назло, ничем не помогала. Мельтешила перед глазами со своими искусанными губами и нежной белой шеей. Чушь какую-то несла без остановки. И смотрела на меня… так испуганно, внимательно, будто знала, что именно с ней сделать хочу и сколько раз.
Шоу мазохистов, блин! Чтобы не сорваться, в лифте пришлось чемодан между мной и Калининой ставить, на площадке – угрозами гнать ее впереди себя. И орать, чтобы задом поменьше вихляла.
Достача.
Зараза.
Сучка.
Но и в квартире обоим легче не стало. Возмущаться Аглая прекратила. Мозг включился или инстинкт самосохранения заработал – не знаю. Не мешая мне пройти, она вжалась в стену. Чуть ли не села попой на тумбочку. И там благополучно оставалась, пока спустя минуту я не вернулся с бутылкой янтарной лечебной жидкости и бокалом в руках.
– Давай, пей.
Плеснул «лекарство» в бокал на два пальца. Никогда еще не приходилось спаивать женщин. Не мое это было. Но если и дальше продолжим так рычать друг на друга, один из нас точно не сдержится. Лично за свое терпение я бы сейчас и рубля не дал.
– Я не буду.
Будто чистый яд предлагаю, Калинина наморщила свой маленький носик и отвернулась.
– Это для нервов. Наших. Общих. Выпей как лекарство.
Она тряхнула головой. И уже другим, извиняющимся тоном повторила:
– Я не буду.
– Не бойся, спаивать не собираюсь. – Это была не совсем правда. Будь моя воля, споил бы до бессознательного состояния, сгрузил бы на кровать в гостевой спальне и выдохнул спокойно подальше от этого искушения.
Жаль, «искушение» спасать нас обоих не желало.
– Я не могу… – Аглая снова пожевала губу и отрицательно мотнула головой.
– Нельзя только больным и беременным.
Я сунул бокал в ее ладонь и поднес к губам.
– Пей!
– Мне нельзя, – с каким-то отчаянием выпалила она.
– Больная? – Это уже было не смешно.
– На всю голову.
Она поставила стакан на тумбочку за спиной и сжалась вся еще сильнее, чем в отеле. Самая непонятная и странная женщина из всех, что встречал. Звезда моя. Недостижимая.
– И как мне тебя успокоить? – Смотреть на нее, такую перепуганную, было невозможно. Ёж с иголками вовнутрь. Кажется, коснешься, и заплачет.
– Я скоро… Я сейчас успокоюсь. – Она обхватила себя руками, а взгляд опустила в пол.
Наверное, нужно было послушать. Жила ж она как-то до меня, успокаивалась. Не маленькая и не девочка.
Другой, вероятно, и оставил бы. От греха подальше. Но у меня не получалось. Даже бояться мышка умудрялась вкусно. Маскировала безразличием свой страх и до побелевших костяшек сжимала пальцы. Спину держала прямо, как у солдата на плацу, а глаза не показывала.
Словно в обертку себя завернула. Спрятала все сладкое и нежное. А меня аж ломало – так хотелось избавиться от этой шелухи и попробовать её на вкус.
Помутнение рассудка. Редкая разновидность аллергий на серых мышек. И противостоять напасти не было никаких сил.
– Здесь до тебя никто не доберется. Слышишь?
Как наркоман, получивший дозу любимого наркотика, я провел большим пальцем по её губам. Горячим, раскрасневшимся и таким нежным, что крышу сносило.
– Забывай. Успокаивайся. – Сделал последний шаг навстречу и поцеловал.
Ни капли это было не проще, чем в первый раз. Иммунитет не выработался. Стоило только коснуться, меня будто лавиной накрыло. Оглушило. Размазало. И сразу сорвало все стоп-краны.
Сумасшедшие ощущения. Без сопротивления, которого ждал. Без холода, которым от нее всегда так и веяло. Легко. Горячие губы раскрылись сами, впуская мой язык. Чужая дрожь завела ещё сильнее. И мягкие ладони, как знак капитуляции, легли на мои плечи.
Такой сплав нежности и желания: острого, дикого, на грани потребности, что внутри все перевернулось.
Мышка моя непредсказуемая. Робкая и жадная.
Коротило от поцелуя с ней сильнее, чем с другими от секса. Не знаю как… не представляю, что за ерунда, но все вокруг словно исчезло.
В кармане вибрировал телефон, угол чемодана больно впивался в бедро, но я чувствовал лишь дрожащее в объятиях тело, сладкий вкус на губах и дыхание, сбившееся, одно на двоих.
Умереть можно было от этого поцелуя. Загнуться от перевозбуждения или стыда с полными штанами радости.
Ни одной светлой перспективы. Тупик. Но Аглая спасла нас сама. С глухим стоном она оторвалась от губ и, закрыв глаза, уткнулась носом в отворот моей рубашки.
Снова спряталась, но теперь хотя бы рядом.
– Ну, как? Получше сейчас? – дар речи вернулся ко мне только через минуту.
Аглая потерлась щекой о плечо. Зыркнула удивленно снизу вверх.
– Это была замена алкоголю?
– Но ты ведь сказала, что больна на всю голову.
Алые губы дрогнули.
– Тогда получше. Руки немного трясутся, но скоро должно пройти.
– Могу попробовать увеличить дозу.
– Наверное, не стоит… – слова прозвучали подозрительно неуверенно.
– Если «наверное», то обязательно стоит.