Сахар со стеклом

– Слушай, – поставил ладони на столешницу с боков от её бёдер, – что бы там ни было, но я никогда не… Яна, – она всё же подняла на меня глаза, – я никогда не заставил бы девушку. Понимаешь? Мне это не интересно. А вчера я просто был пьян. Перепутал. Да и вообще, я предупреждал, чтобы не лезла ко мне. Вообще никогда.

Теперь она смотрела открыто. Ещё не верила, что в безопасности, но уже и не тряслась как осиновый лист.

И тут это произошло. Я поймал её запах. Нежный, чуть сладковатый, одуряюще приятный. Шумно сглотнул, пытаясь заполнить образовавшуюся паузу.

Так не пойдёт. Нельзя. Нельзя-нельзя-нельзя! Нельзя хотеть ненавистную сводную сестру. Долбанную бестолковую дурочку из Мухосранска. И почему мозг управляет всеми органами, кроме одного?

А она молчала. Только смотрела и дышала глубоко. Нет, дорогая, Ермолай прав – я тебя пережую и выплюну. Сломаю. Я слышал, когда он тебе втирал это, потому что ты, умница, набрала повтором мой номер за спиной.

– Надень что-нибудь подлиннее – скоро родители приедут, – я отпустил её из плена моих рук. – И вообще, – бросил невзначай, когда она уже почти улизнула из кухни, – лучше не носи эти шорты по дому.

Глава 21

Яна

Я вернулась по подъезду и почувствовала, как болят щёки от бесконечных улыбок и смеха. Я, Алёнка, её Эльф и Сашка Терентьев – вот наша сегодняшняя компания. И мне так весело не было уже давно. Рукавицы промокли насквозь, хоть выжимай – результат игры в снежки. Да что там рукавицы! У меня за воротником целая тонна снега, а штаны стали сырые и тяжёлые. Это же надо – в десять вечера четверо великовозрастных детишек с дикими визгами с горки катаются!

Аня поехать со мной не смогла, сказала, что с младшими некому сидеть, а у матери с отцом график скользящий на заводе, и общегосударственных праздничных и выходных нет. Я же уехала в последний день занятий, водитель Виктора прямо из лицея отвёз меня на вокзал. Это произошло через четыре дня после той злосчастной пятницы, когда я согласилась с Шевцовым и Ермолаевым поехать в клуб. В эти четыре дня с Шевцовым мы почти не пересекались, к тому же рядом постоянно была мама. Она немного приболела, и Виктор запретил ей появляться на работе.

Я открыла своим ключом дверь и зашла в квартиру. Услышала, как на кухне тётя с кем-то разговаривает. А отвечал ей мужской голос. Интересно, я никогда у нас в гостях не видела ни одного мужчину, если не считать дядю Ваню из соседнего подъезда. Но тот приходил лишь тогда, когда его жена Елена слишком долго засиживалась за чашкой чая у тёти Сони. И это басил уж точно не дядя Ваня.

– Сонечка, ты точно не сможешь ничего поделать?

Сонечка? Это уже интересно.

– Коль, до десятого января я не могу. Может, в другой раз слетаем?

– Женщина, ты разбиваешь мне сердце.

А потом тихое воркование. И мой ступор. Моя тётя Соня и мужчина? Необычно, непривычно и… ну наконец-то! Стоп. Что? Она не может полететь с этим Николаем до десятого января? Как раз, когда у меня билеты обратно. Вот почему она отказалась. Но так не годится. Тётя и так всю молодость отдала мне и маме, не оставила нас в угоду своих интересов. Может, у неё сложились бы отношения, не будь дома маленькой девочки. Но в этот раз я не позволю ей проворонить своё счастье.

Я тихонько разулась и повесила пальто на вешалку. Потом, глубоко вздохнув, подошла к двери кухни и потянула ручку.

– Привет! – улыбнулась на все двадцать восемь (зубы мудрости у меня ещё не выросли).

Щёки тёти вспыхнули, а Николай растянулся в улыбке.

– Яна, познакомься, – залепетала смущённая тётя Соня, словно она тут подросток, а я тётя. – Это Николай, мой… мой друг.

– Здравствуйте, Николай.

Я просканировала взглядом мужчину и осталась вполне довольна. Высокий, немного за сорок. Чуток лысоват и с небольшим животиком. Но его это не портило. Зато глаза какие добрые, так и лучатся.

– Здравствуй, Яночка. Наслышан, – кивнул с улыбкой мужчина.

Николай легонько пожал мою ладонь. Тётин «друг» мне однозначно понравился, а значит, что никаких «не могу до десятого» быть не должно.

– Извините, что прерываю, – я сделала печальные глаза, чтобы было убедительнее. – Тётя, помнишь, я тебе говорила, что меня приняли в лицейскую команду пловчих? Так вот звонила тренер и сказала, что в конце января соревнования, и мне необходимо посещать тренировки. Поэтому восьмого мне уже нужно быть там.

Врать, конечно, некрасиво. И теперь у меня точно выскочит прыщ на языке. Но я должна сделать так, чтобы тётя начала позволять себе жить своей жизнью. Важно подтолкнуть, а там дальше пусть уж этот Николай разбирается.

– Как же так, – пролепетала тётя Соня. – Ты же до десятого побыть хотела.

Больших усилий мне стоило не прыснуть от того, как пытался изображать сочувствие и дружеское участие Николай, но скрыть радостные огоньки предвкушения ему, всё же, не удалось.

– Ничего, – я обняла тётю и поцеловала в щёку, – Я же на весенние ещё приеду.

– Да куда там, экзамены же, поступление…

Ещё раз улыбнувшись тёте, я кивнула Николаю и удалилась в свою комнату, оставляя взрослых обсуждать свои планы. А мне пора было собирать сумки, потому что Рождество придётся провести в дороге.

В этот раз слёзное прощание на перроне уже не было приправлено такой чёрной тоской, как когда мы уезжали с матерью. Сегодня тётя провожала меня не одна, и я очень рада этому. Когда поезд тронулся, и провожающих стало не видно, я почувствовала, как в груди защемило. Да, мне нравилось, что теперь мама рядом, но… Слишком много этих самих «но». Я, конечно, и не думала, что мы с матерью будем не разлей вода, но я её и правда почти не вижу. Зато вот сводного брата в моей жизни слишком много. И он не устаёт мне напоминать, что я лишняя в его доме. Его классе. В его жизни.

На вокзале меня ждал Степан. Он забросил мои вещи в багажник и пригласил в салон. Водитель Виктора мне нравился, он хороший человек, это сразу видно.

– Виктор Андреевич и Наталья Романовна ещё не вернулись из Греции, – сообщил водитель, выводя машину с привокзального проспекта на трассу. – В связи с погодными условиями, перелёт отложили на двое суток.

Вот так вернулась пораньше. И что же мне, куковать одной теперь? Но и остаться у тёти я не могла.

– Но Алексей Викторович дома, так что скучно вам не будет, Яна.

Сердце пропустило удар, а потом сжалось. Два дня наедине с Шевцовым. Тут не соскучишься. И как бы я не пыталась успокоиться, внутри ворочалась тревога. Рядом с Алексеем я не чувствовала себя в безопасности.

Алексей определённо был дома, если судить по доносившейся со второго этажа музыке. И как же мне сообщить, что я теперь тоже в доме? И нужно ли? А то вдруг испугается моему неожиданному присутствию.

Самой стало смешно: Лекс и испугается. Скорее обозлится. И хоть этого избежать не получится, но испытывать судьбу я не хотела.

А можно ведь просто самой включить музыку, как свою вырубит – услышит мою и всё поймёт. Не тащиться же мне в его комнату с приветствиями. Предыдущие разы ничем хорошим не заканчивались.

Сумку свою я попросила Степана оставить в прихожей: она у меня совсем небольшая. Смысл было на две недели брать много вещей? Там же на вешалке оставила куртку и шапку.

В гостиной раскинулась красавица-елка, сверкая разноцветными шарами. Мы с тётей обычно ставили натуральную сосну, когда я была маленькой, потом просто покупали несколько раскидистых веток, украшали игрушками и моими поделками. Помню свой детский восторг, когда по квартире разливался свежий аромат хвои и мандаринок. Ожидание чуда в детской душе пело нежным разноголосьем, подталкивая загадывать самые заветные желания. Моим была семья. Чтобы мама и папа рядом. Колючая щека и нежная ладонь, и чтобы подбрасывали до потолка и нежно пели колыбельные на ушко.

И вот я смотрела на шикарную искусственную ёлку со стильными шарами и думала о том, что желания мои исполняются как-то уж искажённо.

Но ёлочка-то эта ни при чём, и я могу просто ей порадоваться.

Прежде чем подняться к себе в комнату, я решила перекусить и выпить чаю.

Я поставила на плиту чайник, а пока он закипал, намазала шоколадной пастой тост. Ещё один вкус детства. Прямо день ностальгии. И когда решила забрать всё это вкусное добро с собой в комнату, развернувшись, столкнулась в дверях кухни нос к носу с Ириной Ряполовой.

Волосы немного растрёпаны, джинсы, а на плечах мужская рубашка. Взгляд же не предвещал ничего хорошего.

– Ты! – скривила губы Ирина. – Что тут забыла?

Во мне вскинула голову гордость. Это она мне задаёт такой вопрос?

– Вообще-то, я здесь живу. А ты тут что забыла? Это частная собственность, если что.