– Вот, возьми, – сказала синьора, с трудом вынимая деньги из кармана.
Томмазина закрыла за собой дверь. Но через две-три минуты кто-то постучался.
– Кто там? – спросила девочка.
– Это я, Кончеттелла.
И прислуга донны Луизы Яквинаджело вошла, закрывая за собою дверь.
– Моя барыня просит кланяться вам и благодарит за подарок, который вы сделали ей сегодня утром через Томмазину.
– Я? – спросила синьора в изумлении.
– Она хотела бы знать также, если это не секрет, сколько вы выиграли; если большую сумму, то будьте добры сказать, останетесь ли вы в этой квартире. Если вы уедете отсюда, то она должна сейчас же вывесить объявление о сдаче, потому что теперь еще не поздно сдавать квартиры.
Мать и дочь удивленно переглянулись.
– Кончеттина, говори яснее. Мама не понимает.
– Я говорю о трех числах, которые Томмазина нашла сегодня утром под вашей подушкою и сказала также и нам.
– И они вышли? – спросила синьора, побледнев, как полотно.
– Не представляйтесь, что вы не знаете этого! – смеясь, сказала Кончеттелла.
– Правда., я не знала… они вышли?
– Все подряд, синора. Все три красуются на лотерейной доске. А теперь, если можно, я хотела бы знать ваш ответ относительно квартиры.
– Скажи донне Луизе Яквинаджелло, что я не играла и ничего не выиграла, – сказала синьора необычайно кротко.
– Господи! – завизжала Кончеттелла. – Не воспользоваться таким счастьем! Да почему же вы не играли?
– Я забыла, – кротко продолжала синьора.
– Как же можно забыть числа? – наивно спросила Кончеттелла.
– Все случается, – тихо прошептала синьора.
– А Томмазины нет дома? Она тоже не играла?
– Она пошла купить кофе, но надо надеяться, что бедняжка играла и выиграла крупную сумму, – мягко добавила синьора.
– Так сказать барыне, что вы оставляете квартиру за собою? Дело в том, что донна Луиза тоже выиграла на три номера и хотела бы расширить свою квартиру.
– Сколько же она выиграла? – с усилием спросила синьора.
– Сто тысяч лир.
– А ты?
– Две тысячи. У меня не было денег на более крупную ставку.
– Хорошо, – сказала синьора с еще большим усилием. – Скажи барыне, чтобы она сообщила мне, если хочет расширить свою квартиру, и мы выедем.
– Пойду, скажу. Господи! Забыть числа! Да я умерла бы, если бы со мною случилось что-нибудь подобное!
Она ушла и закрыла за собою дверь. Катерина, не произнесшая все время ни слова, была бледна и взволнована. Взглянув на мать и увидя, как она переменилась в лице и побледнела, девочка с криком: – Мама, мама! – бросилась ей на шею.
Прильнув губами к волосам дочери и прижав ее голову к груди, мать горько и бесшумно рыдала без слез, судорожно вздрагивая время от времени; она была так возбуждена, что, казалось, сердце ее разорвется на части. Девочка попробовала раза два поднять голову; объятия душили ее, но каждый раз, как она пробовала поднять голову, руки матери сжимали ее все крепче и крепче, точно голова девочки на груди отчаявшейся матери служили той единственным удержем, чтобы не испустить последний вздох.
В дверь два раза постучались. Руки матери ослабели и опустились.
– Поди, открой, – сказала она дочери, отвертывясь от света, чтобы не видели ее взволнованного лица.
– Извините, дома Томмазина? – сказала Марианджелла, входя.
– Нет, она пошла купить кофе, – машинально ответила девочка.
– Ах, а я то хотела повидать ее… и дать ей кое-что, Мы уезжаем сегодня вечером в Париж – маркиза, маркиз и граф. Кто подумал бы это час тому назад? Утром – в ломбарде, вечером уезжаем в спальном вагоне.
– Вы тоже выиграли? – спросила синьора из своего угла изменившимся голосом.
– Да, будет вполне справедливо сказать, что выиграла я, а не маркиза. Я несла в ломбард бриллиантовую булавку, когда Томмазина дала мне три числа. Они засели у меня в голове, и я не могла думать ни о чем другом. Сколько мне пришлось ждать в ломбарде! По субботам все несут вещи в заклад, чтобы играть в лотерею. И мне дали очень мало; когда в ломбарде видят, что много народу закладывают вещи, они уменьшают сумму, и на каждого приходится немного. Как быть? Я возвращалась домой с половиною того, что нужно было маркизе; тогда я решила заложить и ломбардную квитанцию и выручила за нее еще семьдесят лир; из них я поставила двадцать лир на билет маркизы и две лиры на свой. Когда маркиза увидела, как мало я принесла денег, она расплакалась. Явился муж и сделал ей ужасную сцену. Какие собаки эти господа! Но, вот, когда был объявлен тираж выигрышей, маркиза сидела с графом и по своей доброте не смогла удержаться от того, чтобы не рассказать ему все. Они сейчас же решили сделать маленькое путешествие. К несчастью пришлось рассказать все маркизу, потому что он, ведь, хозяин, и без него не уедешь. Но я задерживаю вас своей болтовнею. Я принесла сто лир в подарок Томмазине – семьдесят пять от моей барыни и двадцать пять от меня. Надо быть справедливыми, она вполне заслужила их. Будьте добры передать их ей.
– Я передам ей деньги, когда она вернется, – задумчиво сказала девочка.
– Хотелось бы мне знать, – продолжала Марианджела, уходя, – каким образом маркизе удастся выкупить брильянты. Теперь, когда она рассказала мужу о выигрыше, и этот мошенник заберет себе все, кроме денег на путешествие, как она скажет ему, что заложила все драгоценности? Мне очень не хотелось бы предпринять опять путешествие в ломбард в скором времени. Добрый вечер, господа!
– Добрый вечер.
Девочка уселась рядом с матерью. Несколько времени они сидели молча.
– Как долго не идет Томмазина, – прошептала Катерина.
– Тебе хочется кофе, деточка? – спросила мать.
– Нет, но почему ее нет так долго?
– Ее, вероятно, задержали на улице, чтобы поговорить о выигрыше.
– Возможно.
В дверь постучались.
– Это она, – сказала Катерина.
– Нет, у нее ключ.