– Нет, – ответил мальчик, покачав своей маленькой кудрявой головкой.
– Ты, должно быть, очень крепко спал, маленький Джорджи, и не увидел своего бедного папу.
Ребенок ничего не ответил, но затем, устремив взгляд на Роберта, коротко спросил:
– Где красивая леди?
– Какая красивая леди?
– Красивая леди, которая часто приезжала раньше.
– Он говорит о своей бедной маме, – заметил старик.
– Нет, – решительно и громко сказал мальчик, – не мама. Мама всегда плакала. Я не любил маму…
– Тсс, маленький Джорджи!
– Но я не любил ее, а она не любила меня. Она все время плакала. Я говорю о красивой леди, которая была одета в прекрасное платье и подарила мне золотые часы.
– Он имеет в виду жену моего старого капитана – чудесная женщина, она очень привязалась к Джорджи, и дарила ему подарки.
– Где мои золотые часы? Разреши мне показать джентльмену мои часы, – кричал Джорджи.
– Они в чистке, Джорджи, – ответил дедушка.
– Все время они в чистке, – обиделся мальчик.
– Часы в целости и сохранности, уверяю вас, мистер Одли, – смущенно пробормотал старик и, вынув квитанцию из ломбарда, протянул ее Роберту.
Она была выписана на имя капитана Мортимера: «Часы, с бриллиантами, 11 фунтов».
– Мне часто не хватает нескольких шиллингов, – пожаловался старик. – Мой зять всегда был щедр по отношению ко мне… но… но… есть другие, мистер Одли… и ко мне плохо относятся.
Он вытер несколько слезинок, жалуясь плачущим голосом.
– Пойдем, Джорджи, бравому мальчугану пора спать. Пойдем с дедушкой. Извините, я покину вас на четверть часа, мистер Одли.
Мальчик беспрекословно пошел с ним. У двери старик обернулся и произнес тем же ноющим голосом:
– Приходится доживать свои дни в таком бедном месте, мистер Одли. Я принес много жертв и все еще приношу их, но ко мне плохо относятся.
Оставшись один в сумрачной маленькой гостиной, Роберт Одли сидел в задумчивости, уставясь на пол.
Итак, Джордж уехал, возможно, он получит от него письмо с объяснением, вернувшись в Лондон; но по всей вероятности, он больше никогда не увидит своего старого друга.
– Подумать только, я так привязался к парню, – произнес он, высоко подняв брови.
– Комната так пропитана табаком… – пробормотал он вскоре. – Вреда не будет, если я выкурю здесь сигару.
Он вытащил сигару из коробки; маленький камин еще не погас, и он огляделся в поисках того, чем можно было бы прикурить.
Полуобгоревший, скомканный лист бумаги лежал на коврике перед камином, он поднял его и развернул. Роберт рассеянно посмотрел на написанные карандашом строчки – и вдруг его взгляд поймал кусочек имени – имени, которое занимало все его мысли. Он поднес обрывок бумаги к окну и стал его рассматривать при слабом свете угасающего дня.
Это была часть телеграфной депеши. Верхняя часть сгорела, но более важная, основная часть послания сохранилась.
«…олбойс приезжал в… прошлой ночью и уехал почтовым поездом в Лондон, направляясь в Ливерпуль, откуда должен отплыть в Сидней».
Дата, имя и адрес отправителя сгорели вместе с верхней частью. Лицо Роберта Одли смертельно побледнело. Он аккуратно свернул кусочек бумаги и положил его между листами своей записной книжки.
– Бог мой! – промолвил он. – Что это значит? Я сегодня же еду в Ливерпуль, чтобы разузнать там.
Глава 13. Тревожные мысли
Роберт Одли уехал из Саутгемптона почтовым поездом и вошел в свою квартиру, когда в его пустые комнаты вползал холодный серый рассвет и канарейки только начали расправлять свои перышки.
В почтовом ящике было несколько писем, но ни одного от Джорджа Толбойса.
Молодой адвокат падал с ног от усталости, проведя целый день в дороге. Впервые за двадцать восемь лет ленивая монотонность его безмятежной жизни была нарушена. Он начал терять представление о времени. Казалось, прошли месяцы с тех пор, как он потерял из вида Джорджа Толбойса. Было трудно поверить, что прошло менее сорока восьми часов с того времени, как Джордж оставил его спящим под ивами у ручья с форелью.
Его глаза устали. Он еще раз обошел все комнаты в поисках письма от Джорджа, и затем, не раздеваясь, улегся на кровать своего друга в комнате с канарейками и геранью.
– Я подожду утренней почты, – решил он, – и если там не будет письма от Джорджа, то я без промедления отправлюсь в Ливерпуль.
Он был настолько измучен, что сразу же забылся сном – глубоким, но не освежающим, и во сне его мучили кошмары.
То он следовал за какими-то незнакомыми людьми и входил в странные дома, пытаясь разгадать тайну телеграфного послания; то он видел себя на кладбище в Вентноре у могильной плиты, которую Джордж заказал для своей умершей жены. И вдруг в этом таинственном бесконечном сне он подходит к могиле и видит, что могильная плита исчезла, и каменщик ему говорит, что ему нужно убрать надпись по причине, которую Роберт со временем узнает.
Стук у входной двери разбудил его.
Это было унылое серое утро, дождь стучал в окна, и канарейки печально чирикали, возможно жалуясь на плохую погоду. Роберт не мог сказать, долго ли стучали в дверь. Он услышал это во сне, и еще не вполне проснулся.
– Должно быть, это глупая миссис Мэлони, – пробормотал он. – Она может снова постучать. Почему она не может открыть дверь своим ключом, вместо того, чтобы вытаскивать смертельно измученного человека из постели?
В дверь снова постучали, но затем перестали, очевидно стучавший выбился из сил, и через минуту в двери повернулся ключ.
– Значит, у нее все-таки был ключ, – решил Роберт. – Хорошо, что я не встал.
Дверь между гостиной и спальней была полуоткрыта, и он видел, как прачка суетится в комнате, вытирает пыль, переставляет предметы с места на место.
– Это вы, миссис Мэлони? – позвал он.
– Да, сэр.
– Тогда во имя всех святых, зачем вы подняли этот шум у двери, когда у вас все время был с собой ключ?
– Шум у двери, сэр!
– Да, этот адский стук.