– Мне не нужны никакие извинения, леди Одли.
– Но вы имеете на них право, – спокойно возразила госпожа. – Дорогой Роберт, ну к чему нам эти церемонии? Вам было хорошо и удобно в Одли, мы были вам рады, но мой дорогой глупый муж вбил себе в голову, что спокойствие его бедной маленькой жены подвергается опасности, когда рядом племянник двадцати восьми или двадцати девяти лет покуривает сигары в ее будуаре, и в итоге наш приятный семейный кружок разрушен.
Люси Одли говорила быстро и оживленно, как болтает ребенок. Роберт взглянул почти с печалью на ее яркое живое лицо.
– Леди Одли, – произнес он с ударением, – боже упаси, чтобы вы или я навлекли горе или бесчестье на моего великодушного дядюшку! Возможно, это к лучшему, если меня не будет в доме; может быть, лучше бы я никогда не переступал его порога!
Госпожа молча слушала его, глядя на огонь, но при его последних словах она резко вскинула голову и впилась в него странным взглядом – серьезным и вопрошающим, значение которого было вполне понятно молодому адвокату.
– О, бога ради, не тревожьтесь, леди Одли, – мрачно промолвил он. – Вам не следует опасаться с моей стороны ни сентиментальной чепухи, ни слепого любовного увлечения, заимствованного у Бальзака или Дюма-сына. Завсегдатаи Темпла скажут вам, что Роберта Одли не затронула эпидемия, внешними признаками которой являются подвернутые воротнички и байроновские шейные платки. Я только сказал, что лучше бы я не переступал порога дома моего дяди в прошлом году; но я придаю этому скорее важное, а отнюдь не сентиментальное значение.
Госпожа пожала плечами.
– Вы продолжаете говорить загадками, мистер Одли, – заметила она. – Вы должны простить бедной маленькой женщине, что она отказывается разгадывать их.
Роберт ничего не ответил.
– Но скажите мне, – продолжала госпожа уже совсем другим тоном, – что побудило вас приехать в такое унылое место?
– Любопытство.
– Любопытство!
– Да, у меня появился интерес к этому мужлану с бычьей шеей, темно-рыжими волосами и серыми недобрыми глазами. Опасный человек, госпожа, не хотел бы я быть в его власти.
Неожиданная перемена произошла с леди Одли: кровь отлила от ее лица, голубые глаза загорелись гневом.
– Что я вам сделала, Роберт Одли, – с негодованием воскликнула она, – за что вы меня так ненавидите?
Он ответил мрачным тоном:
– У меня был друг, леди Одли, которого я нежно любил, и с тех пор, как я потерял его, боюсь, что мои чувства к другим людям странным образом изменились.
– Вы имеете в виду того самого мистера Толбойса, который уехал в Австралию?
– Да, я имею в виду того самого мистера Толбойса, который, как мне сказали, отправился в Ливерпуль с целью уехать в Австралию.
– А вы не верите, что он уплыл в Австралию?
– Не верю.
– А почему?
– Простите меня, леди Одли, но я отказываюсь отвечать на этот вопрос.
– Как вам будет угодно, – небрежно промолвила она.
– Спустя неделю, после того, как исчез мой друг, – продолжал Роберт, – я послал объявления в газеты Сиднея и Мельбурна, обращаясь к нему с просьбой, если он находится в каком-либо из этих городов, написать мне о своем местопребывании; я также обратился ко всем, кто встречал его в колониях или в плавании, с просьбой предоставить мне о нем любую информацию. Джордж Толбойс покинул Эссекс или исчез из Эссекса седьмого сентября прошлого года. До конца этого месяца я буду ждать ответа на свое объявление. Сегодня уже двадцать седьмое – срок приближается.
– А если вы не получите ответа? – поинтересовалась леди Одли.
– Если я не получу ответа, то буду думать, что мои опасения не были беспочвенны, и я начну действовать.
– Что вы под этим подразумеваете?
– О, леди Одли, вы мне напоминаете, сколь беспомощен я в этом деле. От моего друга могли избавиться в этой самой гостинице, ударив ножом в спину у этого очага, где я сейчас стою, и я мог бы оставаться здесь хоть год, так и не узнав ничего о его судьбе, как если бы я вообще не заходил сюда. Что мы знаем о тайнах, которые обитают в домах, куда ступает наша нога? Если бы завтра мне пришлось войти в тот простой плебейский дом из восьми комнат, где Мария Мэннинг и ее муж зверски убили своего гостя, у меня не было бы ощущения того прошлого ужаса. Грязные дела творились под самыми гостеприимными крышами, страшные преступления совершались среди красивейших мест, не оставив никаких следов. Я не верю в мандрагору или в пятна крови, которые не может стереть никакое время. Я скорее верю в то, что мы можем находиться в атмосфере преступления, не сознавая этого, и при этом легко дышать. Я верю в то, что мы запросто можем смотреть в улыбающееся лицо убийцы и восхищаться его безмятежной красотой.
Госпожа посмеялась над откровениями Роберта.
– У вас, кажется, склонность к рассуждениям о всяких ужасах, – насмешливо съязвила она. – Вам следовало быть полицейским детективом.
– Иногда я думаю, что из меня получился бы неплохой детектив.
– Почему?
– Потому что я терпелив.
– Но возвратимся к мистеру Джорджу Толбойсу, о котором мы позабыли, заслушавшись вашими речами. Что, если вы не получите ответа на свои объявления?
– Тогда подтвердится вывод о том, что мой друг мертв.
– И тогда?
– Я тщательно исследую то, что он оставил в моей квартире.
– И что же это? Я полагаю, сюртуки, жилеты, ботинки, трубки, – засмеялась леди Одли.
– Нет, письма – от его друзей, его старых школьных товарищей, его отца, его товарищей-офицеров.
– Да?
– Также письма от его жены.
Несколько мгновений госпожа хранила молчание, задумчиво глядя на огонь.
– Приходилось ли вам видеть письма, написанные его покойной женой? – спросила она вскоре.
– Никогда. Бедняжка! Вряд ли ее письма прольют свет на судьбу моего друга. Я думаю, это обычные женские каракули. Очень немногие имеют такой очаровательный и необычный почерк как у вас, леди Одли.
– А, так вам знакома моя рука.
– Да, я хорошо знаю ваш почерк.
Госпожа еще раз погрела руки, и взяв в руки свою огромных размеров муфту, которую она отложила в сторону на стул, собралась уходить.
– Вы отказались принять мои извинения, мистер Одли, – промолвила она, – но я полагаю, вы уверены в моих чувствах по отношению к вам.
– Совершенно уверен, леди Одли.