Руки, полные пепла

– Тебе всегда было проще так думать.

Пшеничные волосы Деметры свивались в толстую косу, но сейчас словно сами по себе расплетались, тяжелыми волнами падая на плечо. И вместе с ними в воздухе искрилась и сила. Запах свежей выпечки, шелест спелых колосьев, тяжелых от зерна.

Гадес тоже не сдерживал холодной, темной ярости. Он ощущал, как она клубилась на кончиках его пальцев, свивалась в тенях у двери, которую Деметра сжимала рукой. Воздух между богами подрагивал и едва ли не искрил от напряжения.

– Ты ведь знаешь, что происходит, – глухо сказал Гадес. – Все знают. Кто-то убивает богов. Персефоне опасно не знать, кто она. Не владеть силой, не суметь защитить себя.

– Я смогу о ней позаботиться. Для нее безопаснее пока не помнить. Так она не богиня. Никто не распознает ее.

– Кроме меня.

– Кроме тебя.

Гадес хотел сказать, что это глупо. Даже если никто не может понять, кто такая Персефона, уж Деметру все знают. И понимают, кто ее дочь. Но одновременно с этим он вспомнил, как часто Деметра брала приемных детей, пока Персефона жила с Гадесом. Обычные человеческие дети, которые вырастали, жили и со временем умирали. Софи могут считать такой же.

Только Гадеса не удалось обмануть.

– Я защищу ее, – сказала Деметра, и ее сила опала, словно прячась. – И от тебя тоже.

И она захлопнула дверь перед так и стоящим на пороге Гадесом. Он еще чувствовал Персефону там, за стенами, ее сердце билось в такт его собственному. А потом он глубоко вздохнул и вернулся в машину. Возможно, показываться Деметре было ошибкой. Но он был рад снова посмотреть ей в лицо – хотя кое-что в этом мире точно не менялось столетиями, например, маниакальное стремление Деметры «уберечь» дочь и навсегда оставить рядом с собой.

Без Персефоны машина казалась пустой, покинутой и холодной. Гадес включил печку, чтобы хоть немного прогреться и вытравить ощущение промозглого вечера и чужой силы. Потер виски, пытаясь собраться с мыслями. А потом проверил телефон, заметив новое сообщение от Амона: «ему стало хуже».

9.

Сидя на стуле, Аид расстегивает длинную застежку на спине платья. Персефона легко снимает ткань с плеч, позволяет упасть, шагает обратно к мужу. Обнимает его, ощущая дыхание Аида на своей коже.

– Устал? – мягко спрашивает она.

– Немного.

– Жаль, тебе пришлось участвовать в этом приеме сразу после возвращения с границ.

– У нас есть обязанности.

– Иногда мне кажется, у тебя их слишком много.

Аид усмехается, утыкается лбом в живот Персефоны:

– Сет купил новый бизнес, а Нефтида – платье. Они зовут в гости.

– Прекрасно.

Его губы ласкают ее кожу, когда Персефона отстраняется, берет лицо Аида в ладони, заглядывает в глаза:

– Ты бы убил за меня? Ты бы умер за меня?

Он улыбается уголками губ, и эта улыбка острее ножей, острее оскала, это сотни клыков, скрытых за сдержанностью.

– Конечно.

– Лучше живи за меня.

Аид не отвечает. Убирает руки Персефоны, притягивает ее к себе, снова утыкаясь в ее живот. Пальцы Сеф зарываются в его волосы на затылке, ласкают, обещая целую жизнь – и множество жизней после.

Персефона почти не слышит негромкий голос Аида:

– Может, в этом весь смысл.

Спускаясь к завтраку, Софи думала, мать устроит скандал. Но на кухне ожидал запах блинчиков. Усевшись на привычное место, Софи посмотрела в тарелку, где уже лежала парочка оладушек и капелька вишневого джема.

Сняв с плиты сковородку, мать поправила занавески в цветочек и уселась напротив.

– Сегодня придет мисс Стэнфорд, я проведу гадание. Понадобятся камни и розмарин. Срежешь пару стеблей?

Софи подняла глаза от тарелки на мать:

– Ты серьезно?

– Можешь и три. Пригодится. И дай мне свой телефон.

Теперь Софи смотрела с недоумением, но, судя по всему, мать говорила абсолютно серьезно, взяв в руки нож с вилкой и аккуратно отрезая маленькие кусочки от своего блинчика.

– Телефон, – повторила Софи. – Зачем?

– Чтобы ты не могла общаться с теми, с кем не стоит.

– И это всё?

Софи начинала медленно закипать. Она ожидала истерики, но никак не полного спокойствия со стороны матери – и полного игнорирования вчерашнего вечера.

– Я слышала ваш разговор с Гадесом, – сказала Софи.

– Подслушивать нехорошо.

– А то, что делаешь ты – хорошо? Я вас слышала! Так это всё правда? Про богов… про меня?

Деметра вздохнула и отправила в рот кусочек блинчика. Прожевала.

– Я надеялась, ты ничего не узнаешь в этой жизни.

Софи ахнула. Всё правда! Всё, до последнего слова! В окно, сквозь надоевшие занавески с цветочками, светило солнце. Подруга полчаса назад написала, что новое задание по математике просто адское – всё шло, как и всегда, жизнь продолжалась.

Только теперь даже мать, спокойно завтракая, не отрицала, что где-то там по солнечным улицам шагают боги, а Софи – одна из них.

Она вскочила с места, не в силах больше усидеть, и начала мерить шагами кухню. Остановилась, в упор посмотрела на мать:

– И что, ты теперь будешь делать вид, что ничего не произошло? Если… если всё так, я хочу вспомнить прошлые жизни. Вспомнить себя.