Золотой медальон

– Что и требовалось доказать! – воскликнул Витька.

Иван Иванович вопросительно приподнял брови.

– Хотите, я расскажу вам, как было дело? – торжествующе сказал Витька. – А дело было так: схватив медальон, вор услышал, что вы возвращаетесь… Тогда, чтобы побыстрее скрыться с места преступления, он подлез под полог палатки… Но просчитался, потому что за ней сразу начиналась яма… Он в неё и кувыркнулся… А пока падал, с его ноги слетела обувь… Времени на то, чтобы её надеть, у него, понятное дело, не оставалось… Он так и убежал, унося свою обувь в руках…

И Витька замолчал, скромно ожидая, что скажет Иван Иванович по поводу его столь замечательного расследования.

– Похоже, – помолчав, промолвил Иван Иванович. – Очень похоже.

– Теперь осталось только самого преступника выявить, – бодро доложил Витька. – Чем мы прямо сейчас и займёмся!

И они с Пельменем удалились выявлять и задерживать похитителя уникальных медальонов, который, небось, сильно возгордился, что сумел так ловко обвести вокруг пальца всю городскую милицию, ни сном, ни духом не ведая, что по его преступному следу уже идёт опытный сыщик Витька Картошкин… со своим помощником Пельменем.

Проводив отчаянных ребят на оперативную работу, Иван Иванович опять присел на ящик. Но теперь ему горевать стало не так горько, потому что на ребят была последняя надежда, а, как он успел убедиться, Витька не тот человек, чтобы свои слова на ветер бросать.

6

Ночью Витьке посчастливилось увидеть продолжение сна. Сны уж больно хороши тем, что в них без всякой связи можно очутиться в любом месте. Если в прошлый раз Витька расстался с Лучезаром на берегу реки, то теперь он почему-то оказался на конюшне.

Солнечного света, скупо проникавшего сюда сквозь узкие оконца, хватало лишь на то, чтобы убираться по хозяйству. Душистый аромат сухого разнотравья перемешивался с терпким запахом конского пота. На стенах висели наборные уздечки, лёгкие сёдла. Лоснящиеся от сытости кони били копытами, нервно всхрапывали, настороженно косясь лиловыми глазами на чужака.

Витька несмело протянул руку погладить серого в яблоках коня, как он вдруг ощерил свои жёлтые зубы и с громким ржанием поднялся на дыбы.

Испуганно отпрянув, Витька вскрикнул:

– Тр-р!..

Но боевой конь, видно, не приученный к фамильярному обращению со стороны незнакомых людей, задними ногами лягнул так, что чуть не разнёс в щепки загородку. Взволновались и другие кони.

Внезапно распахнулись ворота, и вместе с хлынувшим в конюшню светом вошёл здоровенный рябой парень. Одет он был в холщовую до колен рубаху с разрезанным впереди воротом и в шерстяные домотканые порты. Ноги обмотаны узкими и длинными кусками ткани – онучами, на которые были надеты лапти. Единственным украшением этой незамысловатой одежды был пояс, в свою очередь украшенный фигурными металлическими бляшками.

– Тю, малохольные! – прикрикнул он на коней басом.

Потом парень разглядел Витьку и остолбенело на него уставился.

Придав лицу самое невинное выражение, Витька помахал ладонью:

– Привет!

Вскоре парень пришёл в чувство и немедля ухватился своими ручищами за длинную оглоблю, которая без дела стояла, прислонённая к стене.

– Да вы что здесь, сговорились что ль все? – торопливо проговорил Витька, уклоняясь от удара.

Драчливый парень, по всему видно, очень расстроился, что не поразил с первого раза чужака, и заревел медведем:

– Басурманин!

В замкнутом пространстве его голос произвёл на Витьку устрашающее впечатление.

Затем он половчее перехватил оглоблю и принялся с неутомимой настойчивостью гоняться за Витькой по всей конюшне, стараясь загнать его в угол. После продолжительной погони (когда запалившаяся жертва готова была отдать Богу душу), Витька всё же улучил момент и выскочил наружу, распугав каких-то девок в длинных холщовых рубашках, поверх которых были надеты понёвы – домотканые шерстяные юбки с набивными рисунками. Побросав наземь кухонную утварь, княжеская прислуга в панике разбежалась. Спрятавшись в разных местах, девки с боязливым любопытством стали наблюдать за дальнейшими событиями.

А дела виновника всего этого переполоха Витьки складывались для него не самым лучшим образом, потому что двор оказался огорожен высоким тыном из врытых в землю заострённых брёвен. Не соображая, что в этом случае можно предпринять, Витька заметался по двору, словно загнанный заяц.

А тут опять вмешался рябой парень со своей оглоблей. Выбежав следом за Витькой из конюшни, он заполошно кричал, будто ему больше всех надо:

– Басурманин! На княжеском дворе басурманин!

Со всех сторон на шум сбежались другие слуги, все как на подбор здоровенные, словно родные братья рябого, и Витька оказался в окружении.

Самое обидное было пострадать от своих, которые, не разобравшись, могли и до смерти забить. Вон они как разволновались!

В общем, худо бы пришлось Витьке, если бы не властный голос, который раздался откуда-то сверху:

– Не троньте его!

Из хором по крутым ступенькам сбегал Лучезар с обнажённым мечом в руке.

Обрадованный Витька было подался ему навстречу, но стоявшие начеку слуги тотчас схватили за плечи:

– Куда?

– Да свой я, – с досадой выкрикнул Витька. – Свой. Русич я!

Рябой парень, который всё никак не мог расстаться со своей оглоблей, окинул его недобрым взглядом:

– Русичи в таких одеждах не ходят.

– Что б ты понимал в одеждах, – буркнул Витька, оглядев свои шорты. – Когда у нас на дворе двадцать первый век.

Лучезар спрятал меч в ножны и распорядился:

– Отпустите его.

Когда слуги с неохотой повиновались своему господину и отошли, не спуская глаз со странного мальчишки, Витька сказал, чтобы их поддобрить:

– Преданные у тебя люди. Вон они как за тебя заступаются.

Похвала холопов, видно, пришлась не по душе молодому хозяину. Поморщившись, он перевёл разговор на другое:

– Ты зачем прятался в конюшне?

– Я не прятался, – соврал Витька, посчитав бессмысленным распространяться на счёт сна, чтобы не запутать ещё больше древних необразованных русичей. – Я твоими конями любовался.

– Серого в яблоках видел? – оживился Лучезар.

Ещё бы Витьке его не видеть, если из-за него, собственно, весь этот сыр-бор и вышел.

– Ви-идел, – протянул он.