Куприян

«Легли, – подумал он. – Сейчас выйдет… Анютка сказала, как угомонится…»

С этим последним словом перед Куприяном мелькнула отвратительная картина.

«Он, жеребец-то, в солдатах сколько времени был… ему лестно! А ей все одно!» – подумал Куприян и повел плечами, точно они у него заныли.

Чувство ревнивой, холодной злобы двинулось в нем и прилило к голове, так что на секунду у него потемнело в глазах.

И вместе с ревностью и злобой к Егору Шибаеву в душе у него стала шевелиться и глубокая ненависть к Матрене, которая уже не казалась ему несчастной.

Куприян снял шапку и опять надел, все, не мигая, глядя на темную теперь избу. Стемнело уже настолько, что изба, плетень и берест слились в одну непроницаемую темную массу.

Вдруг что-то смутно забелело в темноте на дорожке, мелькнуло и точно растаяло.

У Куприяна стукнуло в сердце, и он весь вытянулся вперед. Все чувства сразу вылетели у него из головы, и там осталось одно ощущение не то радостною, не то пугливого ожидания.

Белое пятно замаячило ближе и яснее и быстро вытянулось в длинный и тонкий силуэт женской фигуры, закутанной с головой в большой платок.

Матрена, торопливо и не оглядываясь, шла по дорожке. Куприян выдвинулся ей навстречу.

– Ты? – спросила она так тихо, что Куприян еле расслышал.

– Я… кому ж еще?.. – сорвавшимся голосом ответил Куприян.

На ней был большой платок, который она у подбородка поддерживала спрятанными руками так, что видны были только брови и большие боязливые глаза.

Оба молчали.

Оба чувствовали странную неловкость оттого, что между ними легло появление Егора. Куприян притворно равнодушно посвистывал, глядя по сторонам и заложив руки в карманы, а она в нерешимости неподвижно стояла против него и глядела из-под платка пытливо и печально.

«Ишь, теперь совсем… не то…» – мелькало в голове Куприяна.

А Матрене было больно, и обидна была ей такая встреча, потому что ничем против любовника она себя виноватой не считала.

– Ну что ж… здравствуйте, Куприян Васильевич, – тихо выговорила она наконец.

– Здравствуйте… – пробормотал Куприян.

Матрена помолчала. Потом приоткрыла лицо и виновато улыбнулась.

– Что ж так? – сказала она.

Куприян посмотрел на нее, отчаянно тряхнул волосами и обхватил ее обеими руками. Она выпростала свои руки из-под платка и обняла его. На ней, кроме юбки, была одна рубаха, и от голой груди ее пахнуло на Куприяна горячим и влажным воздухом.

Несколько минут они стояли так, молча и тяжело дыша.

По небу гнались разорванные облака с чуть видными просветами. Ветер подхватывал порывами и приносил с болота долгий стонущий звук сухого тростника и звенящие всплески воды.

– Сядем, Купря, – дрожащим голосом прошептала Матрена.

Недалеко от осины уныло чернела полуразвалившаяся копна мокрого сена. Они прошли туда, путаясь ногами один за другого, и опустились в прелую траву. Ветер шумел и шумел.

– Мне пора, Купря, – шепнула Матрена, спустя полчаса.

– Чего там…

– Хватится… боюсь…

Купря сразу остыл, и опять у него, как давеча, потемнело в глазах.

– Ну и иди… – резко сказал он, отодвигаясь от нее.

Матрена посмотрела на него и не шевелилась.

– Серчаешь? – спросила она.

– Ну, что там серчать… известно муж, – закусив губу, пробормотал Куприян.

– Да разве я…

– Да знаем мы! – грубо и сам не зная, что и почему говорит, сказал Куприян.

– Что знаешь? – спросила Матрена, и в голосе у нее послышались слезы и обида.

Куприян промолчал и глядел в сторону.

– Ну, что ж ты молчишь, Купря? А? Купря.

– Да пойди ты к черту! – прорвался Куприян и встал.

Матрена тоже встала и, завернувшись в платок, смотрела на него.

Ветер шумел.

– За что же ты? – спросила она.

Куприяну хотелось сказать ей что-нибудь злое и обидное, но он не знал что и молчал.

Матрена тихо протянула из-под платка руку и взяла его за рукав.

Куприян грубо вырвался.

– Да ну тебя!.. Все вы… – он грубо и скверно выругался.

И тотчас ему жаль стало Матрену, и зло взяло на себя.

Матрена опустила руку и заплакала.

– Разве же я… волей? – спросила она.