Куприян

В избе было темно, грязно и душно. На полатях и на полу под кожухами и рогожками спали дети Гунявого, на все лады посвистывая носами. Тараканы бегали по стенам, и тени их бегали за ними. За печкой однообразно свиристел сверчок, и слышно было, как ветер рвал мокрую солому с крыши.

Куприян сидел молча.

– Может, есть хочешь? – спросил Гунявый. Куприян нехотя качнул головой.

– Не…

Гунявый почесал грудь корявыми пальцами, подумал и нахмурил свои нависшие брови.

– Видел Матрену-то? – пытливо спросил Васька, приподняв голову.

– Видел.

– Что ж?

– Ничего, – неохотно ответил Куприян.

– Что так? – глухо сквозь усы спросил Гунявый.

– Да что…

Куприян махнул рукой.

– Дело ее, бабы-то, плохое! – проговорил Гунявый и вздохнул, пожевав беззубым ртом.

– Да уж, конечно… не мед! – отозвался Васька.

Куприян промолчал.

– Эх, Купря… Бог-то видит, – пробормотал Гунявый.

Куприян взглянул на него и потупился.

– Я что ж…

Васька усмехнулся пренебрежительно.

– Что он ее, силком, что ли, тащил? Сама шла…

Гунявый насупился.

– Тоже, чай, калачом манить не пришлось… Сама знала, где сладко! – засмеялся Васька.

Гунявый вздохнул.

– А все Купре – грех… Потому баба – что? Баба дура, а он того… бабу в грех ввел… ему и грех-то!

Куприян потупился еще больше.

– Заладил: грех! – презрительно отозвался Васька. – Знаем мы.

– Вот и не знаешь…

– Лошадей краденых сбывать да конокрадов укрывать тоже, чай, грех?.. Гунявый помолчал.

– То особь дело, – спокойно возразил он. – Лошадь – животная, а то баба…

– Ну и баба тоже особь дело, – хихикнул Васька. – На то они и созданы, значит… У нас на фабрике, что девчонка ни поступит, уж я того… Я по этой части ходок…

– Эх… заводская твоя душа, пропащая! – с острою укоризною прогудел сквозь усы Гунявый и, повернувшись к Куприяну, сказал: – Ты бабу-то брось… Пошалил, сатану потешил, сейчас брось! Забьет ведь Егор бабу-то…

– Я что ж… – с тоской нерешительно пробормотал Куприян.

– Почто ж смущаешь бабу? – строго спросил Гунявый.

– Да я…

– Испортил бабу… солдатку…

Васька захихикал.

– Такой уж ей предел положен, потому солдатка. Солдатке сам Бог велел.

– Бог? – величаво и презрительно переспросил Гунявый. – Ты-то, заводский, Бога понимать можешь?

– Ну, чай, и ты не больше моего смыслишь в Боге-то?

– Я-то смыслю. А вы почто баб смущаете?.. Смутьяны прокляты…

Гунявый закашлялся и умолк. Потом он встал и, шаркая босыми ногами, полез на печь.

Все утихло. Сверчок верещал по стенам, с тихим шелестом проворно бегали тараканы.

Куприян долго сидел у стола, свесив голову и о чем-то думая.

– Вась… а Вась… – позвал он. Васька не отвечал.

– Васька! громче позвал Куприян.

– Чего? – сонно отозвался Васька.

– Я того… – смущенно заговорил Куприян, – говорят, господа, ежели муж, значит, альбо жена…

Куприян путался, мучительно подыскивая выражения.

– Ну?

– Так могут, значить, развод… а там опять жениться на ком хошь…