В избе было темно, грязно и душно. На полатях и на полу под кожухами и рогожками спали дети Гунявого, на все лады посвистывая носами. Тараканы бегали по стенам, и тени их бегали за ними. За печкой однообразно свиристел сверчок, и слышно было, как ветер рвал мокрую солому с крыши.
Куприян сидел молча.
– Может, есть хочешь? – спросил Гунявый. Куприян нехотя качнул головой.
– Не…
Гунявый почесал грудь корявыми пальцами, подумал и нахмурил свои нависшие брови.
– Видел Матрену-то? – пытливо спросил Васька, приподняв голову.
– Видел.
– Что ж?
– Ничего, – неохотно ответил Куприян.
– Что так? – глухо сквозь усы спросил Гунявый.
– Да что…
Куприян махнул рукой.
– Дело ее, бабы-то, плохое! – проговорил Гунявый и вздохнул, пожевав беззубым ртом.
– Да уж, конечно… не мед! – отозвался Васька.
Куприян промолчал.
– Эх, Купря… Бог-то видит, – пробормотал Гунявый.
Куприян взглянул на него и потупился.
– Я что ж…
Васька усмехнулся пренебрежительно.
– Что он ее, силком, что ли, тащил? Сама шла…
Гунявый насупился.
– Тоже, чай, калачом манить не пришлось… Сама знала, где сладко! – засмеялся Васька.
Гунявый вздохнул.
– А все Купре – грех… Потому баба – что? Баба дура, а он того… бабу в грех ввел… ему и грех-то!
Куприян потупился еще больше.
– Заладил: грех! – презрительно отозвался Васька. – Знаем мы.
– Вот и не знаешь…
– Лошадей краденых сбывать да конокрадов укрывать тоже, чай, грех?.. Гунявый помолчал.
– То особь дело, – спокойно возразил он. – Лошадь – животная, а то баба…
– Ну и баба тоже особь дело, – хихикнул Васька. – На то они и созданы, значит… У нас на фабрике, что девчонка ни поступит, уж я того… Я по этой части ходок…
– Эх… заводская твоя душа, пропащая! – с острою укоризною прогудел сквозь усы Гунявый и, повернувшись к Куприяну, сказал: – Ты бабу-то брось… Пошалил, сатану потешил, сейчас брось! Забьет ведь Егор бабу-то…
– Я что ж… – с тоской нерешительно пробормотал Куприян.
– Почто ж смущаешь бабу? – строго спросил Гунявый.
– Да я…
– Испортил бабу… солдатку…
Васька захихикал.
– Такой уж ей предел положен, потому солдатка. Солдатке сам Бог велел.
– Бог? – величаво и презрительно переспросил Гунявый. – Ты-то, заводский, Бога понимать можешь?
– Ну, чай, и ты не больше моего смыслишь в Боге-то?
– Я-то смыслю. А вы почто баб смущаете?.. Смутьяны прокляты…
Гунявый закашлялся и умолк. Потом он встал и, шаркая босыми ногами, полез на печь.
Все утихло. Сверчок верещал по стенам, с тихим шелестом проворно бегали тараканы.
Куприян долго сидел у стола, свесив голову и о чем-то думая.
– Вась… а Вась… – позвал он. Васька не отвечал.
– Васька! громче позвал Куприян.
– Чего? – сонно отозвался Васька.
– Я того… – смущенно заговорил Куприян, – говорят, господа, ежели муж, значит, альбо жена…
Куприян путался, мучительно подыскивая выражения.
– Ну?
– Так могут, значить, развод… а там опять жениться на ком хошь…