Куприян

Анютка вытаращила глаза.

– Чтоб не приходил? – переспросила она.

– То-то ж. Скажи, Матрена говорила, чтоб не ходил, а то мужики очень серчают, так чтоб худо ему не было. Скажешь?

– Скажу.

– Ну, беги…

– Сичас, – просюсюкала девчонка и проворно затопала босыми пятками к избе Гунявого.

Матрена вздохнула, поглядела ей вслед и пошла в избу.

Егор с утра ушел к винной лавке, где он теперь был постоянно. Маленький Федька спал в чулане. Матрена месила тесто и плакала.

Начала она плакать так, сразу, сама не зная отчего. Стало на сердце тяжело, и слезы закапали в тесто.

Она боялась за Куприяна и в то же время жаль было ей не видеть его. И мысли у нее все были грустные и безотрадные.

«Уйдет он, чай, теперь, – думала Матрена, – нельзя ему тут оставаться, а я одна останусь…»

Матрена заплакала сильней.

– Ни от кого-то я ласки не увижу… Егор только водку пить да за волосы таскать… Пошла бы да и утопилась, коли б не Федька. Федьку жалко… И ему не жить: забьет Егор. Вчера как толкнул-то! Ку-упря мой… желанный! всхлипнула она громко.

Под окном кто-то осторожно стукнул.

Матрена выглянула.

– Нету дяденьки Куприяна, – просюсюкала Анютка.

У Матрены опять захолонуло в сердце.

– Как так?

– Дедушка Федор говорит – и ночевать не приходил: с вечера ушел и не приходил. Матрена молчала.

– А у винной, тетенька, мужики кричат, – сообщила девчонка, – все дяденьку Куприяна поминают, грозятся страшно!.. Я мимо бегла, так подслушала… И дяденька Егор таматка…

– Пьяный? – машинально спросила Матрена.

– Не… только сердитый такой, что и-и!.. Матрена опустилась на лавку и потупилась.

– Ну что ж, я пойду, – сказала Анютка, – я, тетенька Матрена, к лавке сбегаю, послушаю… таково мужики стра-ашно грозятся, у-у!..

– Иди, – прошептала Матрена.

Анютка убежала.

Целый день Матрена места себе не находила. Иногда она выходила на крыльцо и прислушивалась к голосам мужиков, горланивших у винной лавки.

Егор не приходил до вечера.

К вечеру Матрена чисто убрала избу, уложила Федьку и, накинув на голову большой платок, вышла на огород.

XVIII

Куприян был уже под осиной.

Он пробрался задами и никого не встретил, кроме Фомы Болото, который, пьяный и лохматый, попался ему на выгоне.

Он узнал Куприяна, но ничего не сказал и, шатаясь, пошел своей дорогой.

Было еще рано и совершенно светло, но светло каким-то обманчивым светом: вблизи было все видно, как днем, издали сливалось в общую массу.

– Здравствуйте, Куприян Васильевич, – застенчиво проговорила Матрена, подходя к нему.

– Мотря, – тихо ответил Куприян, – не серчаешь, желанная?

Матрена вспыхнула и расцвела.

– Не… не серчаю я…

Куприян ее обнял.

– Вам, Куприян Васильевич, грех меня обижать, – заговорила Матрена, – потому я вас оченно почитаю и всегда…

– Я это понимаю, а только горько мне, так-то наше дело выходит, – ответил Куприян грустно.

– Вам теперь на село ходить нельзя, Куприян Васильевич… оченно мужики серчают.

– Пущай, – махнул рукой Куприян, – я их не очень-то боюсь, а что мне уйти отсюда следует, так это верно.

Он тряхнул головой.

На глазах у Матрены показались слезы.

– Куда же вы уйдете? – спросила она.

– Под Одест Васька зовет… Да я бы пошел, если бы не такая наша доля… чтобы в разлуке.

– От Бога все, Куприян Васильевич, – со слезами в голосе вздохнула Матрена.

– Да уж там… А так жить душа не стерпит… Оба молчали.

Небо все больше и больше темнело и зеленело с одного края.

– Не поминай, значит, лихом! – сказал Куприян. Матрена заплакала.