Чтоб знали! Избранное (сборник)

Хочу начать с замечательной цитаты Пьеро Валериано:

«Античность, будучи менее злобной, размышляла прямо и честно обо всём, и в те времена ничто в человеческом теле не считалось оскорбительным ни по виду, ни по имени. Но с развитием дурных обычаев многое должно было стать дурным, будь то действие или слово».

Эту цитату я перевёл со страницы 21 прелюбопытного исследования Лео Стейнберга «Сексуальность Христа в искусстве Ренессанса и предание этого забвению в современности», изданного в Нью-Йорке в 1983 году. (Уважаю библиографию, ептвою.)

Одна из причин возникновения порнографии – инстинкт исследователя, желание посмотреть на себя со стороны. Так как во время соития ты мало что видишь и к тому же поглощён ощущениями, то, пережив оргазм и потрясённый его мощью, ты любопытствуешь о подступах к нему и о краткости его бытия. Чтобы удовлетворить эдакое любопытство, люди занимались вуайеризмом и устанавливали зеркала. Но так как это не для всех осуществимо, то живопись предложила более доступную форму наблюдения. Художники стали изображать то, что не видно участнику, а только наблюдателю. Литература стала апеллировать к воображению, а фотография и видео дали почти идеальные зрительные образы, осуществляющие лицезрение соития.

Словом «порнография» пользуются сейчас как жупелом, им стращают, обвиняют, клеймят, отвергают. Средневековье ополчалось на красоту женщины как на дьявольскую, и красавиц систематически пытали и истребляли. Таким образом, красота женщины тогда являлась непристойностью, порнографией того времени.

В Россию разрешили ввоз книг русскоязычных авторов, изданных за рубежом, за исключением порнографии и книг, призывающих к свержению существующего строя. Интересно, что порнография приравнивается по своей опасности к свержению существующего строя.

Подумать только, что за изображение пизды даже в нынешние времена ты можешь быть подвержен остракизму или даже посажен в тюрьму, а в некоторых странах – убит. За то, что ты изображаешь Истину. Запрет на очевидное – какая жестокая игра ведётся человеческим обществом. Но почему, кстати, говорят «обнажённая истина», не потому ли, что у истины хотят увидеть пизду?

Это напоминает мне иудейский запрет на изображение Бога и на упоминание слова «бог». Смысл этого запрета в том, что мы не знаем облик Бога и посему любое изображение его будет досужей выдумкой, оскорбляющей Его. Пиз да же общеизвестна – она посланник Божий, она, как Христос, дитя Бога, сам Бог да и дух её – явно святой.

Речь вовсе не о том, является ли изображение пизды порнографией или эротическим искусством – поразительно то, что при виде любого её изображения наше нутро переворачивается от возникших в нём чувств.

Слово «порнография» сделали умышленно широким термином, которым пытаются называть всё, что так или иначе связано с изображением половых органов. Если половые органы истязают, то и это поспешно называется порнографией, чтобы, связав это слово с болью и жестокостью, затем назвать порнографией изображение любовного соития и вызвать к нему у зрителя отрицательные эмоции.

Эротика – это кокетничающая порнография. Как кокетка виляет задом, поводит глазами, обнажает грудь и ноги, но не показывает пизды, так и эротика – темнит тенями, показывая сопрягающиеся тела, но не показывая хуй, проскальзывающий в пизду. Поэтому эротика часто воспринимается как более или менее допустимый жанр искусства. Пристойная, допустимая литература – это приемлемые вариации на запрещённую тему.

Попытка произвести разделение на порнографию и эротику является вторжением логики в область чуда. Безотносительность феномена совокупления пытаются снизить логической относительностью и таким способом нейтрализовать чудо и свести его до уровня наукообразной объяснимости.

Посему я хочу чётко определить, что я понимаю под словом «порнография», чтобы сделать его невинным.

В разговорном русском языке можно было бы справиться таким способом: бесстыдство – это показуха, обнажённые тела – это голь. Итого, порнографией называется «показуха голи». Но я-то вознамерился по-научному говорить, так что на этом останавливаться нельзя, и я предлагаю академическое название порнографии – голография. (Смех в зале, переходящий в овацию.)

На поверхности современное общество, казалось бы, доросло до признания факта, что соитие не является грехом, но, признав это, тут же обрушивается на порнографию, которая лишь изображает соитие. Ополчаясь на порнографию, общество порицает заодно с ней и само соитие, и если присмотреться, то общество и признало-то его с величайшим трудом. Порнография – это единственная форма общественной активности, которая утверждает вслух и во весь голос, что соитие как таковое существует. Всякая иная социальная деятельность основана на тщательном сокрытии этого факта.

С помощью смешения всего относящегося к сексу в одну кучу осуществляется дискредитация ядра, сути – соития. Ни у кого не поднимется язык назвать его извращением, за исключением того, кто выступает за уничтожение человеческого рода, вроде героя «Крейцеровой сонаты», который и предлагал искоренить соитие, а на вопрос – что же будет с человеческим родом? – отвечал, что, перестав совокупляться, люди достигнут совершенства и тогда их миссия на Земле будет исполнена, и, следовательно, делать им уже будет нечего. Подобные герои продолжали мыслить в этом направлении и додумались, что конечная цель человека заключается уже не в простом прекращении совокуплений, а в самоубийстве. Этим спекулировали экзистенциалисты, так что вот тебе, герой, пистолет и совершенствуйся в труп, а нас не трогай.

Попытка дискредитировать всю порнографию из-за того, что существует садизм, уподобляется такой ситуации. Уплетать обед можно либо в ресторане, изысканно и чинно, в европейском стиле, либо сидя на земле, с употреблением пальцев вместо вилок, как в Индии, или на полу, с употреблением палочек, как в Японии. Можно также и соревноваться, кто больше или быстрее съест. Естественно, что от чрезмерно быстрой или обильной еды может быть несварение желудка, что досадно.

Так вот, можно представить, что некто оскорбится едой пальцами, или «противоестественными» палочками, или тем же несварением желудка и запретит изображать еду как таковую, раз какие-то формы её потребления столь отвратительны для законодателя.

Одним из упрёков, предъявляемых порнографии, является такой: порнография – это изображение соития, которое совершается участниками якобы без чувств, что негуманно. Однако мужчина всегда испытывает удовольствие, и только женщина может совокупляться безразлично и бесстрастно. Поэтому такой упрёк порнографии относится только к женщинам. Но примечательно то, что порнография никогда не показывает лица безразличной женщины, а всячески имитирует женскую страсть. Потому-то женщины так ранимы порнографией, ибо она рисует женщину всегда желающую, тогда как в реальной жизни женщина стремится сохранить за собой право не хотеть. Женщина протестует против того, чтобы её сексуально идеализировали, поскольку это накладывает на неё обязательства, выполнить которые ей никогда не удастся.

Итак, моя цель сделать определение порнографии не относительным и многозначным, а однозначным и абсолютным. Вернее, я хочу выделить из неё ядро и суть, основу, краеугольный камень и, назвав эту основу, не позволить никому отводить меня в сторону, путать терминологией и подтасовывать факты.

Я буду называть порнографией изображение соития мужчины и женщины, причём крупным планом, чтобы, кроме хуя и пизды, не было видно лиц, потому как даже выражение наслаждения на лицах некоторые станут интерпретировать как выражение боли и на этом основании называть совокупление изнасилованием или садизмом. Посему, повторяю, говоря о соитии, я имею в виду хуй, движущийся в пизде.

Моё акцентирование соития отбрасывает в сторону жеманное и фальшивое желание определять порнографию как нечто, не имеющее литературной или социальной ценности. При чём тут литература или социальность, когда есть соитие на экране, в тексте, на холсте – крупным планом. Соитие самоценно само по себе и не нуждается ни в каких оправданиях, ни литературных, ни иных, чтобы манифестировать своё величие. Более того, желание назвать всё своими именами и показать всё отчётливо и крупным планом, что типично для порнографии, является не чем иным, как стремлением к истине.

Определив порнографию как изображение соития, я сразу отметаю всех тех «протестантов», которые рады отождествить её с разными формами жестокости в сексуальном общении, ибо что же может быть нормальнее и нежнее, чем обоюдно радостное совокупление.

Однако, несомненно, останутся люди, которые будут яростно восставать против порнографии даже в моём определении, они будут выступать против права на изображение соития.

Вот она, логика этих людей. Она начинается с аксиомы: всё, что приносит вред людям, должно быть запрещено. Из этого постулата делается обратный вывод: если что-то запрещают, то лишь потому, что это вредно. Порнография, вред которой никому не удаётся доказать, поначалу запрещается лишь по своеволию власть имущих. Народ же делает вывод, что если порнография запрещается властью, то, значит, она вредна. Основываясь на этой ложной посылке, вредность порнографии воспринимается сама собой разумеющейся, и возникает вторая и более сильная волна подавления порнографии, теперь уже со стороны всегда невежественного народа.

Люди, которые выступают против порнографии, считают, что соитие – грязно и отвратительно. Можно легко представить половую жизнь такого человека, если вообще у него есть какая-либо половая жизнь. Каждое совокупление он будет проделывать с омерзением, за невольным исключением мгновения оргазма. После него он будет испытывать отвращение, стыд, отчаянье. Если же это женщина, то она не испытывает оргазма при соитии и потому отвратилась от него.

Но чаще всего такие люди вообще не имеют доступа к соитию, в силу различных обстоятельств.

С другой стороны, всё, что делается с наслаждением, становится прекрасным эстетически. Наслаждение – это воплощение богини Красоты. Люди, наслаждающиеся совокуплением, радостно воспринимают его изображение и считают его прекрасным.

Вместе с тем многие люди испытывают наслаждение при соитии, но порицают его изображение. Такое может происходить в двух случаях: если человек наслаждается соитием, а на людях поносит его изображение, значит, этот человек – лжец, и мягче слово придумать нельзя. Если же человек не испытывает наслаждение от соития или просто не может соитие заполучить, то его неудовлетворённость оборачивается возмущением от изображения того, что указывает на его фиаско. Тогда возмущение становится лишь свидетельством сексуальных неудач. Следовательно, тот, кто негодует на изображение соития, является либо лжецом, либо неудачником.

Люди обзавелись привычкой не признавать своих проблем и винить в них не себя, а других. Вот собирается группа неудовлетворённых и начинает громко клеймить позором. Замечательно то, что возмущение от собственной неудовлетворённости превращается в негодование против удовлетворённости других. Ущербные хотят, чтобы все были ущербными, как и они, тогда им легче будет переносить собственную неудовлетворённость. Им ненавистна мысль о том, что кто-то получает наслаждение там, где им в этом отказано.

А те, что довольны, молча совокупляются, и их не слышно, поскольку им не до разговоров.

Но из-за шума, поднятого неудовлетворёнными, создаётся впечатление, что только они и существуют на свете, что только их образ чувствования доминирует в обществе. Так общественное мнение начинает формироваться под влиянием неудовлетворённых.

Молчаливые и довольные поднимают свой голос только тогда, когда они чувствуют, что у них отнимают их удовольствия.

Общественное мнение организовано таким образом, что люди находятся под впечатлением, будто в движении против порнографии участвуют самые нормальные, здоровые люди, которые хотят предохранить всех и вся от болезней и гибели. Но если взять каждого борца в отдельности и рассмотреть тщательно скрываемую им личную жизнь, то окажется, что, несмотря на то, что он, быть может, считается примерным семьянином (а именно они составляют значительную часть борцов), его сексуальная жизнь либо вообще отсутствует, либо обезображена сексуальным безразличием, процветающим в браке. Именно в браке возникает беспрецедентное равнодушие между мужчиной и женщиной и как результат этого – угрызения совести за тягу к иным партнёрам. Вот и получается, что борцы против порнографии находятся вне или на задворках половой жизни, но именно они вызываются регулировать её нормы.

Порнография является самой яркой манифестацией общечеловеческой мечты: доступности и разнообразия красивых партнёров, бесконечной потенции для мужчин и бесчисленных оргазмов у женщин. Кроме того, в порнографии исполняется мечта об отсутствии стыда, чувства вины, а также об отсутствии венерических заболеваний. Но без мечты перестаёт существовать реальность. И борьба с мечтой является в конечном итоге борьбой с реальностью.

Так что на поверку получается, что борцы против порнографии – это прежде всего люди, несчастные в своей сексуальной жизни и пытающиеся исправить свою сексуальную жизнь с помощью её полнейшего отрицания, причем не только для себя, но и для других, потому что, только когда она недоступна другим, отрицание собственной сексуальной жизни становится полным. Несчастные люди насаждают своё несчастье среди счастливых под предлогом спасения их от греха, совершить который так мечтается, но так не получается у самих спасителей. Несчастные стремятся сделать своё несчастье нормой и таким способом стать нормальными.

То, что принято считать нормальным по утверждениям морали, а именно, честность, верность, благожелательность, терпимость друг к другу, – всё это настолько редко, что уж никак нормой не счесть. Требования морали – ненормальны, потому-то их так тяжело людям выполнять. Быть моральным – это всё равно что быть без рук и без ног и, конечно же, без половых органов и утверждать, что это и есть естественное состояние человека. Мы считаем, что состояние здоровья – нормальное состояние, а болезнь – состояние ненормальное. Но всё абсолютно наоборот. Состояние здоровья – это сохранение человечьих параметров в жёстких пределах, а состояние нездоровья – это любой выход за эти пределы, и нахождение вне этих пределов количественно и качественно многообразнее, чем заточение в камере должного. Посему болезнь – это естественное состояние, тогда как здоровье – противоестественно.

Одним из многочисленных добрых дел, творимых порнографией, является обучение технике секса, которое без неё шло бы удручающе медленно. Но и здесь требуется голова. Можно ли обвинять порнографию, если ею неверно воспользовались? Можно ли обвинять молоток, если ты ударил им по пальцу вместо гвоздя?

Некая микроцефальная исследовательша опрашивала женщин: предлагали ли им мужчины то или иное сексуальное развлечение после того, как посмотрели порнографический фильм. И действительно, один парень заставил свою подружку взять хуй в рот, что ей чрезвычайно не понравилось. А другой развернул её задом и растревожил ей анус, мечтая об увиденном на экране. Все эти женщины клеймили порнографию за то, что она надоумила их партнёров на эти неприятные им непристойности. Из сего исследовательша делает глубокомысленный вывод, что порнография дурно влияет на людей. Однако такой вывод показывает лишь тупоумие исследовательши и невежество объектов её исследования. Недоразумение произошло оттого, что мужчины не знали, как осуществить оральный и анальный секс с наслаждением для своей партнёрши. Любовники опрошенных женщин просто не умели возбудить свою партнёршу, не знали, как подготовить её к тому, чтобы она тоже получила удовольствие. Мужчины, возбуждённые увиденным на экране, постарались эгоистически воспроизвести то, что в принципе должно быть чуждо эгоизма.

Если из такого исследования сделать вывод, что порнография учит дурному, то тогда можно негодовать от дурного влияния жизни богачей, показываемой на экране телевизора. Человек, увидевший роскошь на экране, может решить ограбить банк, чтобы жить так же роскошно. Разве из этого следует, что надо запретить показывать богатую жизнь на экране и что жить богато – аморально? Нет, надо подготавливать зрителя, что для того чтобы стать богатым, необходимо поднять задницу и шевелить мозгами. Посему на экране появляются не только передачи, показывающие богатство, но и передачи, рассказывающие, как этого богатства достичь. То же самое и в порнографии – в ней существуют изображения, не только констатирующие получаемое наслаждение, но и такие, которые показывают, как наслаждение вызвать.

Бесспорно, что дурной вкус и бездарность процветают в порнографии в такой же степени, как и в любом другом жанре литературы и искусства. Однако порнография – это поистине чистое искусство, которое не грязнит себя социальными, нравственными, политическими проблемами. Она оперирует только с высшим наслаждением и сторонится вмешательства реальности в страну мечты.

Порнография, как и трагедия, рождает катарсис. Были произведены эксперименты, где заключённым в тюрьме насильникам показывали фильмы с добровольным совокуплением. В результате было установлено, что это отвлекает их от мыслей о насилии и направляет в русло любовного соития, то есть их злоба на общество исчезает!

Другие исследования показывают, что многие женщины используют порнографию для упрощения достижения оргазма.

Не оттого ли иные женщины выступают против порнографии, потому что она их возбуждает против воли (в чём есть элемент изнасилования), то есть они чувствуют, что ими манипулируют, что кокетство и сопротивление здесь им не помогают?

Изображение соития может вести к пагубным последствиям только тогда, когда им дразнят.

Если привести в кинотеатр голодных людей и показать им фильм о приготовлении деликатесов, то начнётся бунт. На этом основании можно смело ввести цензуру на показ кулинарных фильмов в обществе голодных вместо того, чтобы их накормить.

Так что если порнография толкает самых голодных людей на преступление, то дело не в порнографии, а в голоде, которым общество их морит.

Все опасения о вредности порнографии, которая якобы провоцирует на изнасилования, исчезнут, если не держать человека впроголодь. Но общество именно в этом и заинтересовано. В лагерях, как описывает Солженицын, повиновения удавалось достичь только с помощью жестокого голода, держа людей на грани смерти. Если же стражники, поддаваясь жалости, давали зэкам больше еды, то люди прекращали повиноваться.

С другой стороны, защитным действием зэков был запрет на разговоры о еде, которые лишь подтачивали последние силы и толкали людей на отчаянные поступки.

Подобное происходит и в обществе с помощью запрещения порнографии: вместо того чтобы накормить людей соитием, их держат впроголодь, давая в лучшем случае пайку брака, но зато обществу удаётся манипулировать людьми. Порнография же может толкнуть отчаявшихся людей на бунт изнасилования.