Перунова роса. Реконструкция истории России

– Князь, – обратился к нему Свенельд, – эти четверо хазарские купцы, а вот тот – моравский проповедник. Просят сохранить им жизнь, боятся, что полоняне их ночью убьют. Как поступишь?

– Кто из вас просит сохранить жизнь?

– Мы все просим, – отвечал за остальных тот, кто передал Свенельду серебряный перстень с выгравированной змеей.

– Кто вы такие?

Он же повторил, подтверждая слова Свенельда:

– Хазарские купцы и моравский проповедник.

– Вы, получается, крали моих людей, а проповедник благословлял?

– Не так: мы купили полон у кочевников, а проповедник сопровождал моравов, осужденных королем в рабство.

– Выкрали людей, чтобы продать ромеям в рабство. Эти люди не рабством, своей властью должны жить. Разве можно купить себе жизнь у тех, кого будто скот гнали в рабство?! Из-за вас прямо здесь полег десяток моих воинов и все ополчение. В сече на косе есть погибшие и изувеченные – сколько, аще не знаю, но не менее того что здесь легли. – Князь даже развернулся, показывая рукой на убитых. – Разве можно убийцам купить себе жизнь у меня или воеводы, матерей, жен и детей, что остались без кормильцев?! Разве могу устраивать с вами торг на виду убитых?! – Игорь еще раз показал на трупы, которые лежали вокруг, добавил: – Наказание всем одно: иссечение мечами.

Перекупщики не успели ничего сказать в ответ, в разговор встрял моравский проповедник, заметно помятый моравами, однако не утративший чувства своего превосходства над всеми неверующими:

– Ты не князь, ты варвар. Живешь во тьме и не видишь того, что к божиему свету надо идти через усилия, испытания и страдания.

– Будешь моравским проповедником? – поинтересовался Игорь. – Нахвальшиной от тебя прет. Стольких людей обрекли на рабство и смерть; столько жизней положили на засеке и косе; столько изувеченных и раненых, – князь покачал головой, – для тебя все одно: благодать и свет?

– Я ирландец, служу вере, несу светлый крест моравскому народу. Все, кто крестился, обратился к его свету, – живы и здоровы. Те, кто его свет отверг, осужден божиим наместником – моравским королем к рабству, к которому и следуют. Не я – моравский король по божьему внушению осудил их на рабство за гордыню перед ним и Господом. Он не справляется со стадом своих грешников, помогаем отправлять грешников в рабство с хазарской оказией. А ты, нечестивец, заступился за них, примучил тех, кто сопровождал ослушников и грешников в рабство по божиему суду, взял под стражу меня, спешащего исполнить волю короля.

– Ан как заговорил перед смертью! Господа вспомнил! Лицемерие твое – будто твой Господь рабство благословил. – Князь удивился и рассердился наглости ирландского проповедника, которого мог одним ударом меча раскроить пополам, но терпеливо выслушал потому, как впервые в жизни встретил живьем проповедника ромейской веры и слышал его речь. – Ничего небесного за твоей душой нет, вместе с моравским королем в искушение впал, людьми торгуете как товаром ради своей выгоды.

Ирландца княжеские упреки не смутили, выслушав, продолжил в прежнем тоне:

– Когда наш патриарх вторично освятит Киев, подвергнет всех варваров вечной анафеме. Вы есть последняя грешная земля в мире, на нее и всех вас, поганых, будет обращен самый суровый праведный божий гнев, который сойдет с небес, о чем сказано апостолам, перед тем как воскреснуть. Я же послан в Моравию божьим наместником и божьим помазанником. Еси хотя бы один волос спадет с моей головы, вселенские владыки не отступятся от тебя, зверя рода человеческого. Они знают мой путь и спросят, за что навел бесовскую смерть на преданного раба божьего.

– Правителей приплетаешь к злодейству! Прими твои слова за правду – твой патриарх такой же вор, как и ты?

– Божия кара ждет за такие слова!

– Что требуешь, мерзкая тварь?

– Сгинуть с наших глаз, не мешать божьему промыслу продолжить праведный путь! – в гневе воскликнул проповедник.

– По загубленным жизням? Какому богу служишь, человечье отродье? – Игорь обратился к Свенельду: – Остричь бы его и выпороть здесь же плетьми жильными. Сильно досадил своими словами, да отложу на завтра – обрей наголо раба божьего и выпори на площади его голый задь при всем народе.

Услышав эти слова князя, ирландец присмирел, произнес глухо с оглядкой на хазарских купцов, много раз уже одергивавших его за одежду:

– Господь все видит. Ответишь перед ним за свои слова. Он оставит на земле только тех, кто крестился.

– Хазары не крестились, одним с тобой делом заняты. И кочевники, что полон сопровождали, о крещении не слышали, у тебя в сторожах как ангелы.

– Придет их время, – сердито отозвался и пообещал миссионер.

– Устроили смуту в Моравии, чтобы рабами разживаться. Прикрываете полоны моравским королем, будто осудил моравов за почитание славянской веры как веры бесовской. До тебя и твоего патриарха моравы жили сами собой, не зная рабства и чужой власти. Жили так, что прочие народы почитали их страну великой. В ком добра нет, в том и правды нет.

Перекупщик, что Свенельду кольцо передал, не вытерпел, встрял в разговор:

– Не слушай его, князь. Он пойман вместе с королем на одном с нами промысле. Об одном прошу – сообщить старейшине киевской общины о нашем задержании и нашей просьбе, чтобы заступился за нас, помог загладить наш вред, какой предъявишь.

Свенельд напрягся, боясь, что хазарин сошлется на переданное ему кольцо. Однако тот умолчал, а воевода отвлек князя, поинтересовавшись у ирландца:

– Перед тобой варяг. Ирландцы крестили варягов – воинов, чья жизнь коротка, им хочется еще пожить праведной жизнью на том свете. Крещеные варяги никогда не призывали отправлять некрещеных в рабство к ромеям. Да и сами ирландцы не воюют меж собой из-за веры. Как жили, так и живут. По какому писанию наказываешь рабством некрещеных моравов?

– На то воля моравского короля, божьего помазанника, судить и рядить своих подданных.

– Иисус же, как проповедовали ирландцы, которых слышал, ибо говорили на нашем языке, варяжском, пришел к людям спасать от грехов их. Ты же гонишь моравов к ромеям как скот, лишаешь божьего спасения. Супротив бога идешь? Может, как тяжкого грешника, самого впору запрячь в повозку вместо вола?

– Так решил моравский король, помазанник божий. – Проповедник стоял на своем, но уже без прежней надменности. – Он считает, что его воля едина с волей бога. Не простил Господь моравов, убедился, как неисправимы грешники, не хотят спасаться, от того и в рабство определил в тяжкое наказание.

– Может, твоя забота о ромеях, чья нужда в рабах больше чем в боге?

Миссионер перекрестился:

– Искушаешь раба божьего погаными речами, святотатствуешь – прочь от меня, сатана, у тебя норов поганьский, хотя и крещеный! – Проповедник вел себя как свирепая собака, периодически выбегающая из конуры.

– Оставим его, – предложил Игорь, отзывая Свенельда в сторону.

Отошли и князь объявил воеводе:

– Казню принародно как воров.

– Тебе решати, как с ними поступить. Ирландцы крестили варягов, мне с ними в рати стоять… когда не знаешь, какая примета всплывет, чтобы объяснять удачу или неудачу, чью-то смерть принять, еси такое случится. Со своими, может, и объяснюсь. Однако подумай: отрубишь им головы – кто о том будет знать, когда даже село безымянное? – Сгинули, никакой вести, никаких следов, все их злодейство перед тобой уйдет вместе с ними в лесную яму, где отрастет большое дерево. Их закопаем, каган с императором вместо сгинувших других пошлют. На такой доходный промысел желающих среди хазар и ромеев много. Пока ромеи и хазары живут рабством, спрос на полоны не иссякнет. В Киев отправишь, положишь на плаху там – прослывешь палачом, варваром, разбойником. С тобой знаться не будут. Кагана с императором казнь не коснется, против тебя же к согласию придут.

– Что же, мне за них самому смерть принять или отпустить подобру, слабость или трусость свою выказать?

– Не зачинай княжение с казни людей кагана и императора – заранее выкажешь себя их врагом. Не себя, их замарай. Они воровали людей, нарушали пределы твоей земли, ее обычаи. Будто вражда между ними, а невольничий промысел не трогают. Потребуй, как предлагают козаре, выкуп, какой – сам реши.

Князь сменил тему:

– Отправь их на подворье старейшины, туда же наемников и всех раненых. Сам займусь полоном. Переправлю на постоялый двор, обоз до утра оставлю здесь со сторожами.

На том и остановились.

Свенельд на ладьях перевез перекупщиков, раненых и пленных на противоположный берег и разместил на подворье Калины. Часть раненых развезли по избам местных лекарей – так посоветовал Калина. Остальных разместили в его кутине. Приглядывала за ними внучка.

Вслед за ним князь переправил полон на постоялый двор, возложив заботу о нем сотнику Волку. Около обоза оставил дозоры, чтобы упредить степняков, ежели вернутся за ним. Разожгли костры, для сторожей варили репу. Ту же кашу заварили на подворье и на постоялом дворе. Не занятые в сторожах и дозорах дружинники расположилась у речного перевоза, взяв под охрану хозяйство Сотского и старейшины.

3

Ранним утром Свенельд со своими воинами перевез с косы обоз, за ним – погибших в сече дружинников, полонян и селян. Для убитых и умерших от ран кочевников в лесу на противоположном берегу нашли яму, сложили и закидали землей.

Вернувшись в село, воевода направился к старейшине села, у которого ночевал князь.