– Завтра можно. А что мы на той стороне делать будем?
– На вершину сопки заберемся, посмотрим оттуда на Свет Божий. Тебе приходилось бывать на таких вершинах?
Мишка рассеянно огляделся по сторонам.
– Нет, никогда не был. А что оттуда увидишь? Другие сопки?
Алексей улыбнулся.
– Не будем спорить, завтра увидишь.
Утром поднялись рано, в темноте. От реки поднимался густой туман. Пока пили чай, небо от востока посветлело, и на фоне пылающего утренними красками небосвода высветился древнейший конус Качинской сопки.
– Давай, Михаил, поплыли. Только бы погода не подвела.
На другом берегу их встречала ватага ребятишек. Узнав, в чем дело, старшие вызвались помочь – повели на гору с северной стороны. Тропинка заросла травой, было видно, что этим летом на сопку никто не поднимался. Примерно на середине пути стали встречаться кусты черемухи, ольшаник. Тропинка петляла между кривых, местами поваленных деревьев. Но вдруг лес закончился, и с огромной высоты стал полностью виден извилистый Илим, устремленный к горизонту. Домики отсюда казались игрушечными, а снующие в своих заботах люди, похожими на муравьев. Вершина сопки была охвачена сильным ветром, который пробрал до костей.
Отсюда, с небольшой площадки, мир виделся по-иному. Несколько тропинок сбегали с вершины вниз. Кто по ним ходил? Куда они вели? Мечталось, что в волшебную страну, населенную только счастливыми людьми. Алексей стоял на вершине, раскинув руки, будто намеревался в любовном порыве к бытию обнять всю русскую землю, у которой нет конца-края, а есть только дугообразный горизонт, до которого ни дойти, ни доехать, ни долететь, разве что на волшебном ковре-самолете. И ему, Алексею Чирикову, Бог предопределил совершить это путешествие во имя и этих неизвестных людей, и всего великого русского Отечества. С высокой тысячелетней Качинской сопки ответственность данного судьбой задания, или его предестинация, открылась моряку с пронзительной ясностью.
– Пора вниз, Алексей Ильич, больно холодно здесь. Пора. – клянчил Михаил. Он не понимал, зачем они пришли сюда, и что происходит в данный момент. Да и Алексей не мог объяснить новоиспеченному другу потаенный смысл этого загадочного путешествия…
– Подожди, Михаил. Я посмотрю, где можно замеры сделать, уж больно место замечательное.
– А чего тут замерять-то, Алексей Ильич?
– Здесь – нечего, а вот на той площадке географические координаты определить можно без помех.
– А зачем их определять, Алексей Ильич?
– Ну как зачем? Разве не интересно знать, где на земле находится Качинская сопка? Ты когда-нибудь географические карты видел?
Мишка промолчал, посмотрев вниз на петляющий Илим, на желтые поля вдоль его берегов. И без этих самых координат тут все понятно – это его родина, самое лучшее место в мире. Он присел на поваленное дерево и постарался больше не докучать Алексею. Ребятишки уже убежали вниз. И солнце стало спускаться. Наконец, и Алексей дал команду на спуск.
Но как они ни торопились, темнота оказалась проворней. Обратный путь ночь окутала черным покрывалом, но пламя костра на углу зимовья указывало верное направление. Звезды на небе, словно от скуки, складывались в узоры, перемигивались и, рассыпаясь на множество ярких созвездий – как в детской игрушке «Волшебный фонарь», составляли новый узор. Эту игрушку Алексею подарила мама, когда ему исполнилось пять лет. Но он недолго играл с ней – природная любознательность взяла верх, и мальчик разобрал ее, чтобы посмотреть, что же находится внутри.
Ветер поднимал волны, грести было трудно.
Рядом с лодкой хлестанула хвостом волну крупная рыба. Алексей встал во весь рост, пытаясь рассмотреть это сибирское чудище.
– Алексей Ильич, присядь… – Мишка не успел договорить, сильный удар по днищу лодки заставил ее остановиться на полном ходу. Нижние две доски лопнули, и вода мгновенно стала заполнять суденышко.
«На топляк налетели», – подумал Мишка, вцепившись в борт, а Алексей не удержался, потерял равновесие и в один миг оказался за бортом. Мишка почувствовал еще один удар о днище, но второй был слабее предыдущего.
– Господи, еще этого не хватало!
Мишка откинул весло, вгляделся в темную воду, подождал. Но голова друга на поверхности не показалась. Сбросив ичиги и телогрейку, он нырнул. Холод сковал сразу. Видимо, глубина была здесь изрядной, поэтому в черной воде он ничего не мог разглядеть. Вынырнул, чтобы глотнуть воздуха, и опять ушел под воду, на ощупь пытаясь найти Алексея. С пятой попытки ему повезло, он наткнулся на ногу, от нее быстро перебрался к голове и, накрутив волосы Алексея на кулак, мощно вырвался наверх. Он плыл, лежа на боку, глотая ледяную илимскую воду… К берегу, почуяв неладное, уже бежали люди… Но Мишка не слышал и не видел их, у него была одна задача – вытащить друга на берег, спасти своего лейтенанта… Одежда плотно прилипла к телу, студеная вода, обжигала словно кипятком. Наконец, он почувствовал под ногами дно, твердо встал на ноги, прижал к себе Алексея, удерживая его голову над водой. Здесь уже была нужна и помощь…
У костра Алексей стал приходить в себя. С него сняли мокрую одежду, денщик Николай с трогательными по-матерински причитаниями растер его сухим полотенцем, напоил горячим чаем, укутал в старый полушубок и бережно, на руках, перенес в зимовье. Мишка, разбитый и огорченный, сидел у костра. Когда ему поднесли невесть откуда взявшийся ковшик самогона, он не отказался.
– Ну, чего сидишь, раздевайся. Ты же не барин, – упрекнул его подошедший солдат.
– Мочи нет, Иван, все силы в воде оставил.
– Да вижу, давай помогу.
Михаила раздели, растерли, укутали.
Алексей не понял, сколько он был без сознания. Тепло от раскаленных камней густо разливалось по избушке. В голове шумело, тяжело давило грудь, трудно было шевелить руками. Красно-синяя шишка украшала лоб, и притронуться к ней было невозможно.
В маленькое оконце зимовья заботливо и любопытно заглядывала луна. Раскрашивала своим таинственным светом стены, потолок, сказочные причудливые световые тени, казалось, должны были развлечь больного, отвлечь от боли. Но такая забота не помогла. Тело Алексея оставалось неподвижным. Голова раскалывалась от боли. Собрав все силы, он только и смог прошептать:
– Где я?
Но денщик Николай, сидевший рядом, услышал только тихий стон.
– Слава тебе, Господи, – Николай запалил лучину, и свет от нее на время разогнал обманные лунные тени. Алексей с трудом оторвал голову от подушки, увидел черный квадрат окна, печь, нары, проем двери. В глазах помутнело, и на потолке снова закружились зловещие узоры.
Денщик, как мог, успокаивал Алексея, часто-часто крестился и благодарил Бога за спасение хозяина.
Молодой лейтенант перестал стонать, сон одолел его, навалился, пригреб к себе и повел к солнцу, которое уже мирно светило в окошко, разгоняя ночные кошмары. Утро явилось в неизбывной своей надежности и надежде.
От двери тянуло холодком. Сердце больного стучало. По-прежнему болела голова. Искусанные губы кровоточили. Собравшись с духом, Алексей усилием воли отогнал от себя страх, поднялся с нар и с трудом вышел на улицу.
Коварный Илим, как будто ничего не случилось, бесстрастно нес свои воды в неведомую даль. Изморозь покрыла землю мелкой, как будто звездной, пылью. Прибрежная тайга, похожая на плотную вибрирующую стену, казалось, дышала неровно, как простуженный человек. И только редкие березки меж тяжелых сосен и лиственниц мерцали вкраплениями радости.
Свежий утренний воздух окончательно избавил потрясенную душу Алексея от ночного кошмара, уверенность вернулась в его тело. Он присел на бревно, ветер скрипуче раскачивал вершину старого кедра. В высоте две белки как птички перелетали с ветки на ветку.
– Господи, хорошо-то как, – прошептал молодой офицер.
Попутчики были рядом. От них Алексей узнал, что с ним произошло. Не будь Михаил таким расторопным, и не помоги ему удача, вряд ли любовался он сегодняшним утром.
Трогая свою шишку, Алексей предположил, что ударился о днище лодки и потерял сознание. Он сидел у костра, слушал рассказы очевидцев, неодобрительно покачивая головой. Снова и снова пытался вспомнить случившееся, и возможный исход этого путешествия наполнял его душу горечью и разочарованием. «А в Петербурге будут рассказывать, как лейтенант российского флота Чириков чуть не утонул в мало кому известной таежной речке, переплыть которую не составляло труда ни матросу, ни морскому офицеру», – предполагал он.
На следующее утро все путешественники собрались у костра. Настроение улучшилось. Не вспоминая о происшествии, шутили, делали предположения о погоде. Денщик Николай был твердо уверен, что дальше Илимска в этом году они точно никуда не пойдут.
Михаил вспоминал свой дом, родителей, сестер и свою невесту. Свадьбу договорились сыграть на Рождество.
– Миша, ты один мужчина в семье? – вдруг неожиданно спросил Алексей.
– Да, Бог больше не дал. Зато сестер – семеро душ, что тут поделаешь.
Николай с солдатами отправился готовить обед. Алексей веткой расшевелил затухающий костер, подбросил в него несколько сучьев, и, не глядя на Михаила, продолжил.
– Я ведь тоже в семье один мужчина, правда, и сестра тоже одна.
– Вам-то, ваше благородие, можно было иметь детей столько, сколько душа пожелает, а у нас каждый рот жевать хочет.
– Это не так, Миша. Я из семьи мелкопоместных дворян, да и к тому же обедневших. Знали мы и бедность, и всяческие обиды, и притеснения.