– Здорово, Саша.
– Здравствуй, папа. У меня радость, я получил степень доктора наук.
– Сынок, я рад не меньше твоего. Поздравляю! Приезжай, надо отпраздновать это событие.
– Приеду на выходные. Ты не забыл, что у нас годовщина? Семнадцать лет, как мы переехали в Германию.
– Это ты мне напоминаешь? Мы тебя ждем. У Володи все нормально, он работает. Правда, неполный день, но лиха беда начало.
– Имей ввиду, я приеду не один.
– С кем же? – притворно удивился Николай.
– С девушкой, я говорил вам о ней.
– Ну что же, заодно и с невестой познакомимся…
Николай закрыл телефон. И вздохнул полной грудью. Его воспоминания, охватившие всю прошлую жизнь, на этом предстоящем событии подошли к концу. Впереди ждала новая жизнь со своими радостями и надеждами. Все будет хорошо, лишь бы в сердце не иссякла любовь.
Солнце направилось на ночлег за далекий холм, взгромоздившийся на линию горизонта. День поклонился вечеру. Высоко в небе планировал ястреб, похожий на ровный католический крестик. Медленно, внимательно оглядывал он свои владения. Глядя на него, Николай повторил слова Франца: «свободная птица». Интересно, поймет ли этот немец разницу между понятиями «свобода» и «воля»? Ну да, по-немецки свобода – «Freiheit». Воля в значении сила, мужество – «Wille», немцы чаще всего употребляют это слово с определением «железная». Говоря о свободе, немец наверняка вспомнит «осознанную необходимость», и будет, разумеется, прав. А русский скажет: «век воли не видать», и тоже будет понят своими соотечественниками, потому что воля – это что-то огромное, без конца и края, ощущение ее дается человеку от рождением, и сворачивается, как свиток, со смертью… Кому, как не русскому человеку, рождающемуся с восхитительным сознанием огромности просторов своей Родины, не знать, что воля – это не только хотение, сила, потакание своим слабостям, возможность приобрести весь мир, но кровная связь с родной землей, ощущение опасности повредить своей душе. Столько у тебя этой воли, сколько в сердце любви.
Такими философскими размышлениями Николай закончил этот долгий весенний день на немецкой земле, удивительно красивой, гостеприимной и чужой… Он понимал, что никто его не неволил, никто не заставлял поселиться в неродном краю. Он сам: и свободен, и волен. Да, понимал… Но почему вдруг брызнули из глаз его слезы, а из груди вырвалась эта забытая, старинная русская песня.
Уж ты поле мое, поле чисто-ое.
Ты, раздолье мое, ты широко-ое!
Почему?
Что нам стоит дом построить
Повесть
Научились в новом веке строить красивые, удобные дома для любого человека, для всех жителей России, а не только, как было встарь, для царей и вельмож. Каждый, кто хочет жить в Северной столице, может выбрать дом по своему вкусу: по высоте, месту расположения, даже по цвету. Когда подъезжаешь на «Сапсане» к Санкт-Петербургу, восхищаешься, видя за окном скоростного поезда новые жилые кварталы современной концепции, удивляешься выдумке архитекторов и умению строителей эту выдумку воплотить. Одни дома упираются своими башнями-вершинами в облака, другие простирают полукруглые пандусы, как объятия, навстречу новоселам, третьи – красуются диковинной лепниной или балкончиками-колокольчиками. И внутри – удобно, целесообразная планировка, продумано все, чтобы человек чувствовал себя любимым, защищенным в быту, родным холодному и строгому Санкт-Петербургу. Но каких неимоверных душевных и физических усилий вся эта красота и удобства стоят строителям, знают только строители.
* * *
Затянувшееся заседание работников строительного треста окончилось. Участники, шумно двигая стульями, поднялись с мест и пошли на выход. Генеральный директор Алексей Федорович Карнаухов попросил своего заместителя задержаться.
– А вас, Николай, я попрошу остаться, – цитируя известный фильм, улыбнувшись, сказал Карнаухов своему заму, и добавил: – на пару минут, Николай.
– Да хоть на час, Федорович.
– Ты, кажется, и не устал вовсе? По тебе не скажешь, что столько часов на заседании провел.
– Не скажи, – устал. Я ведь старше тебя, мне давно восьмой десяток пошел.
– Знаю, и мне год назад семьдесят стукнуло. Правда, не больно стукнуло, даже не почувствовал, все молодым себе кажусь.
Вздохнув, собеседники проникновенным молчанием подтвердили факт беспощадности времени. Через несколько секунд Алексей Федорович, невысокий коренастый мужчина, встал из-за своего стола. Он медленно обошел длинный стол участников недавнего совещания, подошел к панорамному окну, резко распахнул створку, окунул разгоряченное лицо в поток хлынувшего холодного воздуха, который как метла вымел из помещения духоту и сложный запах, оставшийся от недавнего скопления людей.
– Но я не о возрасте оставил тебя поговорить, Николай. Ты же видишь, что заканчиваем последний многоквартирный дом, а дальше – нет ни земли под новую стройку, ни подряда. Контору что ли закрывать?
– Не переживай и не торопись, Алексей, – Николай мудро подбодрил начальника. – Домик не маленький, двести тридцать квартир, год как минимум надо, чтобы достроить. Будет чем заняться.
– Нет, Коля, это в детстве год тянулся долго – долго, а сейчас не успели с Новым годом поздравить друг друга, а уж надо календари на другой год заказывать.
– Какие календари, Федорович? О чем ты?
– Да это я к слову. Календарь – метафора нарастающей с каждым годом скорости времени, – вздохнув, пояснил бывалый строитель.
Опять разговор прервался, приятели задумались каждый о своем.
– Знаешь, Коля, вчера в газете «Недвижимость» увидел объявление, что в центре города, на Колесной улице, продаются два дома под реконструкцию, и продажей занимается Фонд имущества.
– Где эта Колесная?
– За Московским вокзалом сразу.
– А деньги, поди, немереные за это нужно отдать?
– Удивительно, но для такого места разумная цена.
– А чего хочет любимый город?
– Вроде, и желания у города не запредельные. Требуют сохранить уличный фасад, предусмотреть подземный паркинг и, вполне естественно, соблюсти все социальные нормы проживания.
– Сейчас-то дома жилые?
– Дома уже много лет как расселены.
– Наверное, они относятся к объектам культурного наследия?
– Да, в этом районе, Коля, все относится к культурному наследию.
– Тогда не понимаю, что они собрались продавать под реконструкцию?
– Я тебе говорю, два дома по улице Колесной.
– Наверное, две развалюхи. Продать можно всё, только реконструировать никто не позволит.
– Что за глупости, ведь продает город.
– Фонд имущества – это не город.
– Почему?
– Знал бы я почему, ответил бы. Его цель продать, а реконструировать – это твоя нерешаемая задача: много таких в математике, например, гипотеза Римана или известная гипотеза Пуанкаре, решенная приблизительно. Но даже если ты и решишь свою строительную задачу, за это решение тебе 1 млн. долларов, как Перельману, все равно никто не заплатит.
– Ты уж совсем меня запугал, да и о нашей власти плохо думаешь.