Илимская Атлантида. Собрание сочинений

Николай почувствовал, как гулко забилось сердце. Казалось, что удары его были слышны в каждом уголке этого огромного кабинета.

– Что молчишь?

– Что тут скажешь, – с усилием выговорил Николай. – Без слов все ясно.

– Обматерил бы хоть, что ли.

– Кого?

– Меня.

– Тебя-то за что?

– За жизнь нашу долбанную, когда здорового, умного, сорокалетнего профессионала выбрасывают на пенсию…

– Кому дела передать?

– Своему заместителю.

– Разрешите идти?

– Иди.

Николай словно во сне шел по коридорам огромного здания, машинально с кем-то здоровался за руку, кому-то козырял. Скольких друзей и знакомых провожал он в запас! Порой это было радостным событием, порой грустным. Однако эти события не касались его лично, поэтому не затрагивали его сердца. Ему казалось, что с его послужным списком, с его опытом и знаниями он будет незаменим до смерти. Но больнее всего мучил вопрос – за что? По всем армейским законам уходить на пенсию ему было еще рано. По крайней мере, можно было послужить еще лет пять-семь.

Хотя, конечно, он догадывался, за что его списали. За излишнюю принципиальность. Официальная формулировка гласила: «за выслугой лет», а в действительности… Он не разрешил совершить внеплановый вылет группе коммерсантов и старших офицеров – в Крым на пикничок. На военном-то самолете! Впрочем, в те годы все было возможным, «левые» рейсы случались довольно часто. В таких случаях Николай требовал письменное разрешение от вышестоящих командиров и только тогда организовывал вылет. В тот раз не было никакого разрешения, только личная просьба какой-то военной «шишки», правда, весьма настоятельная. Николай категорически запретил вылет, без всяких колебаний.

Подавленный новостью он поспешно вышел из здания, прошел по дорожке подальше от парадного входа, сел на скамейку. «Вот и конец военной службе, вот и конец», – пульсировало в мозгу. Два года назад он перестал летать, а теперь, выходит, что совсем армии не нужен.

Мальчишкой Николай с завистью и восхищением смотрел вслед каждому пролетающему самолету. Аэродром, где базировалась летная часть, находился рядом с его деревней. Стартовый звук «Мига» он отличал от звуков других машин. Ему нравилось следить за тем, как гул турбин, оторвавшись от самолета при взлете, пытался догнать машину в полете. Так и летели они: самолет отдельно, а звук турбин следом, поэтому по звуку местоположение самолета выследить было невозможно. И как же хотелось ему, деревенскому пацану, подняться в небо, с огромной высоты взглянуть на землю и парить над ней, как эта железная птица.

В армию брали осенью. Повестка из военкомата пришла Николаю на работу. Закончив строительный техникума, он жил в вагончике, у которого и адреса-то не было. В техникум он поступил потому, что в селе не было школы-десятилетки, да и родители настаивали.

– Коля, получи специальность, пригодится ведь, – твердила мать. – Поступишь в институт или нет, еще неизвестно, а здесь всегда на кусок хлеба заработаешь.

Уже пройдя медкомиссию, услышал от военкома:

– Где хотите служить?

– В авиации.

– Хорошо, – кивнул майор, и Николая отправили отдавать долг Родине на подводный флот. Повезло, что не на атомный ракетоносец, а на старенькую дизельную лодку. Осень и зиму Николай прокантовался под водой, а весной подготовил документы для поступления в летное училище. Пришел в штаб дивизиона за направлением.

– В летное не дадим, в военно-морское, пожалуйста, – ответили ему.

– Но я хочу в авиацию!

– А мы не хотим отпускать вас в летное. Не можем. Нет разнарядки. Подумайте, может, наши желания совпадут?

Желания не совпали, и Николай затаил глубокую обиду на военных чиновников-самодуров. Помог командир подлодки, который очень хорошо относился к Николаю.

– Обойдемся без штаба, – заверил он. – Видали мы таких умников, – и подписал направление.

Летом пришел вызов в летное училище.

Мечта детских лет осуществилась. Николай хорошо запомнил свой первый самостоятельный полет, особенно тот миг, когда самостоятельно оторвал умную машину от земли. Когда она податливо и вдохновенно стала удаляться от привычной для человека земной тверди, легко покорилась и твердь небесная: большие дома и деревья вдруг стали маленькими, игрушечными, горизонт отодвинулся на десятки километров и превратился в дугу. И вот он уже в облаках, все выше, выше, выше…

Незабываемый восторг. Тогда Николай и почувствовал себя по-настоящему свободным, и впервые задумался о сути этого понятия. Его самолет поднимался до восемнадцати километров, в нижний слой стратосферы, в озоносферу, определяющую предел перегрузок. Однажды, проходя верхние грозовые облака, он видел две световые колонны, взметнувшиеся вверх на десятки километров. Молнии с треском устремились в космос, где небо всегда черное, и от сотворения Мира не гаснут звезды. А он взлетал так высоко для того, чтобы не погасло Солнце, чтобы не погрузилась во тьму войны его Родина. И для этого под крыльями его самолет нес то, что могло ее защитить. Он радовался, что пока одного вида вооружения хватало для того, чтобы остудить горячие головы «ястребов». Ему не хотелось привести в действие свой огненный довод.

С небом Николай расстался неожиданно, после банального случая. Все беды приходят неожиданно. В тот день он собирал вишню в саду. Стоя на крепкой нижней ветке, он потянулся к вершине дерева за самыми крупными ягодами. Но ветка не выдержала его стремления и обломилась. Упал Николай неудачно. Врачи сделали несколько операций, но восстановить подвижность ноги не сумели. Так небо осталось без любимого летчика – полковника российской армии. И они стали встречаться во сне…

Но надо было кормить семью. Слава Богу, друзья не бросили. Устроили в центр управления полетами. Здесь его летный опыт очень пригодился. За время дежурств у Николая ни разу не было чрезвычайных происшествий. Однако в жизни страны такие происшествия стали привычным делом.

Одно слово – «лихие девяностые». Рушилась великая страна, которую ненавидели ее руководители. Предавали и продавали армию – наследницу Великой Победы. Славные боевые офицеры, прошедшие Афганистан, как мальчишки робко скользили по паркетам кремлевских кабинетов в надежде что-то еще спасти, достучаться до оцепеневших от сияния долларов крупных военных начальников. Но ничего не помогало. Отовсюду выводили российские войска, это сопровождалось огромными потерями техники и вооружений. Оружие продавали, честь предавали.

Мучительно наблюдал за жуткой картиной развала и Николай. Надеялся, что бессовестный грабеж вот-вот прекратится, что скоро грабители насытятся и успокоятся. И все будет по-прежнему. Мечтал, что найдется такой руководитель страны, который заслонит Россию своей грудью, пристрожит грабителей, поможет честным людям. Такой человек, действительно, у Бога на крайний случай был. Он появится после того, как русский народ, не научившийся на прежних своих ошибках, вновь окажется у роковой черты, когда отступать уже будет некуда. А пока героический полковник сам должен был заботиться о своей судьбе.

* * *

Он сидел на скамейке до темноты, мучительно обдумывая предстоящую трудовую и семейную жизнь. Хотя мир не замечал его страдания. Все было как обычно – взлетали самолеты, кто-то просил посадку, кто-то докладывал о том, как идет полет. Всё как всегда, только для него служба уже закончилась. Что он скажет дома? Как воспримет его слова жена Лиза?

3

С Лизой они познакомились случайно, у друзей. Все произошло как в песне: «Любовь нечаянно нагрянет…». Хотя, может, эта встреча была предопределена, ведь они так подходили друг другу. Действительно, «две половинки» одного целого. Для него девушка Лиза была самой красивой, самой умной, самой доброй. Николай ей тоже понравился, так что они скоро решили пожениться. Через два месяца. Хорошо звучит – летчик и учительница! Летчик оказался смелым, служил в самых дальних частях. Учительница – мудрой и верной. Она не роптала на жизнь в захолустных гарнизонах. Пока он летал, она в маленьких поселковых школах рассказывая своим ученикам о любви Онегина и Татьяны…

А потом появились два сына-погодки, Вова и Саша. В общем, все, слава Богу, как у людей. Они были счастливой семьей, ради которой Николай преодолевал любые трудности.

И вот сейчас он должен сказать свое любимой горькие слова. Как она отнесется к тому, что закончена служба, что ее муж, еще не старый человек, отправлен в отставку?

Лиза родилась и выросла на Алтае, в немецкой семье. Район, где она жила с отцом, матерью и двумя старшими братьями, по этническому составу был немецким процентов на шестьдесят. Там были и поголовно немецкие села, где иностранкой казалась русская учительница русского языка. В семидесятые и восьмидесятые годы началась массовая эмиграция советских немцев в Германию. Власти не препятствовали выезду, за два десятилетия на историческую родину отбыли сотни тысяч немцев: из Казахстана, Алтая, Поволжья. Это были не худшие люди, уезжали самые толковые, хозяйственные, образованные и непьющие, уезжали люди самых разных профессий. Чем они руководствовались? Вряд ли только желанием воссоединиться со своими, чаще всего незнакомыми, сородичами. Скорее всего, это были материальные соображения. Большинство из них привлекала распропагандированная возможность сытой, обеспеченной жизни, в которой все предсказуемо, спокойно, безопасно. Русские ребята или девушки старались жениться на немках или немцах и уезжали вместе с ними. Никто их не осуждал, «рыба ищет, где глубже…» Таких немцев называли в шутку «средством передвижения», и это была чистая правда. Конечно, случались браки и по любви.

Уехала в Германию и Лизина сестра с мужем. Но Лиза категорически отказалась покинуть Россию. «Я нужна здесь, а не в Германии…» – повторяла она. После встречи с Николаем этот вопрос вообще не поднимался.

* * *

Он выпрямился, от наклонки затекла спина, от воспоминаний покраснели от слез души – глаза. Николай откинул сетку с лица, подошел к столику, выпил два глотка кофе. Лиза…

Вот и сейчас, когда большая часть жизни позади, он еще счастлив своей любовью. Рядом всегда Лиза. Порой ему казалось, что они слились воедино до такой степени, что стали одним человеком. И ничто не сможет их разделить. Это и есть любовь?!

Да, для Николая это не отвлеченное чувство с красивым названием, а бескорыстная и радостная забота, определенный образ жизни со своими ценностями, мировосприятием, избирательностью внимания и даже дыханием и интонациями. Все годы они с Лизой прожили в непрерывном состоянии влюбленности, в радости, не осознавая, что это и есть счастье.

Говорят, беда не ходит одна. Почему одна не приходит? Такая общительная, наверное? Но ворота открывай, впускай двух, трех ее подружек. А какая из бед страшнее, разбираться некогда.

Страшно остаться в сорок с небольшим лет без любимой работы – удар, который не каждый служивый человек может перенести. Но страшнее беда с Володей, старшим сыном. Они с женой давно замечали за ним что-то необычное. Сын жаловался на усталость, его постоянно мучили сильные головные боли, всегда что-то тревожило, одолевали какие-то страхи, он был в постоянной депрессии, ощущал безнадежность, малоценность своей жизни, терял интерес к учебе, даже перестал играть в свой любимый футбол. Обычно спокойный и добрый, он вдруг проявлял агрессию, на любые замечания отвечал резко, доходило до истерик и даже судорог.

Лизины скитания по поликлиникам закончились страшным диагнозом – шизофрения. Сына увезли в больницу, название которой обычно произносят шепотом. Попросту говоря – в психушку.

Порядок, вернее, бардак в обычных российских больницах известен всем. Но в психиатрических – его ни с чем не сравнить. У Володи от недолгого пребывания в больнице появились тяжелые побочные эффекты: головокружение, обмороки, рвота.