– А чего в деревне пусто, где люди-то? – нетерпеливо задал мучивший его вопрос Александр.
– Так ушли все, – безразлично ответил дед.
– Куда ушли-то?
– Черт ее знает, куда? Далеко, сказывали, собираются.
– А вы почему остались? – глядя с восхищением на смелых зимовщиков, поинтересовался Бугров.
– Некуда нам идти, да и за деревней пригляд нужен.
Александр заметил, как разгорается в старике сила голоса, формируется в голове ясная мысль.
– Как же вы одни-то? Боязно, поди? Да и в чем ваш пригляд состоит? – продолжая удивляться и восхищаться, Александр засыпал вопросами своих новых знакомых.
– Кого боятся, кому мы нужны? Соседи из Симахиной приглядывают за нами, смотрят, живы ли, керосинчику, муки и рыбешки подбрасывают. А мы за деревней смотрим. Если от нее глаз человек отведет, она сразу осядет, загрустит, как потерявшийся ребенок, заплачет и упадет на землю. А с нами ей веселее. Да что разговоры разговаривать, давай, молодец, чайку попьем.
Александр радостно кивнул головой, надеясь, что за чаем дед расскажет историю исхода людей из деревни.
– Пелагея, – крикнул дед, глядя в сторону кухни, – ставь чайник на стол.
Бабулька, сидевшая рядом, кокетливо ткнула деда острым локотком.
– Илья, чего кричишь, я же у тебя под боком устроилась.
– Прости меня, не заметил. И к чаю красную рыбку не забудь, милая.
– Хорошо, хорошо, все, что просишь, принесу, дедушка, – мелодично, по-девичьи произнесла старушка.
– А рыбка красная откуда? – продолжал удивляться Александр.
– Ангарская стерлядочка, вкусная. Это нам Юрка Макаров гостинцы с попутчиками присылает. Сам раза два был, но сейчас домой в Кеуль укатил.
– Макарова я знаю, – обрадовался Александр той мысли, что вот так неожиданно пустота наполнилась людьми, связанными между собой любовью и заботой.
– Юрку все знают и на Илиме, и на Ангаре, он мужик стоящий, – разговорился дед Илья, но бабка Пелагея со своими женскими заботами вклинилась в разговор:
– Илья, с молоком чай-то будем пить, али как?
– А чего ты меня спрашиваешь, гостя спроси.
Александр понял, что требуется его согласие, развел руки, как будто собрался обнять старичков, и пояснил:
– Да я любой чай люблю, какой вы употребляете, такой и мне сгодится.
Через пять минут на столе появился видавший виды большой медный чайник, из носика которого струился витиеватый пар.
«Как тот дым, что вьется над трубой, – подумал Александр. – Все-то в этом мире связано, подобно, потому, наверное, и прочно».
Посередине стола расположилась тарелка с бруснично-красными ломтиками деликатесной рыбы. Даже в избяном полумраке они искрились, как снег на улице. Аромат, исходивший от рыбы, тоже напоминал запах лесных ягод. А на самом деле это был аромат таежной реки, настоянный на травах, пропитанной духом прибрежных пшеничных полей. Все закольцовывалось в этом чудном мире, все связывалось накрепко, на века.
– Ну, чем богаты, тем и рады, – смущенно пригласил дед Илья к чаепитию.
И все-таки Александру не терпелось расспросить стариков об ушедших людях, но он робел, понимая, кто в этом доме хозяин.
Дед Илья и начал:
– А ты куда, мил-человек, путь держишь?
– До деревни Ката нужно добраться.
– Да, путь не близкий. Бывали времена, когда и мы на Ангару проскакивали, но если вода на порогах позволяла. Я тогда помоложе был, у меня в Кате приятель живет, Савелий Карнаухов. Увидишь, привет от меня передай.
– Конечно, дед Илья, обязательно передам, я там бываю. Но, однако, скажите мне, куда все-таки деревенские девались, и почему вы остались?
– Мы-то? Я же сказал – деревню сторожим. – И тихо проникновенно добавил: – А еще Михаила ждем, сына нашего.
– А где он?
– Знали бы где, сами за ним пошли. В фронтовой повестке написано, что «без вести пропал» на войне. Повестка пришла, но не верю я, не такой у нас Мишка. Ждем. Трое сыновей у нас было. Двое погибли под Сталинградом, а Мишка позднее ушел.
– Столько лет, дед Илья, после войны прошло! Не напрасно ли ждете? – горько вздохнул Бугров.
– Нам торопиться некуда. Пока живы, ждем и ждать будем. Зачем нам уезжать, а вдруг он вернется, а нас нет. С сыном на родной земле нужно встретиться, а не на чужбине.
Старик устало прикрыл глаза покрасневшими веками, из-под которых показалась слеза.
– Кто же в деревне еще остался?
– Никто. Мы одни. Все ушли с Ванькой.
– А куда ушли-то?
– В Якутию, на Лену. Там пустая деревня стоит, – дед подробно, как на уроке в школе, спокойно разъяснял гостю недавнюю историю гибели этого старинного поселения.
– А чего здесь-то не остались, до затопления еще далеко? – показал рациональность своего начальственного мировоззрения этим вопросом Бугров.
– А леший его знает. Решились после приезда начальства из района. Наши-то просили перевезти дома на Николаеву заимку, не разрешили. На Большую Елань хотели, тоже отказом ответили. Сказали, что будут всех расселять поодиночке. Стариков в городе поселят с ванной и горячей водой, молодежь по колхозам и совхозам распределят. Как же можно так, рвать на куски деревню, тут почитай все родственники? Не понимаю, почему на такой богатой сибирской земле места поближе не найдется, куда дома можно перевезти? Обязательно надо за тридевять земель угнать, да еще и разделить. У каждой семьи хозяйство, огород и скотина. Что ж так не по-людски, пойдите навстречу людям, если так вам приспичило потоп устроить.
Дед Илья, опять сомкнув веки, обиженно замолчал. Александр задумался. Бабка Пелагея пододвинула ближе к гостю скромную трапезу.
– Илья, не заговаривай гостя, а то у него совсем остыл чай, – сделала выговор деду супруга.
– Пей, пей, мил-человек. Я не заговариваю, он спросил, я ответил, – корявой трясущейся рукой дед указал на медный, еще не остывший чайник с чаем.
Александр молчал, чувство негодования на свое участие в этой человеческой трагедии разрасталось в сердце. Сначала он хотел поспорить с дедом, объяснить все производственной необходимостью, светлым будущим, произнести заученные фразы, обелить начальство. Но вдруг понял, что дед Илья прав. Что виноваты бессердечные люди, районные власти, для которых свои намеченные на бумаге планы дороже людских судеб.
– Не страшно вам здесь одним, дед Илья?