Рыжая ведьма и Мальчик-шаман

– Держи. – Тепо протянул ему вывалянную в тальке губку.

– Спасибо. – Науали наскоро обтер губкой руки, вернул ее приятелю и шагнул к столбу. Обхватил его повыше, подтянулся. От волнения немного вспотели ладони и стали соскальзывать, как будто он смазал их маслом, а не натер тальком. Почему? Столб ведь не мог быть настолько скользким. Науали так сильно, как только смог еще раз обхватил столб, подтянулся, помогая ногами, поставил руки повыше, до скрежета сжав зубы, подтянулся еще раз, опять выбросил руки. Каждый новый сантиметр требовал почти нечеловеческих усилий. Все сильнее сводило плечи и живот, руки ехали по гладкому дереву, тело, как будто, стало в два раза тяжелее и предательски тянуло вниз. Он задыхался, но сдаться не мог. Не имел права. Если сдастся, – больше не сможет себя уважать. Когда до верхушки оставалось всего полметра, судорога в предплечьях заставила его разжать руки. Науали скатился вниз, как капля стеарина скатывается по свечке. Больно шлепнулся задом о черную брусчатку мостовой:

«Почему?.. Подземный владыка раздери? Почему?!»

Разве после смерти уцелеет дружба?
В мире ценно только то, что есть сейчас —

звенело в ушах гимном в честь его поражения. Зрители громко хохотали, свистели, показывали пальцем. Науали готов был поклясться, что слышит звонкий смех Читли, которая во время его злополучного выступления затерялась где-то в толпе.

– Тепочтли Ээкатль! – выкрикнул человек в котелке. – Твоя очередь!

– Не судьба, – усмехнулся Тепо, проходя мимо Науали. Раздавленный своей позорной неудачей, он так и сидел возле столба. Прислушивался к тому, как постепенно уходит ноющая боль в плечах и животе и хватал ртом воздух. – Ну ничего, повезет в другой раз.

Науали не ответил. Он видел, как Тепо карабкается по столбу, но отстраненно, точно на экране кинематографа. Он не любил кинематограф. Это мельтешение серых теней по белому полотну напоминало те проклятые сны. Правда, сегодня героем фильмы был он сам. Неглавным героем. Главный, в дурацких тряпках эпохи старых богов в это время вскарабкался на вершину столба и схватил фигурку, а тапер в темном зале все играл танго Тлапицаля о дружбе, где в каждой ноте звенело: «Ты неудачник! Ты просто мелкий тупой неудачник! Только неудачник мог так оплошать! Девчонки любят победителей, а ты – неудачник! Неудачник!..»

Наконец Науали заставил себя подняться на ноги. Подхватил ботинки, пиджак. Цветок атаауа выпал из петлицы. Ну и пусть. Низко опустив голову, он побрел от столба прочь. Черные камни мостовой, отполированные временем до почти обсидианового блеска. Кусок маисовой лепешки. Окурок сигары в луже. Губка. Та самая губка, которую подал ему Тепо, перед тем как он… Губка тоже лежала в неглубокой лужице. Вокруг нее вспухло несколько небольших радужных пузырей. Это еще что такое? Науали протянул руку, поднял ее. Губка была скользкой. «Тальк» вспенивался на ней густой белой шапкой с радужным отливом: – «Мыло?.. Что ж, поздравляю, Нау, тебя провели, как младенца!»

Он отшвырнул губку, резко распрямился и, глядя в толпу, заорал:

– Тепо-о!

Но Тепочтли, конечно же, нигде не было.

– Тепо! Никогда тебе не прощу, слышишь?! – Науали кинулся вперед, расталкивая людей локтями, выбрался из толпы и побежал.

Глава шестая. В пещере

Он знал, где искать эту парочку. Готов был спорить на что угодно: они там, на их любимом месте – на пустыре у входа в храм Пернатого Змея в виде зубастой пасти с отвалившейся верхней челюстью. Так и оказалось. Перед круглым храмом, составленным из каменных ступеней-колец, в пасти Змея они устроили себе небольшой пикник. У ног Читли, сидевшей на расстеленной накидке, привалившись к зубу Змея, стояла корзинка с тамале и фруктами. Тепо в обычной рубашке, штанах и гетрах примостился рядом и насвистывал на флейте что-то очень знакомое. Опять «Дружбу»? Или показалось? – проклятое танго теперь мерещилось везде и всюду. Иксочитли смотрела на Тепо с улыбкой. Науали как иголкой кольнуло: на него девушка еще ни разу так не смотрела. От этого стало совсем кисло.

– Нау? – выдохнула Иксочитли. Звук флейты, всхлипнув, резко умолк.

– Легок на помине! – хмыкнул Тепо.

– Читли, ты знаешь, что этот сын койота все подстроил? – проговорил Науали как можно спокойнее. – Он нарочно обвалял губку в каком-то мыльном порошке, чтобы я…

Тепо расхохотался жутким ненатуральным смехом:

– Вот именно! Кофемолка моей бабули делает не только кофе очень тонкого помола, но и мыло, если нужно. А наш малыш Науалито настолько тупой, что даже не заметил, чем вымазал себе лапки: я-то всего лишь хотел его чуточку разыграть – по-дружески!

– Не смей называть меня Науалито, предатель! – прохрипел Науали и кинулся на Тепо с кулаками. От неожиданности соперник пропустил первый удар. Науали рассек ему нижнюю губу: по подбородку пробежала тонкая багровая струйка. Второй удар Тепо блокировал. Тогда Науали навалился на него всем телом, и они покатились по пыльным крошащимся камням храмовой площадки.

– Хватит! Прекрати сейчас же! – вскрикнула Иксочитли. Науали ослабил хватку, медленно перевел взгляд на девушку. – Ты дурак, Нау. Да, я знаю про мыло. Мы эту шутку вместе с Тепо придумали и… если бы ты знал, как ты мне надоел! Неужели ты до сих пор не понял своими индюшачьими мозгами, что ты третий лишний? Уходи.

– Читли…

– Уходи, – отрезала она.

Науали развернулся и, пошатываясь, как пьяный побрел прочь. Он шел, не видя дороги. Горе было огромным как волна, которая слизывает прибрежные хижины будто груду щепок. Точно так же оно подхватило его и понесло. Куда? А не все ли равно. Теперь все было бесполезно. Ничто не имело смысла. Оставалось только лечь и умереть.

«Кстати, неплохая мысль», – машинально отметил Науали. Он уже ушел далеко за городские ворота. Долго брел через зеленовато-голубые поля агав, раскинувших во все стороны свои острые колючие листья. Впереди начиналась поросшая кустами и травой горная гряда. Ее крупные замшелые валуны выглядели так, словно какой-нибудь исполинский бог играл ими в камешки: одни сгреб в аккуратные груды, другие разбросал по окрестным холмам. Краешком сознания, который еще не захлестнула волна, Науали догадался, что место ему знакомо. Он бывал здесь, только не наяву, а во сне: если свернуть за тот валун, похожий на череп собаки и пойти налево, там должна быть пещера. Глубокая, полная запутанных тоннелей, которые спускаются до самого Подземного царства. Там его никто не найдет. Лучше места и не придумаешь.

Пещера отыскалась без труда. Науали даже не удивился этому: – не было сил. Зашел под темные своды, улегся на сырой замшелый известняк пола, прикрыл глаза. Он решил: если не пытаться уйти от чудовищ из сна, покориться им, они мгновенно его прикончат.

Уснуть долго не удавалось. Он лежал, стараясь не шевелиться. Вслушивался в монотонный легкий стук капель где-то вдалеке. Ворочал в голове как камни свои тяжелые мысли. Ему вспомнился сон из раннего детства. Науали думал, что давным-давно его забыл и теперь даже удивился, припомнив все до мельчайших подробностей. В том сне он видел маму в тюрьме за глухой стеной из серого камня. Широкие деревянные ворота темницы были открыты. Маленький Науали стоял перед ними. Заметив его из внутреннего двора тюрьмы, мама улыбнулась и побежала навстречу. И он тоже, спотыкаясь, заковылял к ней. Когда между ними оставалось всего несколько шагов, створки с грохотом захлопнулись. Секунда – и перед Науали были только ряды толстых, потемневших от времени бревен. И в них ни единой щели, никакой надежды увидеть маму.

Малыш смотрел на ворота, обмирая от ужаса и горя, пока они не задрожали, не расплылись, превратившись в густой желтый туман. Науали подошел к колышущейся стене, но не удержался, бухнулся на колени. Потом он долго полз на четвереньках наугад сквозь эту желтую зыбкую взвесь. Звал маму, но предательский туман был настолько плотным, что гасил любые звуки. Мама его не слышала. Он все полз и полз, пока не проснулся. А проснувшись, понял, что мамы нет. Она пропала.

Почему? Почему она ушла? Почему бросила его? На этот вопрос ему никто так никогда и не ответил. В тот день Науали было, пожалуй, тяжелее, чем сейчас. Он долго плакал, звал маму, отца, они его не слышали. Прошел час или два. Он сильно проголодался, но никто так и не подошел к его кроватке, огороженной высокой деревянной балюстрадой. Он сидел, тер кулачками заплаканные глаза и вдруг увидел: из беленой стены напротив него вылез большой извивающийся змей в пышном воротнике из зеленых перьев кецаля.

– Я тебя съем! – сказал Пернатый Змей, широко разевая зубастую пасть.

– Не! – не согласился Науали и спросил: – Ма! де ма?! – На его младенческом языке это означало: «Где мама?»

– Я ее уже съел, – сообщил Змей и отрывисто засмеялся: – Ха-ха-ха!

– Не! Не! – пискнул малыш и крепко зажмурил глаза. А когда открыл опять, Змея уже не было. Он лежал совсем, как сейчас, глядя в пустой белый потолок, пока не пришел отец…

Провалявшись на полу пещеры часа два, Науали наконец-то задремал. Ему снился обычный сон, правда, очень яркий. Он видел Иксочитли, которая вместе с Тепо собиралась в путешествие. Они купили билеты, сели в поезд. Паровоз сперва пыхтел по равнине, потом карабкался по какому-то горному серпантину и вот выбрался на ветхий мост, перекинутый над бездной: тот самый, из его снов. Поезд не добрался и до середины моста, когда вдруг хрустнуло несколько балок, беспорядочное нагромождение которых держало эту конструкцию над пропастью. Мост прогнулся, сломался посередине. Его полотно полетело вниз, увлекая за собой вагоны как синие бусины, нанизанные на нитку. Этот сон преследовал Науали с младенчества. Только раньше в вагоне всегда была мама, а теперь…

– Читли! – вырвалось у него. – Читли, не-ет!!! – Но тут он вспомнил, что спит, а Иксочитли жива-здорова, целуется в пасти у Змея с Тепо. Мысль об этом выбросила его из течения сна. Он стоял на целом и невредимом мосту, держась за его деревянные перила. Сверху палило ярко-рыжее неподвижное солнце. Далеко внизу вертикальные склоны пропасти терялись в вязком голубоватом тумане. Все было преувеличенно ярким, как на картинке, нарисованной художником-никан-тлака.

«Где они? Почему не приходят? А что, если…» – Науали подтянулся, перебросил через перекладину ногу и рухнул вниз. Падение длилось всего несколько секунд. А потом он открыл глаза в той же пещере. «Сплю или нет?» – поднял к лицу свою правую руку и смотрел на нее, пока она не потеряла форму и не расплылась в воздухе чернильной кляксой.

«Все-таки сплю. Только где они, Подземный Владыка их раздери?!»

Науали встал, прошелся по пещере. Все было точно таким же, как наяву. Только справа у входа лежал какой-то странный светлый камень: раньше его здесь не было. Подойдя ближе, Науали понял, что это губка. Та самая. Даже мыльная пена выступила по бокам.

«Ты здесь откуда?» – подумал он, поднимая губку с земли.

«Не твое дело, отпусти». – Губка разговаривала. Пожалуй, это было странновато даже для сна.

«Ты что, одна из… этих?»

«Если ты о тех, кто приходит в ваши сны погреться, то да», – вспыхнуло в голове. Это были не слова, а скорее мгновенное прозрение, когда еще не успел задать вопроса, а уже знаешь ответ.

«Почему вы прячетесь? Хотели меня убить, а теперь прячетесь…» – поинтересовался Науали.

«Ты сильный, мы не можем тебя убить, – прилетел ответ. – Мы хотели только погреться».

«А мне так не казалось», – заметил он.

«Ты боялся, – пояснила губка. – Вокруг тебя было много жирного вкусного страха, и мы приходили. Теперь ты не боишься, нам незачем приходить».

«И все? – разочарованно вздохнул юноша. – Все настолько глупо? И… скучно?»

«Если захочешь, тебе больше никогда не будет скучно»: – бодрым уверенным тоном отозвалась губка.

«Как это?»