Тю!

Прервал рассуждения телефонный звонок – брат спрашивал, как солить селедку. Матушка сходу рассказала. Минут пять говорила. Когда положила трубку, т. Мария спросила:

– Шо солить?

– Та селедку. Я ж ее солю так…

И мама в подробностях снова поведала весь процесс, только что рассказанный по телефону. Далее последовал такой диалог соседок:

– А нашо (зачем) ее солить?

– Ну как? То ж есть просто селедка, а то – соленая! Я тоже когда-то солила!

– Кохго?

– Та селедку ж!

– Так нашо ее солить, як вона и так соленая?!

– Хто?!

– Та селедка ж та!

– Ну и шо? Значит, не такая соленая. Она ж разная бывает, соленая-то. Может, она у него совсем несолена! Я колысь тоже взяла селедку, а вона совсем несолена була…

– Ну так и шо? – не сдавалась т. Мария. – Теперь обязательно надо ее солыть, чи шо?!

– Селедку ту несолену? Ну а як же?!

Тетя Мария замолчала. Через секунду ухватилась за новую мысль:

– А где он ее вообще узяв?

– Кохго?

– Та селедку ж ту! Да еще и несоленую… У нас же ее днем с огнем не найдешь!

И стали вспоминать о «сладком» прошлом, когда все было… Выпили в память о Брежневе.

– Ой, Женя, яка у тебя вкусна аджика! – закусывая, восхищается соседка. – У меня внучка, так та жрет аджику, як козел!

– А правнук як там твой? – интересуется матушка.

– Ой, такой домовитый, такой хозяйственный! 4 года, а все бьет, колотит. Молоток нельзя оставить…

Улыбаясь, я наливаю себе себе очередную чашку кофе, закуриваю сигарету.

– Ось дывы на него! – восклицает т. Мария. – Ты ж только шо кофэ выдув! И смалыть одну за другой… Ты ж так сердце соби загонышь!

– Та, то бесполезно, – машет рукой мама, – я вже ему казала-казала, а он – все одно пьет та курит. Я вже смеюсь – кажу, шо у нас наркоман местный!

Т. Мария осуждающе смотрит на меня, а потом назидательно произносит:

– Ото у нас на работе тоже був один интеллигент – всэ кофэ хлестав…

Тетя Мария многозначительно замолчала, устремив в меня прищуренный взгляд.

– Ну и шо ты думаешь?! – якобы спросила она меня.

– И шо? – заинтересовалась мама, не выдержав остановки сюжета.

– Под поезд попав! – хлопнула ладошкой об стол т. Мария. – Ось тебе и кофэ твое!!!

Тетя Галя

Это двоюродная сестра матушки. Живет в Донецке, в своем доме. Изредка мы с мамой ездили к ней в гости. Чаще сестры переписывались.

Жизнь тети Гали была большой плитой, на которой все время кипел чан суеты. Она говорила: «У меня есть муж, дочь и зять. Каждый сам по себе. А я – жена, мать и теща в одном лице. Им всем от меня одной что-то надо. Ни черта не успеваю…».

Отдушиной ее беспросветной маяты служили цветы, куры, кошка и собака, которые были всегда. Когда появился внук, он пополнил этот светлый список.

Одно дело – нудно жаловаться, что все плохо, и совсем другое – легко констатировать происходящее. Мол, вот так живем, по-другому не можем. Именно так относилась к своей судьбе и т. Галя.

Письма писала она без абзацев. Поток мыслей невероятной амплитуды шел сплошным текстом. Жалею, что не сохранял ее эпистоляриев. Остались только фрагменты, по какому-то наитию переписанные мной:

«Виктора видела. Пьяненький. Конвертов у меня много и наштампованных. А теперь надо еще марки клеить. Ты приезжай. Теперь ничего везти не надо, с пустыми руками в электричку – и все. Куры у нас старые, несутся плохо. А отсюда мы тебя посадим…»

«О ценах вообще говорить не хочется. От этих цен ум убывает…»

«Приезжали Мира и Вася. Мира потолстела, у Васи болят ноги. Собака у нас. Большая сука. Пока я смотрю телевизор (ты ж знаешь, как я его смотрю – сплю под ним), она лезет в мою постель. Тюленская, врач по нашей улице, взялась докармливать старуху. Та ей дом отписала. Да быстренько и докормила – сегодня умерла, завтра похоронили… Ты ж знаешь, какие у нас высокие потолки. Полезла я белить их на кухне. На стол поставила табуретку, на нее – маленький стульчик. И то еле доставала. И чего-то дернуло меня потянуться к какому-то пятну… Мухи, сволочи. У вас много мух? У нас много. И сверзлась я с той пирамиды. Ой, Женя, я летела так долго… Лечу и думаю – скорее бы упасть…»

«Отмечали нашу золотую свадьбу. Как там твой Гриша? Зять купил водки. Я деду сказала – возьмешь хлеба, селедку и арбуз. Он в ответ – на х… это надо? У нас этого слова никто, никогда не произносил!!! А я и не знала, что ОН существует!!! Кричали „горько“. Но дед целоваться не пожелал. Так я взяла его за уши и чмокнула, шоб он всрався. Зять тоже водку уважает. А с дедом ссорится. Чуть ли не до драки. А я как пожарник между ними…»

Один существенный факт: она была почти глухая. В детстве ее лечили от какой-то жуткой болезни и давали пить хинин, кажется… Выжила. Но лекарство дало страшное осложнение – глухоту. На всю жизнь. Поэтому никогда не работала. Только торговала цветами. С растениями у нее был самый настоящий роман. Любовь была взаимной – розы, гладиолусы и другая красота у т. Гали вырывались из стандартов роскошества и всегда быстро раскупались. Продавала их она в центре города, куда добиралась на трамвае.

Одно время у т. Гали была сиамская кошка, которая утром провожала свою кормилицу на остановку (метров 500 пути), а вечером, поражая своей загадочной чувствительностью, топала встречать именно в то время, когда хозяйка возвращалась…

Домашнее хозяйство т. Галя ведет, как письма пишет – все дела окучивает одновременно. Перемыв половину посуды, пойдет кормить живность, потом начинает копаться на грядках. Затем примется готовить еду, отчего грязной посуды только добавляется. Словом, «колотилась» с утра до ночи. Посуду домывала, зачастую, заполночь. Но при этом хронический бардак каким-то чудом выглядел …гармонией. За один борщ т. Гале можно было простить все, что угодно.

…Из-за ее глухоты все домашние вынуждены переходить на повышенные тона. Когда я впервые приехал с мамой туда в гости, то подумал, что они все время ругаются… И только матушка говорила с ней обычным голосом, и сестра все прекрасно слышала!

– Ма-ам, как это вам удается? – поражался я.

Та глухие ж читают по губам. Надо только четко

выговаривать, та и все! – легко пояснила она.

Мои попытки последовать этому ни к чему не привели. Да что там я – дядя Гриша, муж т. Гали, за долгую совместную жизнь научился артикулировать, как ведущий логопед. Однако громкость все равно включал…

Я же думаю, что причина в душевной близости сестер, на которую отзывались мембраны слышимости т. Гали, недоступные никаким другим собеседникам…