Куколка

Но Лиза, продолжая разыгрывать, видимо, понравившуюся ей роль маленькой испуганной девочки, нуждающейся в утешении и поддержке большого сильного мужчины, всё никак не могла оторваться от брата и, спрятав лицо на его широкой груди, чуть слышно лепетала:

– Мне так страшно, братуша. Так страшно… Мне кажется, я не переживу этого… Обними меня покрепче.

И, поскольку эта своеобразная полушутливая, полусерьёзная игра происходила между ними довольно часто и очень нравилась им, Толян не разрушал иллюзию, охотно подыгрывал партнёрше и, гладя своей огромной короткопалой ручищей её изящную, будто игрушечную головку, прижавшуюся к нему словно в поисках защиты и укрытия от окружающего страшного и враждебного, по её же собственным словам, мира, приговаривал ей на ушко, почти касаясь его губами:

– Надо, сестричка, надо. Другого выхода нет. Иначе нам капец… Мы за два года двенадцать душ загубили. А сейчас ко всему прочему ещё и ментов положили. За такое нас по головке не погладят, вот как я тебя сейчас… почётную грамоту не дадут. Совсем другое дадут… Такое, что и сказать противно… – и при одной мысли о возможном воздаянии за содеянное его лицо передёрнуло, как от кошмарного видения.

Лиза вдруг резко отстранилась и взглянула на него озабоченно и хмуро.

– А мать? – глуховатым голосом произнесла она. – Что с ней будем делать? С собой, что ли, потащим?

Физиономия Толяна омрачилась. Низкий, немного вогнутый лоб пересекла глубокая складка.

– Это будет проблематично, – пробурчал он.

– Вот и я о том же, – поддержала Лиза, значительно вскинув бровь. – В нашем нынешнем положении это обуза. Серьёзная обуза. Которую, боюсь, мы просто не потянем.

Толян утвердительно тряхнул головой.

– Угу… – прогудел он. – И пенсии её нам больше не видать, как своих ушей. Невелики, конечно, гроши, но всё же…

– О, читаешь мои мысли! – Лиза подняла указательный палец и прикрыла глаза ресницами, точно пытаясь скрыть свои мысли, которые выдавал её мерцавший недобрым светом взор.

Толян кивнул. Его крупные, рубленые черты искривила чёрствая, жестокая ухмылка. И, судя по всему, в этот момент участь парализованной матери страшного семейства, ставшей ненужной своим прагматичным детям, была решена.

Лиза хотела ещё что-то добавить, но в эту минуту к ним подбежал запыхавшийся, разгорячённый движением Валера, на блестевшем от пота лице которого сияла счастливая, бесшабашная улыбка.

– С Вольфом мяч погоняли! – похвалился он, шумно дыша и едва сдерживая распиравший его смех. – Вернее, нет… Мяча у нас не было. Но зато были головы мусоров… И я их так запинал, что там от кожи одни лохмотья остались. А от их голов – грязные безглазые черепушки… Вот я даже прихватил с собой одну… не помню только чью… Да и какая нахрен разница, все они одинаковые!

И он протянул вперёд руку, в которой держал покрытый пылью, грязью и запёкшейся кровью череп с висевшими кое-где обрывками кожи и чёрными, забитыми землёй глазницами, по которому действительно уже невозможно было определить, кому он принадлежал, лейтенанту или его напарнику.

Лизино лицо перекосилось от отвращения.

– Какого чёрта ты приволок это сюда! – рявкнула она на скудоумного брата. – Убери немедленно эту гадость!

Немного опешивший от такого приёма Валера, поняв, что далеко не все разделяют его пристрастие к черепам, опустил руку, вздохнул и, бросив на сестру обиженный взгляд, побрёл со своей ношей в глубь двора.

Лиза, проводив его косым, брезгливым взором, покачала головой и взглянула на Толяна, при виде всего этого не смогшего сдержать смеха.

– Ну вот, ты видел, братуша! Ну не кретин ли?

Толян лишь развёл руками и рассмеялся ещё сильнее.

– И знаешь, – продолжила она, чуть погрустнев, – мне кажется порой, что с годами он тупеет всё больше. Раньше он вроде умнее был.

Толян оборвал свой смех и тоже посмурнел.

– Ну что ж, родакам, ещё когда мы малые были, врачи сказали, что это вполне возможно. Что он будет деградировать до тех пор, пока вообще не перестанет быть человеком и не превратится в совершенное животное.

Лиза, слушая его, кивала и хмуро, исподлобья глядела на Валеру, со скучающим видом бродившего поодаль и уже не обращавшего внимания на собаку, прыгавшую вокруг него и тонким повизгиванием словно приглашавшую хозяина продолжить игру.

– Ладно, поживём – увидим, – проговорила девушка чуть погодя, отбросив назад упавшую на лоб длинную прядь. – Сейчас есть дела поважнее. Надо собираться. Пошли!

Она решительно двинулась было в сторону дома, но почти сразу же остановилась, заметив тускловатый отблеск, выбивавшийся через приоткрытую дверь сарая.

– Ой, чуть не забыла! – хлопнула она себя по лбу. – Там же этот задрот висит, который вздумал стонать в самый неподходящий момент. Надо с ним поквитаться.

И она, резко изменив направление, устремилась к сараю. Толян, хотя и без особой охоты, поплёлся за ней.

Денис был без сознания и поначалу даже не ощутил, как его бесчувственное тело, оторванное наконец от столба, к которому оно за последние два часа будто приросло, повалилось на пол и как на него обрушился град ударов и пинков, которыми щедро принялась награждать его внезапно пришедшая в бешенство Лиза.

– Гадина, мразь, уёбок!!! – вопила она, исступлённо топча простёртое у её ног податливое, даже не пытавшееся защищаться, как будто уже неживое тело. – Всё-таки дал о себе знать, да? Всё-таки обнаружил себя, урод!.. Ты что же, думал, это поможет тебе? Надеялся, что мусора спасут тебя, вызволят из узилища? Ошибся, сучёныш! Просчитался, ублюдок! Они и себя спасти не смогли, не то что тебя. Вон они, твои спасители, валяются безголовые во дворе. Как и ты скоро будешь валяться…

Она ещё некоторое время остервенело пинала его ногами и изрыгала угрозы и брань, похоже мало интересуясь тем, слышит ли он её. Пока не выбилась из сил и не вынуждена была прекратить избиение. После чего минуту-другую стояла без движения, тяжело дыша и вращая помутившимися, налитыми кровью глазами, точно не в силах прийти в себя. Затем уронила на скорчившееся на полу безжизненное, похожее на труп тело гадливый, уничтожающий взгляд и коротко велела Толяну, вернувшемуся к своей привычной роли безучастного наблюдателя:

– Свяжи этот кусок дерьма. Да покрепче.

– Да может просто прикончить его? – решился возразить Толян. – Чё возиться-то? Нам не до этого сейчас.

Лиза строго сдвинула брови к переносице.

– Не спорь со мной. Здесь решаю я. Делай что велено.

Толян равнодушно пожал плечами и, найдя подходящую для этой цели верёвку, крепко связал едва живому, тихо стонавшему Денису руки и ноги. Сильно сомневаясь при этом в целесообразности этого: пленник был так изранен и избит, что вряд ли можно было ожидать от него, что он сбежит от своих мучителей. Разве что на тот свет. Но в этом случае путы не могли бы стать для него препятствием.

Лиза же, не дожидаясь брата, медленно, слабой, шаткой походкой, как если бы она смертельно устала и еле держалась на ногах, двинулась к выходу, невнятно бормоча себе под нос:

– Для этого фраера я приготовила особую, эксклюзивную казнь… Когда будем уезжать, я перееду его на их же собственной тачке… Так, чтобы его пустая башка хрустнула под колесом! Д-даа… – протянула она, и удовлетворённая улыбка скользнула по её чуть заалевшимся губам.

IX

Какое-то время, один бог знал, сколько именно, Денис находился в полубессознательном состоянии, балансировал на тонкой грани между явью и бесчувствием. Иногда он ненадолго приходил в себя, и тогда до него доносились извне неясные, смутные звуки и шорохи, происхождения которых он, даже если бы попытался, не смог бы определить. Но он не пытался, ему было всё равно, им владело такое беспредельное равнодушие ко всему на свете, в том числе и к самому себе, к собственной судьбе, такая безмерная, сверхчеловеческая усталость, что даже в те короткие мгновения, когда он был в сознании, ему казалось, что он по-прежнему в обмороке и всё, что он слышит, это не более чем отзвуки причудливых и пугающих видений, проносившихся перед ним в тяжком, бредовом полусне. Видений, о которых он не мог бы сказать ничего определённого. Какие-то фигуры, лица, искажённые до неузнаваемости и почти нереальности; странные, диковинные существа, то ли люди, то ли нет, неуловимо скользившие где-то поодаль, будто не решаясь приблизиться к нему; заунывные, придушенные звуки, словно призывы, доносившиеся, как казалось, из бескрайней, неизмеримой дали и вроде бы вот-вот готовые заглохнуть. Но, вопреки его ожиданию, они не глохли, не замолкали, не становились тише. Наоборот, как будто усиливались, крепли, делались отчётливее и яснее.

Настолько яснее, что спустя некоторое время ему почудилось, что он разобрал своё имя. Он решил поначалу, что ему мерещится, что это в бреду и не стоит обращать на это внимания. Но зов повторился. Более твёрдый, настойчивый, явный. Даже как будто нетерпеливый. Потом ещё и ещё раз. Казалось, он доносится уже не издалека, как прежде, а где-то вблизи, совсем рядом. Буквально рукой подать…

И Денис подумал вдруг, что ему не чудится. Что это происходит на самом деле. Кто-то звал его! И это явно был не кто-то из его мучителей, – те ни разу не назвали его по имени. Потому что он был для них не человек, а кукла, созданная для их удовольствия, для того, чтобы своими муками и смертью доставить им извращённое наслаждение, повеселить и развлечь их. Нет, они не стали бы звать его по имени. Это был кто-то другой. Свой, знакомый, может быть, даже родной человек, каким-то невероятным образом проведавший о том, что с ним стряслось, в каком ужасающем положении он очутился, и, не в силах помочь ему и спасти его, посылающий ему своё последнее прости…

И вдруг волосы на голове у Дениса зашевелились. Он узнал окликавший его голос. Это был Влад! Это был зов с того света. Усопший товарищ звал его за собой. В пустоту, в небытие, в неведомый сумеречный край, откуда нет возврата. Где нет ужаса, боли, страданий, которыми так густо, сверх меры, наполнен этот мир. Где можно будет наконец успокоиться, расслабиться, забыться, погрузиться с головой в мягкие, обволакивающие волны покоя и неги. И стереть из памяти всё, что было в прежней жизни. И хорошее, и плохое. И светлое, и тёмное. И тягостное, и отрадное. Всё…

– Дени-ис… – в очередной раз раздался тихий, задыхающийся голос, показавшийся ему зовом из могилы.

Он знал, что нельзя откликаться на этот загробный оклик. Потому что тогда пути назад уже не будет… Но ему было всё равно. Он прекрасно понимал, что в любом случае ему не выбраться отсюда. Раньше ли, позже ли с ним будет кончено. Так какая разница? Может быть, даже лучше, если раньше. А то бог знает, что ещё придумают эти нелюди…

И он отозвался. Таким же слабым, срывающимся голосом, как и тот, потусторонний, звавший его из ниоткуда.

– Ну наконец-то, – проговорил в ответ голос, принадлежавший – в этом у него уже не было никаких сомнений – Владу. – Ты живой… Я уж думал, они грохнули тебя.

Денис, озадаченный и недоумевающий, преодолевая изнеможение, оторвал голову от пола и обратил взгляд в ту сторону, откуда доносился голос покойного друга. А может, и не покойного, – последняя его фраза заставила Дениса усомниться в этом. Несколько мгновений он неверным, помутнелым взором смотрел на лежавшего в трёх метрах от него приятеля, глядевшего в свою очередь на него.