Погром

Вернулся он довольно скоро и не один.

– Комиссар Азиата Алесано. – Представился новый персонаж переговоров.

Выслушав Брауна, комиссар сокрушенно покачал головой.

– Пошли, что ли. Будем разбираться.

В кабинете, с работающим кондиционером, комиссар усадил беженца перед собой и долго смотрел на него, думая о чем-то отстраненном.

– Надо сказать это довольно редкий случай в истории самоанского патриархата. – Наконец изрек комиссар Алесано. – Процедуры нет. Прецедентов нет. Запутанная ситуация. Может, поедешь домой? Мы тебе на дорогу скинемся. Послушайся. Не стряхивай бонито с крючка обратно в море. А?!

– Домой не могу. Меня, там, в асфальт закатают.

– Ладно. Давай смотреть. Ян Браун – говоришь? Ты кем будешь? – Спросил комиссар, заглядывая в компьютер.

– Журналист.

– Да, плохи твои дела. Очень плохой выбор профессии.

Комиссар стал рыться в компьютере. Было видно, что результатами поиска он остался неудовлетворен. Покачав головой, полицейский начал копать глубже. Это было ясно по тому, что он начал чаще щелкать мышкой.

– В списке запрещенных посетителей вас нет. Это уже лучше. – Сообщил предварительные результаты Азиата Алесано. – Кури, если хочешь.

Пощелкав, еще немного, почитав чего-то на экране, комиссар, наконец, принял решение.

– Странный ты человек, все-таки. Тут надо посоветоваться. Иди за мной.

За бронированной дверью, в широком коридоре, Брауну открылась череда зарешеченных дверей. Комиссар подвел его к одной из них. За дверью была небольшая комнатка. Такая – ничего себе, с аккуратно застеленной кроватью, кондиционером и телевизором.

– Располагайся. – Сказал комиссар, распахивая решетку настежь.

Браун вошел внутрь. Тюремщик прикрыл дверь и прощально взмахнул рукой.

– Запирать, не будете? – Удивился беженец.

– Зачем? – Ответно удивился Алесано. – Ты ведь не арестован. Просто мне сходить кое-куда надо. Не могу же я допустить, чтобы ты уподобился траве на обочине. Отдыхай. Только телевизор не работает. Нет, светить он светит, только не подключен ни к чему.

Оставшись в одиночестве, Ян Браун измерил ногами камеру, посмотрел, сквозь решетку на плывущие по небу облака и прилег на кровать. Отчего-то на душе было удивительно спокойно. Уснул политэмигрант незаметно для себя и проснулся только тогда, когда его камера наполнилась посетителями.

Все они были исключительно персонами женского пола, поэтому Браун спросонья изрядно струхнул. Однако разглядев, что улыбки у гостей не либерально-зловещие, а открытые и радостные, отошел до состояния душевного равновесия. Две женщины наполнившие тесное помещение были одеты, три, помоложе – полуодеты, а две самые молодые – скорее раздеты, чем полуодеты. Некоторое время вся великолепная семерка с интересом разглядывала узника, потом самая старшая, с самыми пышными формами, обнюхала его. Потом Брауна обнюхали остальные. Браун перед пересечением границы, изучал справочную литературу, по Самоа, поэтому старательно нюхал дам в ответ. Надо сказать, пахли все замечательно.

– Хорошо пахнешь. – Сказала старшая. – Как хороший человек.

– Вы – тоже… – Засмущался Браун, ковыряя пальцем казенное одеяло.

– Мы тут посмотрели. Ты благоухаешь и в «Интернете».

– Спасибо.

Предводительница присела к «Прожектору социал-либерализма», на кровать и по матерински погладила его по голове. С другой стороны к нему присела полураздетая девица и сочувственно погладила его руку.

Воспитанный в либеральной среде, в обществе победившего феминизма, Браун оказался в такой ситуации впервые, поэтому потерял сознание.

Когда он очнулся, вокруг него суетились все семеро. Одни воздевали руки к потолку, другие брызгали ему в лицо водой, третьи, причитая, распаковывали какую-то корзину.

При этом самоанки спорили. Одни утверждали, что он упал в обморок от голода, другие, что от жажды, третьи сетовали на климат. Кондиционер в камере, морозил на полную мощность.

Очнувшегося страдальца еще раз обильно сбрызнули, обтерли и начали кормить. Кормили мясом, рыбой и фруктами. Поили напитками, с незнакомыми названиями, но приятными на вкус.

– Кушай, кушай. Не волнуйся. Комиссар к премьер-министру ходил. Тот звонил Войтеховскому. Тайный советник сказал дать тебе статус беженца. С испытательным сроком.

Так, Браун услышал фамилию «Войтеховский» первый раз.

Второй раз, он услышал ее только через месяц. К этому времени, Ян Браун стал местной знаменитостью. Политических беженцев, до него, на Независимом Самоа, не было. Поэтому, беглец из ареала прогрессивного человечества, порвавший с прелестями неолиберального общества субъект, беглец из ареала прогрессивного человечества, пользовался на островах широкой популярностью. Денег с него не брали нигде. Ни в закусочной, ни в парикмахерской. Жить он продолжал в управлении полиции в отдельной камере. По месту жительства он пользовался полной свободой и даже был вовлечен в правоохранительную деятельность. Преступников Браун не ловил, но частенько подменял дежурного на его посту. Делал он это даже с удовольствием, так, как там был телевизор, а его аппарат в камере, до сих пор, не работал.

Однажды теплым вечером, валяясь на пляже, Браун был отвлечен от созерцания прекрасного заката, При этом к закату прилагались с купающимися, на фоне его, «топлес» полинезийками. Подошедший официант сообщил ему, что в ближайшем кафе его ожидают. Браун отмахнулся. С самого первого дня гостеприимные «самоа», постоянно приглашали его в свою компанию, и служить украшением стола, ему уже изрядно надоело.

– Надо идти. – Настаивал официант. – Вас, сам Войтеховский требует.

Фамилию эту, Браун где-то слышал, лицо у официанта было очень серьезное, отставать он не собирался, и Браун согласился.

За столиком, на который указали Брауну, сидел мужчина средних лет, с мушкетерскими усами и бородкой. Сидел он не просто так, а в обществе такой длинноногой красавицы европейского типа, что дух захватывало.

– Присаживайтесь. – Кивнул загадочный тип на стул.

Причем, прозвучало это не приглашающее, а скорее, как приказ. Беженец внимательно присмотрелся к типу. Выражение лица у того было благожелательное, но глаза были холодные, холодные.

Поэтому, не задавая вопросов, Браун сел, на указанный стул. Вопросы стал задавать Войтеховский. Сначала он представился:

– Позвольте представиться. Моя подруга – Иоанна. Юрген Войтеховский, тайный советник бургграфа Конрада фон Шаффурта, секретарь гильдии алхимиков.

Прозвучало это не очень понятно, но угрожающе. В другой день, Браун посмеялся бы над этой, в стиле фэнтези, шуткой. Но сегодня смеяться почем-то не хотелось.

– Ну, как вам живется на Самоа. – Спросил странный Войтеховский.

Брауну хотелось рассказать многое: о счастливой жизни, без засилья надзирающих органов, о прекрасной кухне островов, о том, что он, наконец, почувствовал себя человеком. Он был готов, даже, рассказать о том, что столько секса у него не было практически с начала полового созревания. Однако он переборол себя и ответил кратко:

– Спасибо, хорошо.

– Не скучаете. Не тянет похулиганить в «Интернете»?

Браун откинулся на спинку стула, помолчал немного и ответил:

– Тянет. Бывает, так тянет, что прямо чешется. Даже изнутри. Но сдерживаю себя.

– Вот и мы думаем: почему это «Прожектор социал-либерализма» не задает никаких вопросов. Правда, Иоанна?

Женщина ничего не ответила, только внимательно посмотрела на Брауна.