Темные силы

– Такса!

– Да ведь я вчера вам дал пять рублей! – сказал Саша Николаич.

– Ну, так что же? – переспросил Орест.

Дело в том, что вчера у него не нашлось меньше пятирублевой бумажки и он доверил ее Оресту, чтобы разменять, причем тот дал ему честное слово, что разменяет.

– Ну так где же сдача? – в тон ему спросил Саша Николаич.

– Какая?

– Да ведь вы же взяли пять рублей, чтобы разменять и дали в том честное слово?

Орест трагически поднял руку кверху и воскликнул:

– Клянусь честью Беспаловых, что я разменял!

– А потом?

– А потом истратил. И исполнил свое слово: разменял, а затем чтобы не тратить я не давал обещания!

Против такой логики возразить было нечего; Саша Николаич дал ему полтинник и Орест ушел.

Маня продолжала внимательно раскладывать пасьянс, как будто всецело отдавшись этому занятию.

Оставшись с нею наедине, Саша Николаич придвинулся ближе и сейчас же заговорил:

– Вы знаете, теперь моя участь определилась!.. Сегодня мне этот господин Сулима сообщил, что я стал собственником небольшого поместья в Голландии, что мне надо только отправиться туда для исполнения последних формальностей по вводу во владение.

Маня осталась совершенно равнодушной. Она спокойно раскладывала карты, стараясь хитрой комбинацией добыть заложенную королем двойку пик.

– Конечно, это не богатство! – продолжал Саша Николаич. – Но это все-таки достаток, хотя и очень маленький и скромный. Но больше я и не желаю!.. Я так теперь счастлив!

Маня подняла на него свой взор.

– Этим маленьким достатком? – удивленно спросила она.

– Нет, главным образом, не им, а тем, что я встретился с вами!

Саша Николаич решил сегодня объясниться с Маней, но, несмотря на твердость этого решения, испугался только что сказанной фразы. Как всем влюбленным, ему казалось дерзостью говорить так; но раз уж у него вырвались эти слова, непосредственно относящиеся к его чувству, он, словно кинувшийся в воду человек, был подхвачен течением, против которого бороться не было никаких сил.

И его речь полилась торопливо и быстро, и не совсем связно, потому что сердце забилось и голова пошла кругом.

Эти счастливые минуты первого объяснения в любви, мучительно сладкие, он переживал теперь полностью.

– Марья Власьевна! – говорил он. – С тех пор как я вас увидел, я понял, что такое жизнь и счастье. Я с детства не видел возле себя любящих людей, я не знал ни отца ни матери, и родных не было у меня, но судьба дала мне возможность встретиться с вами, и мы, я думаю, достаточно узнали друг друга.

Ему казалось, что он подбирает совсем новые, никем еще не сказанные слова. А между тем эти слова были самыми обыкновенными, которые все влюбленные говорят любимым, выражая свои чувства, уверенные, однако, что никто до них не говорил ничего подобного.

– Но, позвольте, Александр Николаевич! – довольно холодно остановила его Маня. – Насколько я понимаю, вы меня удостаиваете чести, делая мне формальное предложение?!

«Ах, зачем она так говорит: „делаете честь“ и „формальное предложение!“» – с искренней душевной болью подумал Саша Николаич.

– Я не знаю… и с ума схожу… – начал было он, тут вся моя жизнь…

Но Маня опять перебила его, сказав:

– В таком деле, Александр Николаевич, где решается жизнь, нельзя сходить с ума, а надо, напротив, постараться воспользоваться всеми своими умственными способностями.

– Вы шутите?.. Скажите, что вы шутите!.. – воскликнул Саша Николаич.

– Нисколечко! – спокойно возразила Маня. – Что же вы хотите, чтобы мы с вами поехали в ваше скромное поместье?

– Вот это вы хорошо сказали! – восторженно воскликнул Саша Николаич. – «Чтобы мы поехали вместе!».

– А дальше?

– А дальше, – заспешил Саша Николаич, – трудовая честная жизнь рука об руку навсегда с любимой женой и с любящим мужем, верным и обожающим вас, для вас… Вы любите труд и привыкли к нему…

– Нет! – воскликнула Маня, откинувшись к спинке стула и смешивая карты. – Я не привыкла к тому, что вы называете «трудом», и ненавижу его!

– Это неправда! Не клевещите на себя! – вскрикнул Саша Николаич.

А Маня прежним, спокойным тоном продолжала:

– Неужели вы не могли меня распознать до сих пор?.. Я не способна на прозябанье в бедной захолустной заграничной деревеньке; мне надо совсем другое!

– Но ведь это же не прозябание, а жизнь, полная любви… – попытался возразить Саша Николаич.

– Полноте, какая тут любовь! Если чуть ли не самой приходится стирать белье и не знаешь сегодня, будешь ли сыт завтра!.. Нет, довольно мне такой жизни! Понимаете ли, я хочу роскоши, я хочу удовольствий и имею на это право, а вы меня хотите прельстить вашей деревенькой! – горячо произнесла Маня.

– Да не деревенькой! – почти крикнул Саша Николаич. – Я вам говорю о любви… Неужели вечера, проведенные со мною, прошли для вас бесследно и в вас нет ни капли чувства?

– У меня жена лесника не согласилась бы жить в захолустье! – раздался из угла мрачный голос Виталия, о присутствии которого забыл Саша Николаич. Он вздрогнул и испытал ощущение, как будто вдруг с недосягаемой высоты, на которой ему мелькнула возможность блаженства, его грубо кинули на землю. Его обдало суровым холодом. Он вскочил и обернулся к слепому, с трудом переводя дыхание.

– Ваши глупости тут неуместны… тут решается жизнь… – прерывающимся голосом произнес он.

– Она уже решилась! – вздохнув, сказал Виталий. – Маня не такова, чтобы пойти за вас!

– Вы слышите? – проговорила Маня. – Вот и он понимает всю нелепость вашей затеи.

Саша Николаич не верил собственным ушам. Такого положительного, прямого и безжалостного отказа он не ожидал. Как? Он всю душу готов положить за Маню, а она называет это какой-то «затеей»?

– Да ведь это бессердечно… жестоко! – почти со слезами выговорил он. – Так надругаться над лучшими чистыми чувствами человека… я не ожидал от вас, Марья Власьевна!

И только что волновавшее его чувство страстной любви сменилось бешенством оскорбленного незаслуженным образом самолюбия.

Отношение к нему Мани было для него именно оскорблением.