Авиатор: назад в СССР 12

Следующий день выдался непростым. Очередные разговоры с комиссией, которая всеми возможными способами пыталась найти мою вину в аварии. К такому отношению к нашей фирме начинаешь уже привыкать.

6-го ноября Белкин собрал всех конструкторов и лётчиков на совещание, собираясь сделать важное заявление.

Прибыв к нему заранее, Федотов попросил всех подождать за дверью. Он и заместитель генерального конструктора что-то обсуждали втроём с Белкиным. Их разговор продолжался не одну минуту, так что строились гипотезы самые противоречивые.

Кто-то говорил о том, что сейчас будем полностью переделывать МиГ-29М. Была мысль, что наше КБ и вовсе закроют, но по мне, так это самый нереальный вариант развития событий.

– Комиссия сделала вывод, что действовал ты грамотно. Не героически, но грамотно, – сказал Меницкий, пока мы стояли своим ограниченным кругом в ожидании приглашения в кабинет.

– Мы должны быть им благодарны? Если бы он разбился, то стал бы героем? – поинтересовался Иван.

– Согласен на медаль. Если что, – улыбнулся я.

– Дождёшься от них. Мне рассказали, как выбивали награду вашему однокашнику по школе испытателей Морозову. Пока «суховцы» не подключились, ничего не сдвинулось, – ответил Валерий Евгеньевич.

– Так в чём причина аварии? – предположил я.

– Перетянули подшипник одной из опор двигателя. Ничего не меняется, Сергей. Как и в случае с моей аварией, так и у тебя. Одно хорошо, что выдержала система управления. Стальные перегородки не дали её полностью повредить. Вот и самолёт управлялся.

– Четырёхкратное резервирование системы управления сработало, Евгенич? – спросил Байрамов.

– Полностью.

В этот момент вышел заместитель Белкина и всех позвали в кабинет. Все расселись за большим столом. Лётный состав напротив конструкторов, чтобы проще было вступать в дискуссию. Белкин во главе за рабочим столом. Он устало присел на своё место и открыл совещание.

Началось всё с доведения причины аварии.

– При малом давлении масла, в результате возникших перегрузок на самолёте, опора двигателя перешла к прямому трению. Произошло возгорание, – выступал один из инженеров.

Как только он закончил, были заданы уточняющие вопросы мне и «двигателистам». Всё это продолжилось в течение нескольких минут и прошло весьма спокойно.

– От себя добавлю, что Сергей Сергеевич, рискуя собой, предоставил нам большой объём информации, – высказался заместитель Белкина.

– Что ж, с этим случаем всё. Как и с проектом МиГ-29М, – сказал Белкин, поднимаясь на ноги. – Дальнейшее развитие этого направления приостановлено. Нам предписано заниматься корабельной тематикой.

В кабинете все зашептались. Хоть я и был готов к такому развитию событий, но слышать такое было печально.

– Анатолий Ростиславович, модификация «М» и «К» – это одно и то же. Выходит, они закрывают нам дорогу по двум направлениям? – спросил кто-то из конструкторов.

– Нет. По кораблю работаем. Причём очень плотно. Все машины, которые возможно переделать в модификацию «К» нужно будет подготовить. Один образец оставим для Владимирска. Он будет у нас участвовать в работе по новому изделию.

Не всё так печально оказывается. Если Ваня и Сагит продвинутся по корабельной теме, то можно будет вернуться к МиГ-29М.

– Александр Васильевич, кого определите в командировку во Владимирск?

– Родина, – без колебаний ответил Федотов.

Шептания среди инженеров начались ещё громче, чем при обсуждении аварии. Я поднялся на ноги и посмотрел на Белкина. На его лице не было энтузиазма по поводу моего назначения.

– Федотову и Родину остаться. Остальные – свободны.

Глава 2

Кабинет генерального конструктора быстро опустел. Последним из него вышел Иван и подмигнул мне, закрыв за собой дверь.

Федотов подошёл к окну и открыл форточку, впустив свежий воздух. Тянуло в сон, но пройдясь по кабинету, у меня получилось взбодриться.

Я пересел поближе к столу Анатолия Ростиславович, пока он просматривал документ.

– Не продует? – спросил у меня Белкин.

– Всё нормально.

Федотов вернулся на место и сел напротив. Старший лётчик фирмы внимательно вглядывался в моё лицо. Странный взгляд у шефа!

– Васильич, мы разве не договорились на нашей личной встрече по Родину? – спросил Белкин, отложив в сторону документ.

Что-то мне не нравится начало разговора.

– Анатолий Ростиславович, в нашем с вами разговоре я высказал свою позицию. Менять, не намерен.

– Не понимаю вас, – покачал головой Белкин и отклонился назад.

Они так разговаривают, будто меня здесь нет.

– Могу узнать, в чём суть вашего разговора? – спросил я.

– Сергей, не думай, что я тебя в чём-то обвиняю. Нам необходимо знать, была ли возможность избежать пожара на борту, – ответил мне Анатолий Ростиславович.

Выходит, что официально я в аварии не виноват. Федотов с этим согласен. Но генеральный конструктор в моей невиновности сомневается.

Белкин прекрасно знает технические возможности МиГ-29. И он лично давал добро на изменение в программе пилотирования. Он знает все последствия возгорания. Как я должен был его избежать? Нет у меня способностей пророка.

– Так у нас ничего не получится, Анатолий Ростиславович, – недовольным тоном сказал Федотов.

– Васильевич, не начинай. Что нам до причины, указанной в материалах расследования? Мы самолёт потеряли, – попытался его успокоить Белкин.

– А могли бы ещё и лётчика. Я уже не говорю про разрушения на земле, – добавил Александр Васильевич.

Федотов не выглядел добродушным и интеллигентным. Он был на взводе, и всем видом показывал мне, чтобы я не лез в разговор.

– Я у тебя, Сергей, хочу спросить. Ты считаешь, что сделал всё для недопущения аварии? – повернулся ко мне генеральный конструктор.

Так и знал! Он меня обвиняет в аварии! Такими возмущёнными глазами смотрит только прокурор на обвиняемого.

– Предпосылок к отмене полёта не было. Машина работала все дни без нареканий, – ответил я.

– Тогда почему произошла авария? – не успокаивался Белкин.