Изнанка

Волохов, на которого первая встреча с Изнанкой произвела большое впечатление, вновь обратился к Роману:

– Так ты так и не рассказал….

– Чего я не рассказал?

– Почему рядом с такими вот образованиями, – он кивнул назад, – нельзя долго находится?

– Потому-что начнёшь меняться. Изнаночником, конечно, не станешь, но тоже – мало не покажется! Горб вырастет, или зоб. Тут уже твоя кристаллическая решётка не выдержит… – охотник усмехнулся. – Между прочим, заметил какая эта штука… мы их называем «скважинами» красивая?

– В общем-то да. Яркая такая, необычная.

– Так вот… – охотник перевёл взгляд на женщину, – послушайте, поскольку вас это тоже касается…. Чем подобные образования красивее, тем они опаснее. В центре Изнанки можно встретить настолько потрясающие штуки, что дух захватывает. И тянет к ним, как…. – он пощёлкал пальцами, – как умирающего от жажды к воде. Но подходить нельзя ни в коем случае!

– А эти… образования, они все на…. м-м… бирюзовые блины похожи? – спросила женщина.

– Нет, они разные.

– А почему – «скважины»?

Стикс тяжело вздохнул, а потом вдруг с неожиданной грустью, разом перестав быть похожим на крутого рейнджера и сделавшись, просто – потрёпанным, уставшим человеком, произнёс:

– А потому, что мы словно смотрим через замочную скважину, на какой-то иной, очень яркий и очень красивый мир. Только вот ключей к этим замкам люди подобрать никогда не сумеют. Да и не ждут нас там.

Михаил почесал в затылке.

– Я всё-таки не понимаю….

Роман повернулся к нему.

– Чего ты не понимаешь?

– Как жидкая… ну, или полужидкая субстанция может быть твёрже алмаза?! Это же противоречит всем законом физики!

Охотники засмеялись.

– За Локусом другая физика. И вот это, ты…. – Роман ткнул в Михаила пальцем, затем снова повернулся к женщине с ребёнком, – да и вы тоже, должны усвоить в первую очередь! Не верьте ни своим глазам, ни своим ушам, ни своему жизненному опыту! Поскольку в Изнанке он абсолютно бесполезен.

– Я в курсе, – сказала женщина и развернувшись, уставилась на север – в направлении близкой уже Твери. Волохов невольно перехватил её взгляд и был весьма удивлён, если не сказать – шокирован, увидев в этих глазах то, что меньше всего, учитывая обстоятельства, ожидал увидеть. А именно – безумную радость и безумную же надежду.

На что, спрашивается?!

«Может она просто – сумасшедшая?!» – подумал он, отводя взгляд. «Родила дефективного ребёнка, вот крыша и поехала. А теперь мечтает стать изнаночником… или, как там?… варгом, и отомстить всему миру! Особенно – мужикам! Надо при пересечении Периметра держаться от неё подольше…».

Стикс достал из кармана плаща очередную электронную штуковину со светящимся экранчиком, обвёл ею широкую дугу перед собой, внимательно вглядываясь в дисплей, кивнул.

– Идём дальше.

Они вновь принялись продираться сквозь заросли ольхи, а под ногами опять захлюпало.

– Скоро выйдем к шоссе, – сообщил проводник, спустя какое-то время. – Будем проходить мимо кирпичной будки…. На неё не смотреть! На звуки и запахи не реагировать! Уважаемая, – он повернулся к женщине, – вас это касается в первую очередь. Следите за ребёнком!

И тут, опять же, к немалому удивлению Михаила, их ненормальная спутница разозлилась.

– Уважаемый! – явно пародируя Стикса, сказала она. – Вы же не в первый раз таких, как Илья, в Изнанку водите! Должны уже были запомнить – наши дети на патосы не реагируют!

«Что ещё за патосы такие?!» – озадачился Волохов. «И почему – НАШИ дети?! И как это понимать – „не первый раз“?! Проводники, они, что, транспортировку в Тверь уродов всяких на поток поставили?!».

Как ни странно, Стикс явно смутился. Буркнул что-то, повернулся и зашагал дальше. А Михаил перехватив улыбку, мелькнувшую на лице Романа, совсем перестал что-либо понимать.

Какое-то время он шагал молча, затем вполголоса поинтересовался:

– А что значит – патосы?

– Патосы, это то, что всякие интернетчики недоделанные называют ловушками, – так же негромко ответил охотник. – Здесь – метастазы Изнанки, там, за Локусом – вполне себе обычное явление. От греческого слова «патос» – добавил он. – Согласно Аристотелю – изменение всякого предмета под влиянием внешних воздействий, не затрагивающих, однако, его сущности.

– Ничего себе – не затрагивающих!

Роман развёл руками.

– Не я это придумал.

– А почему нельзя на будку смотреть?

Охотник усмехнулся.

– Не, ну если ты любишь глюки всякие – смотри. Только в штаны не наложи. Неохота, знаешь ли, потом твою вонь нюхать!

– Настолько всё серьёзно?! – с иронией произнёс Волохов, убеждённый, что спутник просто набивает себе цену. Заставить его, сорокалетнего мужика, обделаться от страха – это ж какую страшилку придумать надо?!

– Настолько, – Роман кивнул. – У нас, к сожалению, уставов, написанных кровью нет, но к мнению людей, уже побывавших в Изнанке, я бы на твоём месте, время от времени, всё-таки прислушивался!

Впереди, между деревьев показалось шоссе, а справа – та самая кирпичная будка. Ничего экстраординарного – серые стены, пустой дверной проём, заросли бурьяна вдоль стен.

Женщина послушно опустила голову, разглядывая траву под ногами, да и Стикс с охотниками старались смотреть в другую сторону.

«Вот клоуны!» – мысленно скривился Михаил. «Ветераны, блин! Жопа в шрамах, грудь в орденах!».

И тут в чернильном мраке дверного проёма (какого-то слишком уж густого, неправильного) что-то зашевелилось. А потом оттуда, на свет божий выбрался… ребёнок. Пацан лет семи – восьми. В одних трусах, грязный и взъерошенный.

«И чего?» – Волохов улыбнулся. «И всё?!».

А спустя ещё несколько секунд он узнал себя. У него даже фотография такая была – старая, чёрно-белая. Снятая отцом на даче в Сиверской, под Питером.

Ребёнок шагнул к Михаилу и начал открывать рот. Всё шире и шире…. И ещё шире…. И ещё….

Зрелище было, конечно, отвратительным, но не страшнее любого голливудского ужасника.

«Подумаешь – спецэффекты!» – Волохов снова скривился. «Видели уже! И зомби, и сгнивших тёток, вылезающих из ванн, и даже призраков мёртвых детей!».