Эра счастья

Мысли никак не хотели уходить от волевой личности Наумова и его поступков. В село Виноградное они летели вместе, каждый со своей точки зрения обдумывая дальнейшие действия и просчитывая варианты самых разных событий в связи с новым, совершенно непонятным объектом, который делает людей счастливыми. Тогда в это слабо верилось, но необходимо было удостовериться во всем лично: Зона слишком часто показывала наяву то, чего не может быть.

В том полете их разговор вращался по двум основным орбитам: они обсуждали счастье каждого отдельного человека, то и дело сравнивая его со счастьем целого государства. Только тому, кто никогда об этом не задумывался, кажется, что всеобщее счастье – это результат суммирования счастья отдельных людей. На самом же деле оба Советника в своей неспешной беседе приходили к выводу, что это совершенно разные вещи, которые требуют и разных условий.

Массовая и персональная психология счастья были настолько непохожими, что казалось, речь идет о категорически несоотносимых между собой субстанциях. Утопичные истории писателей-фантастов о всеобщем счастье на уровне большого сообщества или даже страны не заканчивались ничем хорошим, и это было странно. Они как будто показывали каждому политику принципиальную невозможность сделать счастливыми всех своих людей. Никакое государственное устройство или политический строй ни в прошлом, ни в настоящем, ни в обозримом будущем не могли стать базой для коллективного счастья. А уж сколько философских концепций потерпело крах, пытаясь хоть как-то смоделировать всеобщее счастье, и не пересчитаешь.

Бесспорно, каждый руководитель пытается воплотить то, что кажется ему самому правильным и лучшим, но насколько это правильно и хорошо для других – большой вопрос. Поэтому всеобщее счастье всегда зависело только от того, какое количество людей разделяет предложенное в данный момент мироустройство, скольким людям это удобно и соответствует их единоличным представлениям о правильном.

– Интересоваться политическими лидерами и военачальниками я начал еще в старшей школе. К моменту обучения в вузе я весьма недурно разбирался в исторических аспектах государственных систем и роли личности в истории, – не без гордости улыбался он Наумову, коротая совместный пусть к небольшому селу, которого недавно и на карте-то не было. – Задумываться о философских основах любых социальных систем я начал чуть позже, когда начал осознавать, насколько это важно для управленца любого уровня, а уж для большого политика, которым я готовился тогда стать, и тем более.

Наумов слушал его внимательно, сидя напротив в уютном кресле. Им не так часто доводилось решать совместные задачи, и можно было сказать, что до сих пор их знакомство носило почти шапочный характер. Тот совместный полет случился совсем недавно, и сейчас воспоминания казались Зибельманну почти живыми:

– Однажды я решил провести эксперимент над своими сокурсниками, неглупыми в общем людьми – выходцами из успешных семей с далекоидущими планами. Суть его была проста. Я взял одну из концепций, которая еще совсем недавно захватывала умы политической элиты некоторых европейских стран, и заменил ее настоящее название на нечто абстрактное, чтобы не накладывать особый отпечаток на суждения людей. Я хотел, чтобы люди дали оценку исходя из содержания этой теории, а не из того, что знали из истории, да и то, полагаю, очень поверхностно. Так вот, я раздал им небольшие подшивки под названием, предположим, «Абвгдизм» и сказал, что это уникальная малоизвестная концепция. Я попросил их ознакомиться и как-то отнестись к ее сути. Хотели бы они реализовывать эту философию? Что им нравится? Что из этого наиболее интересно и применимо именно в нашей стране?

– И что это была за концепция?

– Суть вообще не в этом, а в том, как отреагировали на нее мои коллеги. Часть из них сказали, что это очень ценные размышления, которые могут разделять большие массы людей и в нашей стране, и за рубежом. Другие сказали, что могли бы реализовывать ее с небольшими поправками и назвали мне их. Поправки касались в большей степени маскировки некоторых «неудобных», на их взгляд, моментов или терминов, но не затрагивали сути самих этих моментов. Третьи сказали, что в этой теории что-то не так, но не смогли внятно объяснить, что же именно. Другими словами, при иных обстоятельствах они бы присоединились ко второй группе, то есть откорректировали нюансы и воплотили в жизнь. И только один человек… Один! Кстати, от которого я и не ожидал… Сказал, что большей чуши он в жизни не читал и соболезнует тому обществу, которое существовало в соответствии с этим текстом. Никто, слышите, Михаил Александрович, никто из них не узнал в этом «Абвгдизме» выжимку из трактата одного из известнейших премьер-министров Италии – Бенито Муссолини. Я был в шоке, что никто не был знаком с «Доктриной фашизма». В тот момент я перестал верить, что люди умеют пользоваться мозгом. Уж если те, кого я, в общем, уважал и считал образованными людьми, не понимают сути текстов, которые читают, более того, не видят отражение этих текстов в мировой истории, то что же говорить про остальных людей, которым при правильном подходе можно навязать любой строй и любую философию…

Михаил Александрович смотрел на рассказчика недоверчиво. И в самом деле: возможно ли не увидеть между строк такого произведения нацистские лагеря и печи, захватнические войны, бессмысленное насилие и миллионы разрушенных судеб? Но спокойный тон Альберта Фридриховича уже отвечал на эти немые вопросы:

– А вы почитайте, почитайте. Не верьте мне на слово. Прочитайте и самостоятельно сделайте собственные выводы. Вы, я вижу, тоже подвержены этой адской боли, которая бичом врезается в мозг и чувства каждого, кто слышит слово «фашизм». Именно поэтому я решительно настаиваю на том, чтобы мы умели отличать зерна от плевел. Мы, политики, должны понимать, откуда на самом деле начинаются концлагеря и геноцид. Мы выбираем дорогу. И, заметьте, выбираем ее не только для себя, но и для миллионов других людей – вот что важно! Нам нельзя делать ошибки. Нам нельзя верить в утопии. Нам нужно разбираться в мироустройстве на уровне бога. Иначе ты не политик, а просто шишка с большим самомнением. Вот так-то.

Наумов ничего не ответил на это. Он был твердо убежден, что, если бы ему попался этот текст, он смог бы понять, о чем идет речь. А Зибельманн продолжал:

– Почему-то многим людям кажется, что уж кто-кто, а вот лично они – просто мерило ценностей и оплот доброты. Это иллюзия. Нет на свете хороших людей и плохих. Просто у каждого свои цели. И каждый идет к ним как может. У кого-то цель проста – получить, скажем, яблоко. Он идет и отнимает это яблоко у другого. Потом кормит им свою семью. Для семьи и для себя он хорош, а для того, кто оказался слабее и сдох от голода, – он вор и убийца. Видите, мы лишь немного сместили систему координат, и одни и те же действия, одни и те же люди оценены нами радикально противоположно. Если политики не понимают, что занимаются теми же яблоками, но на глобальном уровне, – они не просто убийцы, они – глупцы. А по мне – это более суровый диагноз. Я как раз считаю, что нужно заниматься не яблоками, что бы там под ними ни подразумевалось, а строить такие ментальные системы, в которых изначально будут заложены все ценностные координаты. И уже там предоставлять другим людям возможность действовать.

Михаил молча слушал. Что-то свербило внутри него и не давало согласно кивать, несмотря на внешнюю правильность услышанного. В итоге он произнес:

– Неужели же вы верите, что люди способны «схавать» любую доктрину, если, как вы выразились, ее правильно преподнести?

– Конечно. И в истории тому масса доказательств. Собственно, зачем далеко ходить, фашизм – одно из них. Именно идея захватила многих тогда, а не страх или какие-то другие чувства. Страх появился позже, когда идея уже была у власти. Гитлер был прекрасным политтехнологом и пиарщиком. Именно он утверждал, что «при помощи умелого и длительного применения пропаганды можно представить народу даже небо адом и, наоборот, самую убогую жизнь представить как рай». В моих глазах Гитлер не политик – он первый маркетолог.

Видя недовольно-пренебрежительное выражение лица Наумова, он рассмеялся:

– Я не в восторге от той системы, которую строил этот лидер, но мне ничего не мешает изучать его опыт и пользоваться работающими инструментами в своих целях. Хотите стать мудрее – учитесь на чужих ошибках. Это не так больно, как на личных. В истории все уже было. Абсолютно все. И если туда повнимательнее взглянуть, можно обнаружить ответы на любые вопросы, которые ставит перед вами день сегодняшний.

– И что же говорит вам история по поводу инопланетных мест присутствия? А о найденном «счастье»?

– Она говорит мне не делать поспешных выводов, а хорошенько изучить ситуацию и все обдумать.

Нагромождения облаков практически не меняли своих очертаний. Их размеры заставляли чувствовать себя маленьким насекомым, которое взялось исследовать непостижимые миры. И теперь, возвращаясь к почти привычной (с учетом новых условий) политической жизни в столице, Альберт Фридрихович был рад, что план Наумова работает. Ему было неважно личное отношение к этому человеку и его принципам. Важно было только то, к каким результатам приводит разработанный план:

«Как он и предполагал, мелкие уколы и провокации заставили Велигора действовать. И случилось это практически сразу после завершения конференции, которая подвела итоги и обозначила хоть какую-то конкретику во всем происходящем с „Эс Икс“. Наумов оказался прав, выступая против вооруженных действий, чтобы отстоять объект, а точнее, уникальность этого объекта. И сейчас мне понятно, что это действительно было бы излишне и наверняка привело ко многим неоправданным жертвам, а в итоге „Эс Икс“ все равно оказался бы в руках этого странного Велигора. Этот черный фанатик завладел объектом так, как будто достал его из своего кармана, а не из охраняемого военными места. После он, без сомнения, дал ему ход, как и хотел.

Это прекрасно.

Исследования института завершены, даже если сами ученые так не считают. Результаты меня вполне удовлетворяют. При этом объект у них изъят, не вызвав ни единого вопроса, сомнения или отсрочки. Это тоже прекрасный результат.

А я лечу домой, имея запасной светящийся козырь в сейфе.

За событиями в Виноградном присмотрит Наумов. Почему-то он считает это своей первоочередной задачей. Хотя, как по мне, все самое важное там уже произошло. Дальше будет только распространение объекта. И мы начнем получать информацию о все новых и новых осчастливленных людях. За этим процессом можно наблюдать и издалека. Даже лучше издалека.

Итого: все идет как нельзя лучше».

Альберт Фридрихович удовлетворенно закрыл глаза, обмякая в кресле.

Нечасто в его сумасшедшем графике появлялись такие счастливые моменты, когда можно было просто выдохнуть, не строить планы, не анализировать события и людей, не продумывать многоходовые партии с каждым человеком и страной, которая стоит за ним. А просто закрыть глаза, глубоко и спокойно дышать, растворяясь в неге того, что все идет так, как задумано.

***

Волк дернулся и резко приподнялся на локте, с усилием превозмогая боль, которая тут же прожгла все его тело. Он поморщился, пытаясь переждать ее или хоть немного унять. И снова опустился на траву, стараясь дышать как можно спокойнее, чтобы и тело, уставшее и опустошенное, следуя за дыханием, тоже успокоилось и затихло.

Боль постепенно растворялась, но беспокойная мысль не уходила и все настойчивее пульсировала в висках и венах, разворачивая в голове новые предположения и догадки.

«А что, если и счастье…»

Тревога захлестывала его с головой, и, едва уняв боль, он уже продумывал, как преодолеть тот путь, который они этим утром прошли вместе с Велигором. Обратно, к четырнадцатому блокпосту.

Сталкер посмотрел на своего друга. Как быть с ним?

Про себя он уже все решил – даже ползком, но он вернется… Но Велигор?.. Он не вел его на смерть. Более того, вообще не знал, как сложатся события текущего дня. То, что их власть и сила именно сегодня покажут свой финал, не знал и не мог знать никто. Так решила Зона. Она дала – она забрала. Она придумала правила и сама по ним сыграла. Практически все здесь происходило именно так: сначала факт, потом его объяснение, если таковое вообще возможно. Предсказания, почти никакие, не работали. Можно было только предостерегаться и действовать, перестраховываться и, если повезет, избегать некоторых моментов. Но в целом Зона оставалась непознаваемой, непрогнозируемой, нестабильной…

Уйти сейчас – значит оставить друга навсегда. Вернуться и обнаружить его здесь потом – совершенно немыслимо. Очертания Зоны меняются, приметы исчезают, ловушки двигаются… Вернуться он, вероятно, сможет, но вернуться в то же самое место – никогда. Это будет уже что-то иное, требующее заново познавать и опасаться новых западней.

Волк оглянулся в поисках идей.

Вокруг было только редколесье, трава и огромные облака. Можно было даже предположить, что вот за тем холмом расположен блокпост, с которого началось их сегодняшнее путешествие. И в обычном мире до него было минут двадцать прогулочным шагом. Но здесь…

Он снова посмотрел на Велигора.

Позвал его по имени.

Тот не ответил.

Волк чертыхнулся и закрыл глаза.

Он мысленно восстановил весь сегодняшний путь и опасности, которые им попались. Поэтапно, не торопясь, он выстроил события в обратной последовательности, наметив перед собой план движения к блокпосту.

Теперь, когда было относительно ясно, куда и как идти, необходимо было собрать все силы для того, чтобы их хватило до людей, до охранников Зоны. Там уже было все понятно. Главное – дойти до них. И именно эта задача стала сейчас самой сложной в его жизни.

Собраться.

Он глубоко дышал, мысленно проверяя состояние внутренних органов, рук, ног, головы. Безумная усталость, которая постепенно накрывала их обоих, все так же занимала в теле большую его часть. Конечности гудели, как будто они прошагали сегодня не час или два (часы не показывали тут время), а шли по пересеченной местности, не останавливаясь, дня два.

Сталкер поймал себя на мысли, что всего несколько минут назад от усталости он был готов закрыть глаза и больше не проснуться. Он был готов спокойно и без сожаления умереть. А теперь, когда, возможно, стольким людям грозит смертельная опасность, считал себя не вправе думать о себе, а должен был, собрав последнее, что в нем осталось живого, пройти этот путь обратно.

Он снова открыл глаза и уставился на Велигора. Тот черной громадиной лежал на спине. Одна его рука была откинута, другая покоилась на груди, слабо вздымаясь вверх с каждым вдохом. Он был жив.

– Велигор!!! – рявкнул что было сил Волк. – Вставай! Ты должен вернуться!