Операция «Гвоздика»

Алиса помнила, какой уставшей приходила сестра домой, едва не засыпая на пороге. Бесконечная вереница допросов, ловля подростков, примкнувших к различным группировкам – всё это было больной мозолью Марины, едва начавшей карьеру в милиции после выпуска из академии.

– Пойми, дорогая, такие как он, если стали «пацанами», то в нормальное общество вряд ли вернутся. Они почувствовали вкус денег, вкус власти и вседозволенности.

Также имело место быть коварная и срамная практика проституции, в которую эти безжалостные группировки заковывали женщин и девушек. Им не давали другого выбора, кроме как поддаться сексуальной эксплуатации под угрозой насилия и шантажа. Пленницы группировок становились марионетками в их темных играх, вынужденными вступить в сферу непристойных услуг. Их жизни были лишены свободы, достоинства и надежды, а их тела стали лишь объектами для жаждущих плотских наслаждений.

Но трагедия, вызванная этими группировками, не ограничивалась лишь этим. Вымогательство, бандитизм, мошенничество, кражи, как зловещие стрелы, протыкали обычных граждан день ото дня, угрожая их финансовой стабильности и безопасности.

Однако у всего этого была и другая сторона.

– Нет, – Алиса закачала головой. – Пусть в твоих глазах я буду доверчивой простушкой, но он хороший парень. Добрый, порядочный, пусть и вспыльчивый. И меня он любит и мать свою. Сколько раз он отцу нашему в хозяйстве помогал? А тебе с машиной? Никогда не отказывался, труда не боялся. Всего себя готов наизнанку вывернуть, лишь бы другим лучше было.

Сместив акцент с общепринятого представления о преступниках на более глубокие мотивы и личностные причины их участия в нелегальной деятельности, можно обнаружить даже внутри мрачного облика преступных группировок «хороших парней», обладающих весьма необычными качествами.

Такие мальчишки, как правило, присоединялись к группировкам не только в целях совершения преступлений, но и с иными, возможно, более благородными целями. Они поклонялись идеалу защиты и обеспечения благополучия своих родных и близких.

Девушки сидели друг напротив друга за обеденным столом, сталкиваясь взглядами. Казалось не стол, а целая пропасть разделяла сестёр, не давая услышать одной другую.

– И что? – черты лица Марины исказились в недовольной гримасе. – Думаешь, не бросит тебя твой Димочка, едва старший рукой махнёт с командой «фас».

– Не бросит. Потому что семью не бросают, Мариш. Не тебе ли об этом знать? – намекала Добронравова младшая на то, как часто сестра прикрывала жестокое обращение своих коллег к свидетелям или подозреваемым на допросах.

Девушка, поджав губы, лишь прошептала:

– Дура ты, лисёнок.

«Дура», – соглашалась девушка, вспоминая последний неудачный разговор с родственницей. Но сердцу приказы отдавать бессмысленно.

– Не отрицаю, – не стала утаивать очевидное Алиса, подходя к другу ближе. – Но то, что это не твои парни, уверена. Ты не такой человек, чтобы утаивать и содействовать подобному, – мягкие девичьи руки обхватили шею Дмитрия, прижимая к себе в крепких объятиях. В следующий миг широкая улыбка расцвела на женских губах, стоило телу почувствовать ответное прикосновение. Голос стал тише. – Ты – мой друг, Дим. А значит твоё слово превалирует над мнением остальных. Если же ты оступишься…

– …то ты мне скажешь об этом? – хмыкнул подросток, утыкаясь холодным носом в открытую шею.

– Руку протяну, дурак. Подниму, отряхну от снега, выпорю тебя отцовским ремнём с тяжёлой бляшкой и помогу вновь встать на верный путь.

Кожу опалило горячее дыхание, вызывая мурашки.

Послышался смешок, перетёкший в глупое хихиканье.

– Сама ты дура.

«Спасибо» слышалось ей, стоя в объятиях близкого товарища под дождём из объёмных снежных хлопьев.

– Только не ляпни при пацанах это мусорское название «группировка». Не бандиты мы, а порядочные люди.

Алиса чуть отстранилась от друга, глаза на него поднимая. Пусть и вслух ничего девушка не произнесла, но красноречивое выражение лица говорило само за себя.

Понятий местных мальчишек она не знала и более того разбираться в них не считала нужным, несмотря на тесные взаимоотношения с Димой. Как-то не задумывалась Добронравова младшая о корректности того или иного слова, однако в последнее время стала чаще задаваться вопросами, которые парень откровенно называл «не нужными».

– И как же тогда вас называть? Клуб по интересам?

– Семья.

Кратко ответил подросток, но уточнений более Алисе не требовалось.

В силу расцвета криминала и тяжёлой жизни многие мальчишки, оказавшись втянутыми в опасный мир, воспринимали друг друга не просто как товарищей по несчастью, а как членов своей «семьи». Малолетние хулиганы видели друг в друге опору, защиту и понимание, которые зачастую недополучали у родителей, пропадавшими днями и ночами на работе.

Длинные пурпурные сумерки окутывали небо, когда наступил зимний вечер.

Вдали слышны были лишь приглушенные звуки шагов по засыпанному снегом тротуару, мимолетные разговоры, голоса уставших трудяг, окутанные вуалью холода. Обсуждали они прошедший очередной рабочий день, грезили о стопке водки, вкусном ужине и о тёплых руках жён.

– Красиво, да? – шептал парень, подняв лицо вверх и по-ребячески высовывая язык, вызывая смех Алисы. Тихий, но не менее искренний.

Ледяные звезды, засиявшие в далеком небе, словно маленькие фонарики, напоминали о том, что за пределами этого дивного мира зимы есть еще много неизведанного и невероятного.

Они были юны для всего того, что происходило с ними. Несмотря на разницу в возрасте в четыре года, оба подростка слишком рано осознали, что жизнь не всегда может быть справедлива и что её испытания могут быть столь тяжелыми. Но их дружба стала светом во тьме, утешением в горе и огромной силой.

– Пошли домой, ценитель красоты, – потрепала девушка товарища по шапке, взъерошив волосы. – Не задерживайся на своём собрании. Выспись и возвращайся поскорее. Не заставляй Ирину Петровну волноваться.

Бурунов заворчал на подругу больше для вида, нежели из недовольства. Слишком было довольное лицо парня, пусть и со скрываемой улыбкой.

– Ладно-ладно. Всё равно завтра выходной, чего ж не задержаться? – хотел было улыбнуться Дмитрий, но замялся, увидев осуждающий взгляд. – Да понял я! Хуже мамки моей. Воды мне вынеси только, пожалуйста. Не хочется снег грызть по дороге.

Чуть кивнув, Алиса махнула рукой в сторону жилища, поспешив в тёплое помещение.

– А ты погрызи, – не удержалась от шутки Добронравова. – Может, нам с Маринкой меньше снега чистить придётся.

Она так и не услышала ответ, переступив порог дома, но точно знала, что подросток наверняка закатил глаза в своём стиле.

Помимо уютного тепла, девушку встретила взволнованная речь сестры в спальне родителей. Разобрать то, что именно говорила родственница, не представлялось возможным. Чтобы добраться до комнаты, необходимо было пересечь сначала прихожую, а следом небольшую кухню.

Родительская спальня ограждалась двумя деревянными дверьми, выкрашенные лично отцом белой краской, со скрипучими петлями, пугавшие своим звучанием Алису в глубоком детстве.

Дима аккуратно и как можно незаметнее прикрыл входную дверь, зашуганным зайцем выглядывая из-за плеча подруги и глазами рыща в поисках её сестры. Живы были воспоминания о последнем допросе с пристрастиями и запугиваниями детской колонией.

Видя состояние парня, Алиса подыграла.

– Стой тут, – шептала она, стараясь тихо разуться. – Я сейчас быстро всё сделаю, чтоб ты на Маринку не наткнулся. Молодец, что прячешься. Злая она сейчас, мало ли что. Вот увидит тебя, схватит и усадит в чёрный воронок[8 - жарг. автомобили ОГПУ-НКВД, использовавшиеся для перевозки заключённых и задержанных], – прикрывая рукавом зимнего бежевого пальто хитрую улыбку, девушка на цыпочках засеменила на кухню, подкрадываясь к кувшину.

Разговор стал более отчётливым.

– Нет, Роман Андреевич. Я разговаривала с Виталием насчёт последнего отчёта. Время смерти Анны Кравчук, судя по полигональным пятнам, наступил восемь-десять часов назад с момента обнаружения трупа. Гражданин Емельянов в то время находился на застолье у знакомых, следовательно, у него имеется алиби…

«Очередная жертва?» – не налив и половины стакана, девушка осторожно поставила его в раковину и подошла ближе к комнате, прислушиваясь.

Грубый мужской голос что-то говорил Марине на повышенных тонах, по всей видимости, оспаривая мнение коллеги.

В спальне раздался шумный вздох, граничащий с раздражением.

– Я не собираюсь с пеной у рта доказывать вам обратное. Если вас не устраивает мой отчёт, то распишите своё недовольство в рапорте Виктору Руслановичу, – цоканье отросших ноготков девушки интенсивно настукивали по поверхности тумбочки, на которой располагался телефон. – Нет, ничего нового неизвестно. А что убитые горем родители могли мне ещё рассказать, кроме как то, что их ребёнка пытали так, как нацисты в свои лучшие годы бы даже о таком не додумались? Я и так разрывалась между тем, чтобы работу свою выполнить и хозяйку дома в чувство привести. Она раза три на моих глазах чуть сознание не потеряла…