Звери Стикса. Часть 1. Контрольная служба «Смерть»

– Я расслаблен, – беззлобно буркнул он. Кошка только покачала головой. Зачерпнула из плошки какой-то мази и принялась втирать ее ему в спину. Не на раны, а на всю поверхность. И тут Фауст по-настоящему поплыл. Ее сильные, но мягкие пальцы прожимали каждый сантиметр его спины настолько внимательно, чутко и нежно, что у него из груди вырвался тихий стон, а мышцы сами собой расслабились по-настоящему. Он с грустью подумал, что не может вспомнить, когда в последний раз его кто-нибудь гладил. Ангелы не в счет – когда зовут ангелов, обычно уже ничего, кроме боли не чувствуют. А вот так просто, даже не во время сексуальной прелюдии, а просто так – ради удовольствия прикосновения. Наверное, только мама в далеком детстве. Широкие плоские лопасти лопаток опустились, поверхность спины разгладилась и покрылась мурашками.

– Ты что там, прибалдел? – самодовольно фыркнула Кошка.

Фауст незаметно для самого себя поворачивал голову, и вытягивался, подставляя под ее руки особенно затекшие места.

– Вот ты капризная скотина! Не подпускаю тебя – ты сердишься. Наоборот, доверяюсь и отдаюсь – опять недовольная! Ты уж определись, – заплетающимся языком сквозь головокружение пролепетал пес.

Закончив втирать мазь, она наложила прямо на раны толстым слоем холодную зеленоватую кашу и прижала ее сверху какими-то широкими мясистыми листьями. По ее сигналу Фауст приподнялся, и кошка ловко и умело затянула его широким эластичным бинтом.

– Ну вот, – удовлетворенно вздохнула она, осматривая результаты своей работы. – Теперь моя душенька спокойна.

Пес ощупал себя, немного подвигался, пока под лопаткой ощутимо не выстрелило, напоминая ему, что раны еще совсем свежие и лучше их лишний раз не теребить. В целом тоже остался довольным.

– Чесноком пахнет. Надеюсь, это ты меня не перед запеканием маринуешь.

– Да было б в тебе что жрать, – хмыкнула она, собирая все свои мисочки, кружки, пледы и собираясь уходить. – Кости одни и жилы, жесткие, как арматура. Ты в курсе, кстати, что у тебя оба лопаточных сухожилия порваны?

Фауст хохотнул.

– Ну, вообще да, в курсе – я был в сознании, когда их порвал.

– Оба сразу?! – ее глаза потешно расширились, как у ребенка, услышавшего историю о привидении.

– Оба сразу, – кивнул он, не в силах противостоять желанию улыбаться.

– Как?

– Лошадь загонял.

Она помолчала, потом снова спросила:

– Как?

На этот раз смех разобрал его уже совершенно конкретно. Так откровенно, так по-кошачьи она хотела остаться тут и то ли поболтать, то ли просто побыть у камина. Обе раны тут же отозвались, заставив его взять себя в руки.

– А ты сделай мне тоже такое же теплое и шоколадное, что сама пила, и возвращайся – тогда расскажу.

Кошка просияла, залучилась и, бросив лохматый плед обратно в кресло, вихрем унеслась прочь.

В те несколько минут пока ее не было, Фауст, прикрыв глаза, сидел на диване, удивленный, пораженный своим странным самочувствием. И обнаружил что фоном ко всему этому благополучию служило вполне ощутимое тягостное ощущение в области груди. Он нахмурился и приложил к ребрам лапу, пытаясь прощупать, что там может его беспокоить. Но тупая тяжелая боль сидела где-то очень глубоко, в самом сердце. И стоило ему ее заметить, как она тут же усилилась, окатив его кровяной моторчик волной удушливого холода.

Но тут вернулась Кира с двумя большими дымящимися кружками.

– Я, кажется, поняла, почему ты такой злой, пес, – победоносно сказала она, взбираясь обратно в полюбившееся кресло.

– Ну и каковы же ваши выводы, мисс великий ученый? – насмешливо спросил он, наслаждаясь теплом чашки в руках.

– Потому что тебя давно никто не гладил!

Он усмехнулся. Боль в глубине грудины ткнула его новой волной.

Продрав глаза не то поздним утром, не то ранним днем, спустившись с мансарды, кошка с удивлением обнаружила своего телохранителя на своей же кухне. Фауст сидел за столом, скрестив когтистые пальцы замочком и явно ее дожидался. Обычно она не слышала и не видела Судью, порою совсем забывая, что он есть там, за стенкой. А тут – такая наглость.

– Хочу с тобой поговорить, – предварил он ее невысказанный вопрос.

– Я догадалась, – кисло произнесла она и сонно поплелась к холодильнику, предчувствуя очередной выговор. Вчерашняя идиллия представилась ей нескончаемо далекой и недосягаемой.

«Вот черт! Еще и молоко же вчера вышло все!» – с досадой вспомнила она, но по инерции дверцу рефрижератора уже распахнула. И увидела прямо перед собой не вскрытую пачку сливок.

«О! Ну надо же! Не вышло!» – обрадовалась Кира, вертя в руках синюю картонную пирамидку и пытаясь что-то сообразить. Молока хотелось отчаянно.

– Я утром прошвырнулся до города и проведал мальчишку, которого покусали вампиры.

Кошка рефлекторно виновато прижала уши, что выдавало ее с потрохами. Но Фауст, казалось, не обратил на это внимания и продолжил говорить тем же спокойным и ровным тоном.

– К моему немалому удивлению, вместо того, чтобы корчиться от светобоязни в кровати под защитой и опекой матери, пацан греется на солнышке в кресле качалке и явно идет на поправку.

– Ну, вот видишь, я же сказала, что умею…

– Я не отрицаю своего восхищения твоими способностями, Кира, – холодно перебил ее пес. – Я опечален твоей глупостью.

Лицо у нее вытянулось. Пес сказал это, спокойно, уравновешенно, не повышая голоса, глядя перед собой. Как-то огрызаться было бы неуместно. И сопротивляться тоже – ну что можно ответить на заявление «Я опечален» и не выглядеть при этом по–детски? Сам дурак?

– Ты вывела меня из строя, и пока я был в отключке, смоталась в деревню, отлечила паренька. Ты сама создала условия, чтобы я физически не смог тебя сопровождать. И защищать. Зачем?

Она не могла поднять на него взгляда и все вертела пирамидку сливок в руках.

– Я… решила, что ты не позволишь мне.

– С какой стати? Я ведь даже там не стал тебе перечить.

– Да ты валялся бревном! Как бы ты меня сопровождал!?

– Кир, не выдумывай. Ну не впервые меня мраска жалит, это не смертельно далеко. Я лежал, чтобы быстрее отек спал. Если бы я услышал, что ты вышла из дому, встал бы и пошел за тобой – туда, куда тебе нужно. В чем была такая необходимость меня усыплять-то?

– Ага! – ее распирало возмущение, но выразить его она просто не знала как. – Да ты… да я… я же лучше тебе хотела!

– И сделала лучше, я не спорю, – он убедительно прижал лапу к сердцу. – Кош, я действительно благодарен, что ты… позаботилась обо мне и избавила от массы неприятных, хотя и вполне терпимых ощущений.

– Ты не дался бы, если б я тебя не усыпила, – затравленно фыркнула она, наливая, наконец, пол пачки сливок в кружку с чаем.

– Не дался бы. Но что тебе помешало сначала съездить в город к мальчишке, а потом уже меня усыпить и отпользовать?

Кошка молчала и делала вид, что полностью поглощена завтраком.

Молчание длилось, пес смотрел на нее и терпеливо ждал ответа. О степени его раздражения говорили только ходящие под кожей желваки челюсти. Наконец она сдалась и хлопнула руками по столу.

– Хорошо! Ты победил! Ты прав. Это глупо было.