– Где ж ты была, когда научный корпус одобрял его тему? – с горечью посетовал он.
– Где-то на северной стороне, каталась по Синему Мысу и пыталась продать свои наработки. Потому что на публикацию хотя бы в «Пташке науки» накопить не удавалось, не то, что в «Вестник Биоэнергетики». Так, а что в итоге доказал Дилан?
– Ничего. У него не получилось. Все именно так, как ты сказала – он целый год насиловал лабораторию с чашами Казара, извел цистерну с жидкой Виной, и никакого выхлопа. Отчеты были настолько пустыми, что у него отобрали грант, исследование заморозили а самого оставили дорабатывать заключенный на три года контракт на должности ассистента. И то, только потому что юридически выгнать его было дороже.
– Ого… – кошка озабоченно поставила руки в бока. – Замечала я, что он та еще бестолочь, но если б знала насколько, то вообще не дала б ему в руки ничего сложнее швабры.
– Ну… что уж теперь сожалеть? – саркастично развел руками пес. Кира пристыженно оформила на лице горестное выражение в память о безвременно почившем Дилане. – Но суть – он ненавидел тебя. Это раньше была его лаборатория.
– Да, так понятно почему, весомый мотив.
– Что до зомбиводца… он мог быть просто психопатом. Обиделся на то, что не получил тебя еще с Ганолвата.
Она согласно кивнула, вздохнула и задумчиво посмотрела за окно на густую оранжевую осень.
– Как будто призрак ненависти слепо рыщет вокруг, переходит из одного тела в другое и пытается до меня добраться… – задумчиво протянула кошка.
Так или иначе, но Кирин призрак затаился и никак себя не проявлял все это время. Тем не менее, вероломный прорыв Дилана и последующее нападение собственного бойфренда негативно сказались на девушке. Кошка начала нервничать в публичных местах. Ее перекрывала паникой мысль, что кто-то из зрителей в любую секунду может распаковаться в воющий черный студень и не только поймать и убить ее, но и всех окружающих заодно. Несколько раз она даже уходила с середины спектакля, потому что никак не могла справиться с беспокойством. Пес ничего не мог сделать для нее в этом отношении – только быть рядом.
Однажды в момент отчаяния кошка и вовсе ударилась в яростную меланхолию. Побила почти всю свою посуду, разодрала в клочья диванные подушки. Прибежавший на шум Фауст в последний момент поотнимал у нее из рук и спас горшки с драценой и непентесом. Взъерошенная и зареванная девушка заявила, что все это бессмысленно, что из-за непонимания природы этих нападений и их причины, она чувствует себя запертой в ловушке, зашедшей в тупик и не знает что ей делать дальше. Потому что жить, все время ожидая разрыва новых людей перед глазами, ей надоело до чертиков.
– Кира, ну ты ведь ученый, – спокойно сказал пес, возвращая растения на подоконник. – Что обычно делают ученые, когда заходят в тупик?
Кошка застыла на несколько мгновений, не веря в то, что сама не догадалась до этого раньше.
– Ты чертов гений, – выдавила она из себя. И ему еле удалось уговорить ее дождаться утра, а не ехать в библиотеку прямо сейчас, на ночь глядя. Так что к их культурным выездам добавились долгие заседания в КС–ной библиотеке в подземном корпусе на Стиксе. Кошка часами рылась в книгах, пытаясь найти что-нибудь хоть отдаленно похожее на то, с чем они столкнулись. Но все было без толку, потому что она попросту не знала, по какой теме искать информацию. Они по–прежнему не имели никакого представления о причинах этого черного бедствия, и поэтому надеяться на успех можно было только как на большую удачу.
А еще она играла. Когда он впервые услышал тонкую, нежную мелодию из-за смежной двери, он был просто парализован от неожиданности. Тема была печальная, но очень светлая, из какого-то популярного слезливого фильма. Не задумываясь о том, что выглядит, как дурак, он подкрался к двери и, затаив дыхание, уперся в нее лбом. Судья просто позабыл, как сильно любил музыку. Какое восхищение и благоговение он испытывал перед одной только мыслью, что эти волшебные звуки может рождать ум и руки обычного живого человека. Она играла на фортепиано, а пес сполз по стене и сидел под дверью, зажмурившись и улыбаясь во все лицо. Тогда его и накрыл первый приступ – странная тягучая боль и сжатие вдруг отчетливо обозначилась в глубине грудины под сердечной мышцей. Но в тот момент, он не обратил на это особенного внимания – он слушал. И главное чувство, которое испытывал, было обычное, простое и краткосрочное счастье.
* * *
В деревеньке выше по течению били в набат. Колокольня заливалась тревожным звоном, призывая жителей спрятаться в домах и запереться. Кира оторвалась от своих бумаг и прислушалась.
«Надо глянуть, что стряслось» – решила она и направилась к лестнице.
Пес сидел на краю крыши, опершись руками о перильца, свесив ноги вниз, и смотрел в сторону города. Их дача находилась на возвышении, поэтому Блум, расположенный в низине, хорошо просматривался.
– Интересно, что там произошло?
Фауст не ответил. Он напряженно курил. Вообще от всей его фигуры исходило сильнейшее напряжение.
– Фауст? Ты ведь знаешь, что там?
– Какая разница, что там. Иди в дом, не слышишь, в набат бьют, – буркнул он и затушил в глиняной пепелке сигарету, уже далеко не первую.
Она села рядом и стала настойчиво сверлить его взглядом. Какое-то время Судья сопротивлялся, но затем вдруг дернулся, словно муха укусила его. Он сморщился и слегка поджал лапу, в лодыжку которой было вставлено аккуратное литое колечко пробоя.
– Вампиры там, Кир. Большая стая с дюжиной мрасок напала на западный край Блума.
Кира с подозрением покосилась на его ногу с пробоем.
– Я ведь правильно понимаю, что если бы мы были там нужны, нас бы вызвали?
К ее изумлению Судья отвел взгляд в сторону. Кошка негодующе вскочила и гневно уставилась на телохранителя.
– Да какого ж рожна ты тут тогда расселся!!!
– Включи мозг, кошка, если он у тебя есть! Какого рожна я тут вообще делаю! – огрызнулся и оскалился он, но тут же стушевался и снова как-то замкнулся.
– Понятно – холодно сказала она. Ей не было обидно. Она сразу поняла, что он рычит не на нее, а от досады, потому что не может оставить ее без пригляда и броситься на борьбу с кровопийцами. Она сжала зубы и стремительно нырнула в люк крыши.
Псу не понравилась скорость, с которой кошка ушла и, подождав пару минут, он все–таки спустился к ней. Кира стояла у стола в кухне. Она успела переодеться в легкую хлопковую одежду, и тугую кожаную перевязь, приторочить к поясу коряжку метаморфа, перчатку для стрельбы и колчан. А теперь разложила на разделочном столе свернутый в рулет большой пояс из рыжей сыромятной кожи, в котором к несказанному удивлению Фауста хранилась целая коллекция ножей.
– Ты что задумала, бестия?
Она любовно провела пальцами по своему сокровищу, а затем быстро, не колеблясь, выбрала себе три орудия – узкий обоюдоострый боевой нож с ударным коническим наконечником темной стали, тяжеленький «Дабл Шэдоу» и что-то тонкое, изогнутое, словно серп и с зазубренным лезвием.
У пса пересохло во рту.
– Кир, – он медленно и осторожно, чтобы не спугнуть ее, развел руками, демонстрируя открытые ладони. В голове стремительно проносились варианты безболезненного усмирения кошатины. – Ты ведь понимаешь, что я не пущу тебя? Если понадобится, то я буду вынужден запереть тебя в ванной.
Она прямо уставилась на него слегка пожелтевшими ясными глазами.
– Однако ты все еще этого не сделал, так? Ты гончий, пес. Ты охотник, а там – она кивнула в сторону Блума, – тебе кровавой тряпкой машут перед носом и при этом держат на привязи. Это преступно. Я знаю, что тебе нельзя от меня отходить… поэтому ты пойдешь за мной. И будешь защищать меня там. Официально.
Он смотрел в эти глаза и все в его душе переворачивалось. Соблазн был просто невыносимый, но чувство долга при этом стучало в голову как тот набат.
– Ты не понимаешь, – наконец очень тихо проговорил он. – Просто я… я НЕ–НА–ВИ–ЖУ вампиров, Кира. Больше всего на свете.
Пес почувствовал огромное облегчение от этого признания, так что даже кровь прилила к его лицу. Она расплылась в зловещей ухмылке. Кошка вылетела в окно настолько стремительно и неожиданно, что он только успел дернуться в ее сторону. Рука скользнула по гладкому хвосту, а в ноги больно ударилась тумба, которую она ко всему прочему опрокинула в его сторону, чтобы предотвратить погоню. Заколупавшись с острыми углами мебели, он упустил еще несколько секунд, а когда, наконец, высунулся в окно, то кошки уже и след простыл.
Вроде бы ему следовало расстроиться или разозлиться, испугаться, в конце концов, но чувства были совершенно иными.
– Х–х–х–хаа! – азартно и взбудоражено выкрикнул он и стремглав понесся к стойлам. Его захлестывал адреналин в предчувствии хорошей охоты.
Последний лучик солнца уже угас и до городской черты Фауст добрался уже в полной темноте, хотя гнал как сумасшедший. Точнее будет сказать, летел как на крыльях. Спальные районы Блума внедрялись в лесной массив, словно полуострова в море, а значит, в большой город вели две–три дороги, которые было легко перегородить. Фонари не горели, и не было слышно ни колоколов, ни очищающей песни монахов, что только подтверждало его догадку – вампиры хорошо спланировали операцию, предварительно обезвредили местную церкву, перебили провода электроснабжения и перекрыли подступы к городку, изолировав его тем самым от центра. За кошку он не особенно волновался, потому что в лучшем случае она доберется сюда через четверть часа, даже с учетом того, что идет через лес напрямую. Дурой она отнюдь не была, поэтому вряд ли будет высовывать нос из своего лесного убежища.
В городе царил хаос. В нескольких местах уже разгорались пожары, давая густые оранжевые отсветы в небо и на соседние улочки. Воздух был наполнен криками поселенцев и ревом вампиров. Монстры из какого-то низшего сословия, зато владеющие почти дюжиной прирученных горных мрасок, напали стремительно и нашествие это можно было сравнить с нашествием саранчи. Их было много – две, а то и три семьи. Фауст пока не видел никого, но чувствовал. Почувствовал их гадкое, словно смрад от тухлого мяса, мерцание энергии еще дома, на веранде, когда они волной шли на беззащитный городок. Порода была какая-то совсем из низших, поэтому лететь они не могли. Он издалека разглядел, как некоторые из них скачут, словно блохи, высоко выпрыгивая над деревьями, в нетерпении перед пиром. Мраски же двигались по воздуху медленными плавными толчками от одной макушки дерева до другой, помогая себе держаться на плаву своими широкими лопастями шипастых ядовитых хвостов. Он четко разглядел три взрослых и восемь подростков. Стадо достаточное, чтобы осадить не то что небольшой район на окраине а и вообще пол Блума. Мраски были обыкновенными хищными животными, они не сосали ни кровь, ни энергетику. Но издревле приручались и натаскивались на самые разные бесчинства, как собаки. А еще они были транспортом, поэтому их следовало устранять в первую очередь.
Пес зловеще улыбнулся. Ведь он тоже был по–своему натасканной собакой.
Он влетел в город, легко перемахнув завал из деревьев и опрокинутой телеги с фруктами на дороге. Трех– и четырехэтажные домики стояли вплотную к лесонасаждениям, буквально через небольшую двухполосную дорожку по периметру всего района. И, как он и предполагал, здесь и были выставлены часовые мраски, чтобы «пища» не разбегалась по лесам. На первую тварь он налетел сразу же. В огненных отсветах он принял ее за кучу какого-то хлама у дороги. Мраска обратила в его сторону громадную рогатую голову, развернула все длинное суставчатое тело и прыгнула. Лошадь легко уклонилась от этого броска, а Фауст разрубил тварь пополам в полете угрюмо сверкнувшей в отблесках пожара косой.
«Осталось десять» – спокойно подумал он,
Проскакав по периметру и истребив еще несколько, он в конечном итоге нарвался-таки на засаду. Он усмотрел впереди очередную часовую зверюгу – молодую и некрупную, и как следует разогнался, замахнувшись мерно гудящей от скопленной силы косой. Но уже на подлете понял, что справа в домах засели еще как минимум две гадины.
Три – это уже неприятно. К тому же они были взрослые. Успевшего заверещать подростка он зарубил сразу, как и планировал, выскочив на ходу из седла. К сожалению, ни одна из оставшихся тварей на приманку не клюнула и за лошадью не бросилась – мертвечина их не интересовала. Пес крутился между двумя огромными монстрами как вертолетный винт, не подпуская их близко, а разозленные смертью сородича мраски гнусно шипели и кружили с обеих сторон, ища бреши в его защите. Такая оборона могла продлиться долго, и ему пришлось выбирать. Сделав неожиданный выпад в сторону одной, он молниеносно отсек ей два чувствительных рога с башки и одну из не вовремя раскрытых жвал. Жужелица взревела и конвульсивно скорчилась, начала извиваться от боли, потеряв на некоторое время интерес к Фаусту. Это окно нужно было использовать как можно скорее, и он немедля рванулся в сторону второй тварины. Два зверя схлестнулись в неравном бою. Огромное хитиновое членистоногое, мерзко пища, пыталось отхватить псу голову, а Фауст в свою очередь настойчиво рвался к щелям в панцире. Они кубарем покатились по дороге. Мраска пыталась отвязаться от настойчивого пса, но тщетно. Наконец, он впился зубами в одну из ее лап. Хитиновая корка лопнула под его челюстью, словно клешня вареного краба, тварь взвыла, резко выгнулась и этим своим движением словно сама закинула охотника себе на спину. Получив, наконец, пространство для маневра, Фауст тут же материализовал косу и отсек животному голову. Он элегантно и не без удовольствия соскочил с повалившейся на землю зверюги, стряхивая с плеча не то чтобы пыль, конечно, но сырую панцирную крошку. И в наказание за свое резенерство тут же огреб ужасно неприятный удар в спину. Вторая тварь уже очухалась и залепила ему по хребту всей внутренней поверхностью своего ядовитого хвоста. Фауст явственно почувствовал жгучий немой холод под лопаткой и на пояснице – куда впились ядовитые шипы мраски.