Звери Стикса. Часть 1. Контрольная служба «Смерть»

Пес отбросил косу в стену, но она не пролетела и с полметра, а рассыпалась, растворилась в тени мелкими острыми черными брызгами. И в ответ на его мысленный зов за спиной тут же послышался утробный хрип Лошади. Он вскочил в седло и сорвался с места навстречу конкурентам.

Судья вылетел из проулка к городскому парку и прямиком на монашескую процессию. Пятеро монахов в темно-синих балахонах с серебристой отделкой несли мобильную колоколенку, распространявшую кругом себя очищающий, освежающий перезвон. И с десяток святых паладинов с Белыми фонарями в руках. Все эти «священные» атрибуты – колокола, непонятные, бессмысленные слова молитвы и перекаты тембров голоса при ее исполнении, волшебные белые фонари, испепеляющие кожные покровы вампиров, из-за чего в мире пошел миф, что кровососы боятся дневного света – все это, и даже подбор цветовой гаммы для одеяний, было результатом кропотливой и сложной научной работы, проводимой в недрах КС-СОЗНАНИЕ. Благодаря этим достижениям церковь снискала славу главного защитника населения от всяческой нечисти. Нужно отдать им должное, в целом эта слава была справедливо заслужена. Но в таких вот экстренных случаях внезапного нападения, которые продолжали случаться то тут, то там на протяжении всей истории времен, пара КСных судей была гораздо эффективнее, чем целый монастырь монахов. Да что уж говорить, в любых экстренных случаях пара КСных судей была эффективней… более эффективен, разве что, маленький ядерный взрыв.

Паладины отреагировали на его появление мгновенно: мало того, что тут же засветили ему в глаза белым светом, да еще и пустили несколько арбалетных болтов. Лошадь с замогильным воем встала на дыбы. Коса молниеносно соткалась из окружающих теней в руку, и Судья эффектно отбил летящие в него смертоносные снаряды, крутанув ею вокруг себя. Сознанцы оторопело шарахнулись назад. Убедившись, что его как следует рассмотрели и в должной степени ужаснулись, пес еще раз поднял кобылу на дыбы, низко рыкнул и повернул Лошадь обратно в проулок, чтобы, наконец удалиться и оставить город на попечение новоприбывшим защитникам.

«Пост сдал. Пост принял, ребята»

Но приятные сюрпризы не закончились на этом. В то мгновение, когда лошадь опустилась на передние ноги, и он ощутил на себе первые движения воздуха скорости, которые так любил, по спине скользнула мягкая прохлада шелка.

«Мурррр…» – раздалось возле самого уха приветливое и нежное. – «Мур-Мрр?» – скучал?

Хлопнув на ветру, на спине Судьи развернулся, выскользнув из астральной щели длинный, легкий шелковый Плащ Пустоты с высоким воротничком. Фауст представил, как эффектно это выглядело со стороны монахов, когда вслед удаляющемуся призраку смерти, укрыв его спину от узнавания, понеслось это легкое, белоснежное, но бликующее на каждый отсвет, трепещущее живое облако. Плащик трепыхался за плечами красивыми разводами, имитируя движения воздушной ткани на ветру, в то время как спереди мягкие теплые тканые щупальца обвили руки и грудь Судьи. Это загадочное существо было с ним знакомо со времен его юношеских исследовательских походов в рамках КСных экспедиций. Как-то раз привязалось. Он не стал прогонять и вывез на плечах этот живой плащик, как оказалось, из довольно серьезной переделки. И теперь Серый, словно бродячий кот, иногда навещал его, усаживался на плечи, роскошно полыхал белоснежными волнами. А потом также внезапно уходил в свое непонятное иное измерение.

«О, да! Я очень скучал! Ты всегда появляешься вовремя, Серый»

– Мууууурр!

Под копытами громыхал, и даже проламывался кое–где от неимоверной силищи кобылы, асфальт. Пролетали мимо кварталы, видимые теперь в обычном спектре. Голые, пострадавшие домики с выбитыми стеклами, снесенные заборы, забрызганные кровью качели и песочницы во дворах. Но все абсолютно пустые – в этой части города не осталось ни одного вампира. где-то совсем рядом раздался оглушительный, разозленный вопль Баньши. Фауст тормознул и развернулся. Он как раз оказался на небольшом пригорке, на полпути к окраине, чтобы увидеть, как из центра городка медленно и тяжело поднимаются в воздух две крупные мраски, облепленные пассажирами, как индийский автобус. Пес раздосадовано нахмурился и оскалился – выжившие вампиры смывались, а их осталось слишком уж много. Мраски быстро набрали высоту и уже было двинулись в сторону леса, когда от одной из покатых крыш внизу отделилась белая фигура и смертоносным треугольником взмыла ввысь. Баньши. Пес расплылся в улыбке. Лошадь взволнованно плясала под хозяином. Картинная, эпичная, легендарная Судья Баньши… она верна себе и всегда все делает в той же мере страшно, в какой и красиво. Белоснежное кимоно, черные смоляные волосы плещутся за спиной, и длинный шлейф ало–красного полотна хлопая на ветру, словно флаг, словно кровавый след, тянется за ней вверх. Истинный азиатский призрак из страшных сказок про ведьм. Только намного страшнее, потому что в ее арсенале не только жуткие черные когти, прямые, как китайские палочки для еды. Пожалуй, грация ее прыжка требовала ба самурайского меча, выставленного вперед, как наконечник стрелы. Но в ее руках Коса. Совсем не такая, как у пса – громоздкая и изогнутая с широким дырчатым лезвием. Нет – серебристая, тонкая, изгиб древка еле заметен. Это оружие, подстать своей госпоже, похоже скорее на иероглиф, чем на средство уничтожения живых целей. Красиво. И жутко.

На этот раз все происходит в полной тишине. Это бросок змеи, напоследок, окончательный, завершающий. В момент, когда эта кукольная композиция врезается в одну из мрасок, в более крупную, Фауст видит не битву, не поединок и даже не нападение и оборону – просто взрыв. Словно серебристая вспышка, а затем фейерверк из мельчайших кровавых брызг и кучи ошметок, как самой мраски, так и ее пассажиров, которые разлетаются в разные стороны жутковатым небесным маком.

«Да! Вот так! Знай наших!» возликовал Судья.

Когда кровавая взвесь немного рассеялась, стало видно, как с небес тихо опускается темно-красный потяжелевший шелковый трен. Самой Баньши, естественно, уже не было. Уходить с поля боя она также умела красиво.

Пес возбужденно крутанул Лошадь на месте, и взвыл всем своим звериным нутром. Рык его, конечно, уступал потустороннему вою японской ведьмы, но и от него по городу пробежала волна тяжелого булькающего ледяного рокота. Оставшаяся в небе мраска быстро удалялась, превращалась в точку на горизонте. Этот геноцид они долго не забудут, а еще более вероятно, никогда от него уже не оправятся.

«Хороший день» – подумал пес. Теперь он чувствовал настоящее удовлетворение. Долгая жажда, пустота и пыль внутри отступили и даже в голове прояснилось. Да, определенно, кошка была права – ему было это необходимо, он застоялся, эта неудовлетворенная страсть, чувство невыполняемого долга подсасывало его все это вр…

КОШКА!!!

Он рванулся с места к лесу, где оставил Киру.

К его вящему ужасу она не отзывалась. Он проскакал по периметру весь квартал, не переставая звать ее по имени и еще многими не очень цензурными словами. В первый раз в жизни он почувствовал себя папой взрослой дочери.

«Может быть, она направилась в сторону дома?», совсем уже отчаявшись, решил он спустя полчаса бесплодных поисков и нервотрепки. Озлобившаяся этой пустой маятой Лошадь храпела, косила бледным глазом, но перечить или упираться не смела. Фонари на дороге до их поселка не работали. Дорога была совершенно пустая, залитая синим ночным светом от звезд и тонкого месяца. Его голос раздавался довольно далеко, хотя он и не пытался кричать. Также он не пытался вступать в лес, потому что черные ветки, торчавшие сплошной колючей стеной, по-прежнему выглядели очень недружелюбно. Он уже практически отчаялся, когда чуть впереди от придорожного ивового кустарника из высокой сухой травы поднялся темный аккуратный силуэт ушастой головки.

«Ну, слава Богам», – от сердца отлегло. Он пустил Лошадь легкой трусцой, чтобы подхватить беглянку, борясь с острым желанием порвать заразу, на британский флаг, ну или хотя бы отлупить ее по заднице, как ребенка. Руку он ей протянул чисто символически, ожидая, что она вспрыгнет на седло без лишних проволочек, т.к. в ловкости лесной ведьмачки он имел шанс убедиться сегодня днем и сомневаться больше не намеревался. Однако она внезапно повисла на нем всем весом, как будто не с земли прыгала, а из воды на последнем издыхании вынырнула. Фауст сориентировался быстро и втащил ее «на борт».

– Я тебе где ждать сказал? – хмуро буркнул он в попытке скрыть удивление и накатившее с новой силой беспокойство. Если она ранена или с ней еще что-то приключилось, пока он развлекался…

Кира полностью проигнорировала и его тон и слова, и вообще все. Она по-хозяйски уселась перед ним в седло, даже умудрилась скрутиться калачиком, и доверительно прижалась всем горячим дрожащим телом к его груди, так по-кошачьи пряча нос. Прикосновение обожгло. Пес было дернулся, обозначая личные границы, отшатнулся, но кошка и не думала кокетничать – она совершенно обмякла и даже чуть не свалилась вовсе, пока он не прижал ее к себе лапой.

«Мррр!» – Серый также ринулся на помощь и, быстро перебирая шелковыми щупальцами, переполз на кошкины плечи, подоткнулся со всех сторон, заботливо завернулся вокруг нее.

«Вот предатель!!» – ревниво подумалось псу

– Просто отвези меня домой, пес, – еле слышно шепнула она. – Я без сил.

*      *      *

Несмотря на то, что яд уже в полной мере расползся по телу, быть настороже это ему не помешало – пес очнулся, как только услышал шорох сбрасываемого кошкой одеяла.

«Ну, хоть кто-то себя хорошо чувствует» – завистливо подумал он, прислушиваясь к тому, как она шастала по своей половине дома и мурлыкала что-то себе под нос. Он лежал на животе, как упал вчера, в той же позе. Слушал, как она шебуршиться на своей кухоньке и старался не двигаться. Самым отвратительным было ощущение чудовищной слабости. Словно руки, ноги, голова – все отяжелело, налилось гнилой водой. Каждое, даже самое маленькое движение, даже немного более глубокий вдох отдавалось болью. Это напоминало ему время его ученичества, когда все его тело постоянно ныло, раздираемое излишками молочной кислоты из-за чрезмерных нагрузок. А еще ужасно хотелось пить. Горло пересохло и горело.

Вскоре в его открытую дверь послышался тихий стук, и Кира прошествовала через холл к его лежбищу. Пес с трудом разлепил отекшие веки и сквозь серое склизкое марево увидел прямо перед своим лицом стакан воды.

«Оооо… спасибо! Спасибо, спасибо, черт возьми, кошка, спасибо!»

Он протянул весящую под сотню пудов лапу, схватил стакан и залпом выхлебал сверкающую, мягкую, с еле заметной травянистой отдушкой воду. Пить хотелось так сильно, что вода эта показалась ему чуть ли не сладким нектаром. С трудом заставив себя отлипнуть от бокала, остаток живительной влаги он вылил себе на голову и с удовольствием отерся.

Кошка стояла против окна у изголовья его дивана и расставляла что-то на тумбочке. Что-то, что сильно пахло чесноком, лавандой и еще какими-то травками.

– Не вздумай меня лечить, кошка, – с трудом ворочая каменным языком, пробормотал он.

– Фауст, у мрасок очень нехороший яд. Позволь мне хотя бы раны промыть…

– Не нужно ничего, – превозмогая боль, он уперся лбом в сидение и, стараясь скрыть дрожь в руках, начал потихоньку вставать. Ему срочно требовалось продемонстрировать кошке свою состоятельность и отсутствие каких либо симптомов. – В жопу засунь свой лекарский альтруизм, само все пройдет, – выдавил он и рухнул обратно на лежанку, мгновенно погрузившись в глубокий сон без сновидений.

Когда он открыл глаза, ему показалось, что он вырубился всего на минуту. Он обнаружил себя лежащим абсолютно в той же позе на том же месте. Только теперь за окном ночь разлила свои холодные чернила. Облетевшие уже кусты сирени, обильно поливаемые мелким дождем, выглядывали из вечернего тумана, скреблись и стучались в стеклянные двери. В камине напротив дивана трещал огонь, а в соседнем кресле уютно расположилась Кира. Она с ногами взобралась в глубокое кресло, укуталась в один из своих плюшевых цветастых пледов, попивала что-то теплое из толстостенной кружки и читала книгу.

Фауст подумал, что надо бы разъяриться и показать ей немедля, где тут у раков зимовка, но… не смог. Как ни странно было это осознавать, но чувствовал он себя хорошо. Спина, конечно болела. Два глубоких ожога на местах прокола мрасковыми шипами зудели, леденели и нестерпимо болели. Но в остальном – ни слабости, ни отека, ни побочной ломоты во всем теле – ничего не было. Более того, в душе царило невероятное умиротворение. Вообще во всей этой атмосфере… он почувствовал себя очень настоящим, ясным, очищенным, будто вся шелуха была с него сброшена. А настоящий Фауст вовсе не злился. Ему было хорошо и уютно, он выспался и не хотел играть спектакли или защищаться.

– Поверить в это не могу… Ты меня отравила!

Кира обернулась к нему и раздраженно посмотрела на часы.

– Ну и здоровый же ты, братец, – проворчала она. – Я, конечно, знала, что ты раньше проснешься, но не на столько. Даже 10 часов не проспал.

– И тебе не стыдно?

– Нет. Твои последние слова перед сном дают мне полное алиби перед совестью – у меня не было другого выбора.

– Можно было просто меня не трогать совсем.

– Как это? – искренне удивилась она, выкарабкиваясь из-под одеяла. – Я же могу извести все эти симптомы. Ты ведь тоже не можешь усидеть дома, когда рядом есть вампиры, которых ты можешь извести.

Она предостерегающе выставила вперед руки, останавливая его попытку подняться.

– Не двигайся! Забинтовать я тебя не смогла, поэтому просто наложила компрессы сверху. Я тебя очень прошу, потерпи немного, давай я их сменю, забинтуем тебя, и обещаю отстать!

Фауст покорно лег обратно в прежнюю позу.

– Делай уже что хочешь. Но имей ввиду, я тебе этого вероломного изнасилования не забуду.

Кошка прыснула. На маленьком журнальном столике уже все было подготовлено и накрыто чистым полотенцем: и бинты, и тампоны, и чистая вода, и несколько мисочек с остро пахнущими непонятными составами. Она осторожно закатала тонкое тряпичное одеяло чуть ниже поясницы, практически до основания его хвоста. Пес вздохнул и приготовился терпеть. Но вопреки ожиданиям никаких особенно неприятных ощущений не последовало. Кошка пластом сняла два нагретых влажных компресса с обеих ран и осторожно отерла его спину влажным полотенцем.

– Расслабь.