Самый темный час

– Роуз, говорит полковник Гилмор. Доложи о миссии в Форт-Коллинсе.

Я отключаю мысли о прорыве на площади и о перемещении по городу, заводу и школе и говорю так, будто ничего этого не было.

– Все под контролем, сэр. Проверка пройдена. Но я…

В этот момент я стараюсь не обращать внимания, как меня сверлят взглядом, и тем более не смотрю на Мартин. Любое сомнение или заминка в моем голосе – и Гилмор отправит сюда подкрепление или зачистку.

– …инициировал протокол два точка четыреста пять. Необходимо проверить население на профпригодность. Учитывая последние показатели, необходимо во всем убедиться лично, прежде чем уезжать.

Я не думаю о том, что будет, если Командование узнает о моей лжи. И все же небольшой план у меня есть. В конце концов, я не изменяю своему правилу и просто разгребаю проблемы по мере их поступления. Другого выхода в данных обстоятельствах я все равно не вижу.

Гилмор ожидаемо молчит. Еще бы. Данный протокол не инициировался мной ни разу, но именно в отношении Форт-Коллинса он подходит идеально, поэтому весь мой монолог не должен вызвать подозрений.

– Ты уверен, что это необходимо, Роуз? Тебя ждут в другом городе.

– Уверен, сэр.

– Принято. По инициированному тобой протоколу у тебя двое суток на проверку, потом ты и твои люди обязаны отчитаться и покинуть город.

– Понял вас. Конец связи.

На линии вновь слышатся помехи, и я незаметно выдыхаю. Этот план чистой воды авантюра, но он сработал. Спасибо моей репутации, на которую я упорно работал два года и которая, скорее всего, будет втоптана в грязь. Но сейчас не об этом.

Я поворачиваюсь к Мартин и Нейту и не без удовольствия наблюдаю крайнее удивление на их лицах.

– У нас есть два дня? – спрашивает Ева.

Черт. Да только ради того, чтобы поразить Мартин, можно было все это затеять (не прорыв, конечно, а план с продлением проверки).

– Да, – отвечаю я.

Мартин пытается прожигать меня взглядом, но она сама все слышала: подвоха нет, я поставил на кон и работу, и свою дальнейшую жизнь – осталось не облажаться, а после не умереть где-нибудь в застенках допросных Гилмора.

А вот с Евой происходит что-то странное. Она отводит взгляд и не смотрит в мою сторону – вместо этого демонстрирует аптечку, рассматривая пол. Может, потеряла ко мне интерес, раз я выполнил свое обещание и ей больше не нужно так красноречиво коситься на свой дробовик?

На предложение обработать мои раны я реагирую как-то неоднозначно. Во-первых, это не вяжется с привычным отношением Мартин ко мне и вызывает вопросы. Во-вторых, я бы и сам прекрасно справился (так было бы лучше для моего душевного равновесия, которое и без того находится на грани). По-хорошему, мне стоило отказаться, но вместо «Нет, спасибо» я киваю.

«Ну, супер, мужик. Будешь сам потом разгребать возможные последствия», – говорит мне внутренний голос, но я его не слышу, потому что Мартин снимает куртку. Это происходит так же внезапно, как и предложение помощи, но я успеваю оценить черный топ и задерживаю взгляд на плечах, но отворачиваюсь быстрее, чем Ева заметит мое внимание.

Раз у нас тут образовался небольшой перерыв, я решаю снять пальто и хотя бы ненадолго избавиться от бронежилета. После падения через стеклянную перегородку спина до сих пор ноет от боли.

Я почти не слышу, о чем говорят Нейт и Ева – точнее, не прислушиваюсь (мне хватает мыслей о топе Мартин). Вместо этого достаю из рюкзака половину батончика, с удовольствием отправляю ее в рот, запиваю водой и иду до мусорного ведра, чтобы выкинуть обертку и заодно изучить офис радиостанции.

Здесь довольно уютно и спокойно. В двух кварталах отсюда бушует ад, но офис этих двоих ощущается неким своеобразным нетронутым убежищем. Оазис посреди апокалипсиса.

Я рассматриваю безделушки на столах, безошибочно определяю рабочее место Мартин и тут замечаю фотографию Евы и очень похожего на нее парня.

Если бы я все еще что-нибудь жевал или пил, точно бы поперхнулся.

Я неотрывно смотрю на фото – может, показалось? Но… нет. Это он. Я плохо запомнил его имя, но лицо…

Лицо этого парня надолго отпечаталось в моей памяти.

Я перевожу ошарашенный взгляд на профиль Евы.

Лиам Мартин.

Так вот почему это имя показалось мне знакомым.

Опять смотрю на фотографию, на Еву, и меня начинает мутить от полного осознания ситуации.

Стараясь не привлекать внимание, я иду в туалет, закрываю дверь, включаю холодную воду и, опираясь на раковину, смотрю в зеркало на свое потрепанное отражение.

Лиам Мартин…

Город был другой. На названия, как и на имена, память у меня ни к черту, но площадь точно выглядела иначе.

Сбор людей, стандартная проверка – ничего особенного, ни мин, ни сопротивления местных. Это была моя первая миссия после выписки из госпиталя. Помню, как был рад вырваться из стен моей квартиры, где я заканчивал лечение. Мне она на тот момент порядком надоела.

Последний ряд – как и всегда, там меня ждал очередной «сюрприз». Лиам, к слову, не выглядел подозрительно. Но его заражение я почувствовал, стоя напротив его соседа по ряду. Я знал заранее, что все закончится выстрелом. Но одна строчка в досье поставила меня в тупик: «Иммун».

Это казалось невозможным. Иммун не мог заразиться, тем более настолько сильно. Но все указывало именно на это – как и почерневшая радужка и сосуды глаз. В другой ситуации я бы приказал задержать его и отправить на обследование. Но мы бы Лиама и до лаборатории не довезли, он мог обратиться с минуты на минуту, что привело бы к прорыву зараженных. Тогда я принял, как мне казалось, единственное верное решение.

Я медленно выдыхаю, опускаю взгляд на льющуюся воду и подставляю под нее руки.

Спустя пару минут я вспоминаю и саму Еву: как она прибежала на площадь после выстрела. Мартин тогда выглядела иначе: прическа была другая и, кажется, волосы темнее. Но я очень хорошо помню ее крик, который задел и мою собственную боль. А еще помню, как ее, потерянную и разбитую, уводили под руки к медицинской палатке.

Черт возьми.

Мог ли иммун на самом деле заболеть и дойти до критичной стадии заражения?

Я долго сомневался в своем решении и общался со специалистами из исследовательского центра. Но они разводили руками и сыпали непонятными терминами и условными вероятностями, а в итоге и вовсе сошлись на версии, что в случае Лиама Мартина произошла ошибка, и его иммунитет оказался временным. А Фрэнк повторял, что «любая система не идеальна в самом начале» – даже процесс выявления иммунов. И хотя вопрос поставили на контроль, это был единственный подобный случай, поэтому лицо Лиама Мартина и сейчас до деталей предстает перед моими глазами.

Боже, Ева, мне… очень жаль.

Я задумчиво вожу пальцами по холодной воде. И как мне теперь смотреть в глаза Мартин? Зато ее отношение ко мне понятно с любого ракурса. Все произошедшее, от нападения во время проверки до драки в холодильнике и постоянного гнева и недовольства в мою сторону, как пазл, складывается в единую картину: я приказал убить ее брата.

Я подставляю под воду обе ладони, будто пытаюсь смыть с них несуществующую кровь, закрываю кран и вытираю руки бумажным полотенцем, которое машинально, но совершенно точно отправляю в мусорное ведро.

Что ж, для начала попробую хотя бы выйти. Не хотелось бы оказаться целью спецоперации «Выкури Инспектора из туалета».

Когда я возвращаюсь, Мартин заканчивает обработку Нейта.

– Теперь ты, – говорит Ева.

Я получаю возможность оценить ее топ и спереди, но сейчас мои мысли заняты совсем другим. Я никак не могу оторвать взгляд от Мартин, и в голове звучит ее крик: «Убийца!».

– И не смотри так на меня, – фыркает она, – я до твоего лица только со стула дотянусь.