В чем-то я… прекрасно понимаю ее чувства. Если бы убийцей Лоры был человек, а не гребаный вирус, я бы пристрелил его, не задумываясь, и вряд ли смог бы спокойно находиться с ним в одном помещении.
– Почему-у? Почему с тобой? Из всех людей на планете я застряла здесь именно с тобой!
Какой-нибудь мозгоправ из числа тех, кто активно пытался проверить меня на профпригодность после смерти Лоры, точно нашел бы, что сказать, предварительно перерыв гору не самых приятных воспоминаний. Но у меня нет ответа на озвученный вопрос, кроме самого банального: просто так вышло.
– Надеюсь, ты жалеешь об этом, как и я.
Я смотрю на Еву. Увы. Нет, нисколько.
Но все же…
– Я много о чем жалею.
В моей голове звучит эхо выстрела, которое останется там до конца моей хреновой жизни. Я вижу почерневший взгляд Лоры и как она выхватывает у меня пистолет – эти картинки такие яркие, будто все произошло секунду назад.
Я затихаю, не в силах сразу справиться с наваждением. Опять тянет заорать – как в ту минуту, когда от моего крика едва не сотрясались стеклянные шкафы в больнице, где работала Лора. Все, лишь бы не чувствовать невыносимую боль, которая навсегда поселилась в моем сердце.
Вдох… выдох…
С трудом, но я нахожу силы вернуться к реальности. Я ничего не мог сделать тогда, и это бессилие чуть не свело меня с ума.
– Но здесь мы, по крайней мере, в относительной безопасности, – эти слова я выдаю на автомате.
Но Мартин успокаиваться не собирается, и ее ярость окончательно выводит меня из ступора. Я мысленно выдыхаю: я больше не в больнице, а в запертом холодильнике, и напротив стоит разъяренная Ева, за слова которой я цепляюсь, как за спасательный круг. Думаю, именно поэтому они проникают гораздо глубже, чем бы мне хотелось.
– Да я лучше бы сейчас была там, с ними, чем с тобой здесь!
На моем лице во всей красе отражается удивление с ядерной смесью скепсиса и обиды.
Да какого черта?! Она вообще понимает, что говорит?
Я молчу и, прищурившись, смотрю на нее. Если меня понесет на бездумные высказывания, Фрэнк обнаружит в этом холодильнике живой только Еву, но, скорее всего, мой труп.
После недолгой игры в гляделки меня постепенно «отпускает». Я скептически хмыкаю и отвечаю:
– Ну, у меня все же есть одно преимущество перед теми парнями снаружи. – Я указываю взглядом на дверь, за которой рычат зараженные. – Я не собираюсь тебя убивать. – Что бы она там ни представляла, я не какой-нибудь свихнувшийся на войне солдат, стреляющий во все, что движется. – И, – я внимательно смотрю на пылающую от гнева Еву, – я вижу, тебе очень многое хочется мне сказать. Так почему бы не воспользоваться этой возможностью?
Если будешь стрелять, давай в бронежилет, и уже покончим с этим.
Я жду длинных оскорбительных тирад или выстрела, в конце концов. Но то, что происходит дальше, в очередной раз доказывает, что я в свои тридцать пять ни черта не разбираюсь в женщинах.
Вместо того, чтобы что-нибудь сказать, Ева неожиданно замахивается и бьет кулаком, целясь мне в лицо. Я уворачиваюсь быстрее, чем успеваю сообразить, что случилось, и ее рука пролетает в опасной близости от моей щеки. Промазав (и, конечно же, разозлившись), Мартин бьет еще раз – снова мимо. Я действую на рефлексах – на третьем ударе перехватываю ее кулак и прижимаю к себе спиной, обхватив Еву поперек груди вместе с руками.
Дробовик выпадает на пол. Мартин пытается сопротивляться, но ее сил и злости хватает только на то, чтобы несколько секунд ворочаться в захвате. Когда она затихает, я уже собираюсь ее успокоить, но Ева сдаваться не собирается и с силой наступает мне на ногу.
Да чтоб вас!
Я шиплю от боли, проглатывая слова, которые хотел бы сказать, и Ева, воспользовавшись моментом, вырывается на свободу. Подхватив дробовик с пола, она разворачивается и целится в меня, отойдя на метр.
Не спуская с нее глаз, я медленно поднимаю руки и теперь на самом деле готовлюсь к выстрелу.
Но чем дольше длится пауза, тем меньше решимости и реальной угрозы исходит от Мартин.
Наконец, она опускает дробовик.
– Да пошел ты. – Пройдя мимо меня, Ева возвращается к обыску, бросив на ходу: – Держись от меня подальше.
Я часто дышу после притока адреналина и внимательно смотрю на Еву, а затем, убедившись, что она временно потеряла ко мне интерес, медленно выдыхаю.
А ты полна сюрпризов, Мартин.
Я поправляю пальто, машинально провожу рукой по цепочке под футболкой, и в этот момент мне, как и в целом, стоило бы промолчать, но слова вылетают быстрее, чем я успеваю прикусить язык:
– Знаешь, в небольшом холодильнике это будет довольно проблематично.
Гром и молнии. Затишье перед бурей.
Ева прерывает поиски, оборачивается и подходит ближе, пристально глядя мне в глаза.
– Ну так придумай что-нибудь, – цедит она, сжимая дробовик (но опущенный, и на том спасибо). – Ты же великий Инспектор. – Ее слова звучат почти как оскорбление, хотя ничего лишнего в них, казалось бы, нет. Кроме, разве что, ее тона. – Может, и выход отсюда найдешь.
Метнув, наверное, сотую по счету молнию взглядом, Мартин уходит в противоположную часть холодильника.
«Может, и найду», – хорошо, что это я произношу в своих мыслях.
Я поворачиваюсь к стене с ящиками, не особо заботясь о том, что опять стою к Еве спиной. Если бы она в самом деле собиралась меня убить, у нее была для этого минимум сотня возможностей.
Да уж. Для меня подобный всплеск эмоций и выяснение отношений точно в новинку – в обычных столкновениях с городскими бунтарями мне и то было спокойнее.
Я стою и смотрю на стену, часть которой освободил от ящиков. В голове творится полный кавардак – мысли скачут от одной к другой и обратно к Мартин. На миг вновь хочу оказаться в бронированном грузовике – в мерзкую погоду ехать в какой-нибудь из городов, слышать монотонный бубнеж Фрэнка и ничего не чувствовать, но… похоже, точка невозврата пройдена.
Дьявол.
Когда мне удается успокоить дыхание, а перед глазами перестает мелькать яростный взгляд Евы, в свете шара я вижу под потолком странный блик: одна из панелей на несколько миллиметров выдвинута из общей стены.
Интересно.
Я дотягиваюсь до шара, толкаю его к своей находке, забираюсь на ящик и медленно провожу ладонью по плите. Ощущения, конечно, не из приятных – толстый слой пыли тут же отпечатывается на пальцах. Я задумчиво хмурюсь и нажимаю на середину плитки – под давлением она медленно входит обратно в стену, а затем отскакивает назад и отъезжает в сторону.
Черт возьми, если бы я умел это делать, точно бы не удержался от улыбки.
– Мартин, – я осматриваю неплохого такого размера вентиляцию, в которую смогу пролезть и сам, – кажется, я нашел выход.
Глава 4. Ева
Нет, этот человек совершенно не умеет затыкаться, хотя с виду не тянет на болтуна.
– Ну, у меня все же есть одно преимущество перед теми парнями снаружи, – говорит он и указывает на дверь. – Я не собираюсь тебя убивать.