Досье без названия

– Именно так.

– Но почему тогда Израиль? Ваш отец говорит на иврите, и вы тоже…

– Мой отец специалист по этому региону. Он был… он там работал, когда встретил мою мать. Она израильтянка.

– Как же он встретил врача-педиатра?

– Он просто всегда и везде ездил с сыном. Сам занимался Грэгом и ни на кого его не оставлял. Однажды, когда Грэгу было два года, им пришлось посетить детскую неотложку, где в этот день дежурила моя мама.

– Боже мой, ну зачем мы обсуждаем убийство и весь этот кошмар, когда здесь такие сюжеты? Это же готовая книга.

– Я плохой рассказчик, мама рассказывает об этом очень смешно. В любом случае вы не должны были всего этого знать. Возвращаясь к нашей истории – Грэг услышал то, чего совершенно не ожидал услышать за чашкой кофе от малознакомой женщины.

– И что он сделал после этого разговора?

– Третьего января он поговорил с отцом и коротко обрисовал ему свою идею привлечь писателя. Потом встретился с вами в Орсэ.

– То есть то, что мне дали прочитать в Израиле, это был не рапорт?

– Нет, это отец потом записал с его слов.

– Но почему я? Зачем я ему понадобилась?

– Он всегда говорил, что журналист, у которого есть воображение, должен его сознательно ампутировать. У него самого воображения не было вообще, он оперировал только фактами. А здесь было совсем не за что зацепиться, поэтому нужен был кто-то, способный придумать что-нибудь за него.

– И он решил, что я настолько безумна, что соглашусь ему помочь. Не так глупо, если вдуматься. Но я сказала нет.

– Да, вы отказались, а он, никого не предупредив, стал изображать из себя секретного агента, потому что, с его точки зрения, отец уже засветился, значит спасать надо было меня.

– Ну да, конечно! Я же видела, как он это делал! Когда мы познакомились, он хотел меня проверить и пытался изобразить кого-то другого. И этим другим были вы.

– А дальше мы ничего не знаем о том, что произошло четвертого января, но он умер и Ари тоже.

Рафаэль не поднимал на нее глаз и больше ничего не говорил. Камилль казалось, что он переживает последние дни жизни Грэга, когда старший брат решил защитить младшего.

– Он был дилетант, да? – спросила Камилль.

– Да, и у него не было ни единого шанса в борьбе с профессионалом, – ответил Рафаэль. И она поняла, что ему действительно мучительно больно жить с мыслью о том, что безоружный старший брат бросился на амбразуру ради него.

– В этом нет вашей вины, он хотел сделать как лучше, – посочувствовала она.

– Это не вина, а последствия моего выбора, – возразил он, давая понять, что больше не хочет об этом говорить.

– А что вы знаете об этой женщине? Что он сказал вашему отцу?

– Он оставил несколько фотографий, которые тайком сделал в ноябре и декабре.

– И это всё?

– Еще есть ее след в одном из дел, которым занимается Гедеон.

– То есть у вас. А когда это было обнаружено?

– После их гибели.

– А я могу узнать, каким образом?

– Наверное, можете, потому что всё равно уже догадались… Между Францией и Израилем есть… существует своего рода сотрудничество по предотвращению террористических актов. После их смерти… был… произведен обмен информацией по некоторым досье. И в нашей части… документов… эта женщина была, а во французской ее не было. И это самая важная деталь во всем деле. Мы несколько раз замечали ее присутствие в подозрительных ситуациях начиная с прошлого лета, Грэг – внимательный любитель – смог в ноябре обнаружить ее существование. А во французской части… досье ее нет.

– Может быть, это просто случайность?

– Конечно, она может вообще не иметь ко всему этому никакого отношения. Но совпадение довольно странное, правда?

– Да, действительно.

– Когда мы ее заметили, то с одной стороны… проинформировали французов о своем открытии… и с другой стороны – стали ее искать.

– А это вообще легально?

– Что вы имеете в виду?

– Ну как это происходит? Вы должны кому-нибудь сказать, что ведете свое расследование на французской территории?

– Скажем так, это подразумевается.

– Могу я посмотреть на ее фотографии?

Он что-то поискал в своем компьютере и передал его Камилль. На снимке была элегантная женщина лет пятидесяти. У нее были прекрасные темные волосы, довольно длинные и очень густые. Большую часть лица скрывали дымчатые очки. Черная одежда подчеркивала стройность, но не уменьшала грудь. На ней были удобные туфли на низком каблуке, и стоящий рядом стол обычного парижского кафе позволял понять, что она выше Камилль, но ниже Рафаэля.

– Мне надо к ней привыкнуть, – через некоторое время сказала Камилль, – а вы пока расскажите всё что можете об этом, как вы говорите, сотрудничестве, не выходя за рамки секретности, конечно.

– Честно сказать, мне кажется неразумным посвящать вас в особенности нашей работы. Вы ведь и сами просили держать от вас всё это как можно дальше, и это было очень логичным решением. Может быть, я отвечу на какие-то вопросы, но не на все. «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».

– Да у меня голова лопается от вопросов, мне нужно их хотя бы просто задать. Они наверняка глупые, и обо всем этом уже все давно подумали, но мне нужно от них избавиться. Если у вас есть ответы, но вы не можете их мне дать, меня это полностью устраивает: главное, что вы будете знать, о чем мне хочется расспросить.

– Задавайте ваши вопросы.

– Кто-нибудь еще, кроме Грэга, вступал в контакт с этой женщиной?

– У нас нет об этом никакой информации.

– Видел ли ее кто-нибудь после их смерти?

– Нет.

– Грэг узнал о ней хоть что-нибудь?

– Ничего, благодаря чему ее можно было бы опознать.