Досье без названия

15.04

Не могу описать, что со мной происходит. Видел его урывками всего несколько минут и даже не знаю, отличаюсь ли для него от всех остальных. Уже несколько дней думаю только о нем. Не знаю, встречу ли его снова. Надо заставить себя жить, а не ждать, что это вдруг случится.

9.06

Сколько встреч мне нужно, чтобы просто попросить телефон? Моя мнительность – вот настоящая пытка; неспособность предпринять хоть что-нибудь. Если я ему неприятен, он даже не сможет показать это слишком явно. А я боюсь, что после этого никогда больше не увижу, как он мне улыбается. Так хочется верить, что он улыбается именно мне.

10.09

Руки дрожат. У меня есть его телефон, и он сам мне его дал. Он всё понял и просто подарил возможность что-то изменить в моей жизни. И в его тоже.

22.09

Не хочу ни с кем делиться и в то же время хочу, чтобы все знали. Нужно рассказать родителям, они должны узнать до того, как это станет известно всем.

30.10

Я готов всем пожертвовать, чтобы мы были вместе. Но готов ли он? Нам обоим есть что терять, но кому больше? И мы не можем вечно скрываться.

21.11

Или надо жить открыто, или всё это прекращать. Что бы ни было, я точно знаю, что умру без него. Но я, возможно, не смогу ни заставить его принять мою жертву, ни убедить его пожертвовать собой.

19.12

Полночь. Если ничего не сорвется в последний момент, через несколько часов я наконец его увижу. Мы улыбнемся друг другу и просто скажем «добрый день». Больше не могу ждать. Надо всё менять.

26.12

Всё решено. В следующий раз мы встречаемся у меня, и плевать на последствия. Больше не могу выносить такую жизнь, когда невозможно нормально перезваниваться и хранить переписку, потому что кто-нибудь может что-нибудь обнаружить.

Рафаэль закончил читать и посмотрел на Камилль. Она сидела неподвижно, сжавшись всем телом и закрыв лицо руками, явно полностью сосредоточившись на услышанном. Только редкие движения пальцев свидетельствовали о том, что она напряженно размышляет. Рафаэль уже привык к этому и ждал, когда она очнется, опустит руки и начнет задавать свои странные вопросы.

Но в этот раз она просто встала и, не говоря ни слова, пошла к двери. Прежде чем выйти из комнаты, она несколько раз замирала, хотя ее пальцы продолжали двигаться. Казалось, она не может сделать следующий шаг, пока не рассмотрит очередную гипотезу. Она была похожа на дирижера невидимого оркестра, который пытается добиться идеального исполнения. Рафаэль подумал про себя, что никогда не видел столь безумного и одновременно столь нормального человека.

Когда она все-таки ушла, сверху не доносилось ни одного звука, и Рафаэль понял, что ей надо было что-то обдумать. Она вернулась раньше, чем в предыдущие дни, и была настолько поглощена своими мыслями, что и во время обеда тоже молчала. Закончив есть, она дождалась, пока его тарелка опустеет, и распорядилась:

– Прочтите еще раз.

В этот раз она всё время оставляла в блокноте какие-то значки, ей одной понятные заметки, заполнявшие страницу. Она заставляла его повторять без остановки; он сбился со счета, сколько раз, дочитав дневник, сразу получал тот же приказ начать сначала. Снова и снова она слушала эту короткую исповедь, и стоило Рафаэлю чуть изменить перевод, как она немедленно его останавливала и требовала объяснений, этимологического разбора и любых возможных подсказок. Когда же наконец текст был, кажется, выучен наизусть, она надолго погрузилась в свои загадочные записи, а потом не глядя на Рафаэля сказала:

– Мне нужно две вещи. Во-первых, наиболее полный календарь Ари за прошлый год. Это секретная информация?

– Нет, вы сможете его увидеть.

– Отлично. И во-вторых, я хочу, чтобы вы сравнили его календарь с календарем вашего брата.

– Зачем это вам нужно?

Камилль подняла глаза от своих заметок.

– Я хочу быть уверена в том, что мужчина, о котором пишет Ари, не Грэг.

Впервые с тех пор, как они познакомились, он вышел из себя.

– Вы сумасшедшая? Это невозможно.

– Ну так докажите. В дневнике нет ничего, чтобы могло бы опровергнуть эту версию. Скорее наоборот, в нем много косвенных деталей, которые могут ее подтвердить.

– Каких, например?

– Вполне возможно, что Ари все эти годы оставался один, потому что у него не было никакой надежды быть с вашим братом. И возможно, они могли где-то пересекаться. Обоим было что терять, и оба, видимо, никак не могли открыто жить вместе. Ну и самое важное: в конце концов они оба оказались в квартире Ари, где и погибли.

– Это всего лишь ваши выдумки.

– Конечно, я совершенно согласна, только докажите, что я ошибаюсь.

– Из-за вас мы только теряем время.

– Да прекратите на меня злиться! Ни за что не поверю, что вам самому это не приходило в голову. Вас ведь раздражает только то, что я тоже об этом подумала. И вместо того, чтобы орать, подготовьтесь лучше обсудить значительно более простую гипотезу.

– Это какую же?

– Если это не двойное самоубийство, если это не убийство по страсти и самоубийство, тогда самым простым было бы предположить, что кто-то третий убил их из ревности, страсти или страха. Докажите мне, что Ари был просто ваш старый друг, а не бывший любовник. Я хочу, чтобы проверили, как вы провели не только прошлый год, но и все предыдущие.

– Из соображений безопасности вы не должны были обсуждать со мной одним версию, по которой убийца я, – сказал он после секундной паузы. – Вам надо поговорить об этом с остальными.

– Они наверняка и сами давно это сделали. Правда, видимо, результатов проверки еще не было, когда вас отозвали, да?

– Вы не нуждаетесь в этой информации.

– Вот и хорошо. Просто подтвердите мне, что ни у вас, ни у вашего брата никогда не было и быть не могло романа с Ари, и я не буду придумывать сюжет на эту тему.

– Здесь всё, что делал Ари в прошлом году, – сказал он, бросив на стол толстую папку. – Изучайте. Кстати, меня не будет несколько дней, в следующий раз мы сможем встретиться только в воскресенье.

– В воскресенье?

– Очень жаль, но другого выхода нет. В любом случае, я не смогу остаться в Париже больше, чем еще на одну неделю.

– Можно мне забрать папку с собой? Или ее нельзя отсюда выносить?

– Хорошо бы всем документам оставаться здесь, но вы можете забрать свои заметки. Всё равно, я думаю, никто кроме вас не сможет их расшифровать.

– Да? Странно, а мне казалось, вы всё поняли. Ну хорошо, пусть будет воскресенье в одиннадцать.

До самого вечера она изучала то, что было в досье за прошлый год, чтобы найти хоть какие-то следы неизвестного человека. Ей хотелось бы объяснить свое рвение только необходимостью утешить Гедеона, но Камилль не могла скрывать от себя, что гнев Рафаэля подстегивал значительно сильнее.

29.01.2016. Записи Камилль Руше