Хроники Нордланда. Пепел розы

– Ты прав… – Медленно поднимаясь с колен и сильно потемнев лицом, произнесла Элоиза словно через силу. – Затмение нашло, не иначе… – Женщина внезапно осознала, что только что унижалась перед мужчиной, которому она не нужна и даже неприятна – эту неприязнь она читала в его глазах в этот момент так, словно она была выписана там огненными буквами. – Ошиблась я…

– Прости. – Сказал Гэбриэл и пошел прочь, к выходу, чувствуя себя скверно. Даже жаль ее было. Но что он мог?.. Ну, не поддаваться же ей, в самом деле! Своим безжалостным взглядом он видел все ее недостатки, делавшие ее совершенно для него непривлекательной. Не говоря уже о диком поведении и нелепых признаниях. Ему вспомнилось, как призналась ему в любви Алиса, и Гэбриэл ощутил вновь нежность и гордость: его Солнышко все делает безупречно!

Элоиза осталась стоять, оглушенная, ошеломленная. Сначала ей было больно. Очень больно. Она поняла не только то, что была Хлорингу неприятна, но и то, насколько унизилась. Мгновенно безумное желание трансформировалось в безумную же ненависть. И она бросилась следом за ним.

Гэбриэл был уже во дворе, разговаривал с ее кузеном. И откуда тот взялся, придурок малахольный?! Более того: конюх уже вел к ним оседланного олджернона, на котором привез Хлоринга Смайли. Бедолага-Смайли! Элоиза поняла, что лишилась любимого мужчины, и ради кого?! Ради тупой… бесчувственной колоды!

– Куда собрался?! – Воскликнула, вне себя от ярости. – У нас осталось, что обсудить, Хлоринг!

– Вали скорее! – Прошептал Сван, подмигнув Гэбриэлу. Но тот замер, решив разобраться, что случилось, и как-то сгладить неприятное впечатление – Элоизу ему все еще было жаль.

Кто знает, что сотворила бы Элоиза, охваченная обидой и чувствующая себя смертельно оскорбленной. И не узнает уже никогда: во дворе неожиданно появился эльф. Один-единственный эльф Ол Донна, с заплетенными в две косы длинными каштановыми волосами, вооруженный луком и двумя эльфийскими саблями. Людей Элоизы, поспешивших к нему, он смахивал с пути, не глядя, не прилагая, казалось, к этому никаких усилий. Подошел к Гэбриэлу:

– Цел? – Спросил с небольшим акцентом.

– Нормально все. – Ответил Гэбриэл. – Как ты меня нашел?

– Тебе лучше не знать. – Бросил Кину, обводя взглядом двор и останавливаясь на Элоизе, застывшей с рукой, вцепившейся в рукоять домашнего кинжала.

– Я забираю своего племянника. – Сказал ей эльф. Элоиза глянула на окровавленные лезвия сабель и на полупустой колчан, стиснула зубы. Молча смотрела, как они уезжают – эльф свистнул, и в открытые ворота вбежал его каурый жеребец. Через несколько минут ей доложили, сколько человек положил один эльф, добираясь до своего племянника… Элоиза впала в безумную ярость. Молодец Смайли, удружил, привез подарочек! Это после всего, что она для него сделала! Элоиза обладала еще одним «замечательным» качеством: свои заботу, опеку и щедрые подарки она дарила, не считая, практически, навязывала их, но как только остывала, спрашивала за все.

– Объявляй общий сбор. – Стиснув кулаки, приказала она. – Я этого так не оставлю!..

В личных покоях герцога Далвеганского, куда допускались только самые доверенные и преданные слуги, царила почти восточная роскошь. Ковры, китайские шелка, золото, слоновая кость, яшма, мрамор, янтарь, бирюза и лазурит – всё это стоило баснословно дорого. На коврах в гостиной резвились две девочки, нагие, в белых веночках, хорошенькие невероятно. Герцог холил и баловал их, и потому не считал себя грешником; девочки имели всё, что хотели, ему нравилось смотреть на них и слышать их весёлые голосочки. В отличие от брата, он был добрым извращенцем. Одну он звал Хлоя, другую – Дафна. Лёжа на роскошном ложе, покрытом шкурами и шелками, герцог ел сладости из большой золотой чаши, смотрел на девочек, потягивал вино и наслаждался жизнью. На столах, подоконниках, сундуках и шкафах в вазах стояли охапки цветов – роз, лилий, жасмина, насыщающих воздух в комнате ароматами.

«Хлою придётся вернуть Драйверу». – С лёгким сожалением думал герцог. Сожаление касалось не того, что в Садах Мечты девочку, скорее всего, сразу же убьют, причём медленно и очень жестоко. Об этом он вообще старался не задумываться. Сожалел он о себе – Хлоя была самой хорошенькой из его живых игрушек за много лет; смотреть на её личико было настоящим наслаждением. К тому же, девочка была послушной и явно любила своего господина, а это, как ни крути, приятно даже извращенцу. Потому он и тянул – обычно герцог избавлялся от девочек гораздо раньше. А у этой вот-вот начнут расти волосы на лобке, и это уже не шло ни в какие рамки; этого герцог совершенно не выносил. От девочки следовало избавиться – как ни жаль. И он вновь со злостью подумал об отнятой у него Хлорингом девочке. Как там её назвали эльфы?.. Айвэн?.. Ему доносили то и дело, что девочка – копия покойной Лары Ол Таэр, которую герцог видел когда-то и признавал, что она была самым прекрасным существом, ступавшим по этой земле. Что принц Элодисский и вся его семья в девчушке души не чает… Обладать тем, что так драгоценно для соперника и врага – что может быть лучше?! Может, брат и прав, и следует открыто объявить Элодисцам войну? Чтобы отнять свою девочку – свою, чёрт побери! Она предназначалась ему, она принадлежала ему! Хлоринги нагло украли её у него!

Чувствуя, что злость может разыграться и далеко его завести, лишив сна и покоя, он хлопнул в ладоши, и музыка смолкла; невидимые музыканты с лёгким шорохом удалились.

– Поздно уже, мои ангелочки! – Сказал герцог добродушно. – Идите, приласкайте своего дорогого папочку!

Дафна, как всегда, закапризничала, а Хлоя с готовностью забралась на постель и чмокнула «папочку» в выпяченные мясистые губы. Как, всё же, жаль, что она так быстро выросла!

Сон сморил герцога как-то до странности быстро, он даже не успел как следует натешиться. Из-за жары он спал поверх покрывал, на спине, раскинув толстые ляжки. Хлоя, как котёнок, свернулась у него под боком, а Дафна, у которой после секса всегда болел живот, всё никак не могла уснуть, металась по постели, ища положение, в котором могла бы успокоиться.

И вдруг села, испуганно распахнув большие голубые глаза. В окно светила почти полная луна, от неё по полу и коврам лежала серебристая дорожка, в которой стоял человек. Он был не похож на герцога: стройный, весь в чёрном, белокурый. Улыбнулся Дафне, приложил палец к губам, и вдруг как-то очень быстро, почти мгновенно, оказался возле неё и коснулся её шейки. Девочка обмякла.

Утром герцог проснулся с тяжестью в голове и неприятным вкусом во рту. Со стоном сменил положение, в котором затекло всё тело, и запоздало ощутил жжение и боль в паху. Живот вот уже много лет мешал ему взглянуть на своё достояние, потому герцог нашарил его наощупь… Страшный вопль разбудил девочек и весь замок.

Узнав, что Гага повесилась, Габи впала в такое отчаяние, что заслужила уважительные замечания слуг о своей доброте. А когда стало известно об изнасиловании, Габи реально ощутила себя на краю бездны. Изнасилование девственницы в Элодисе считалось очень серьёзным преступлением; за это ставили к позорному столбу, а после топили в сортире. Преступление против прислуги самого принца являлось самым тяжким из всех возможных; конечно, его не могли оставить без внимания. Габи знала, что расследовать это будет Марчелло, который уже заслужил в замке славу человека, способного узнать любую тайну. И он, конечно, узнает и о портшезе для «госпожи Эйпл», и о «Наливном Яблочке»… Ей конец! Ужас от того, что она погубила безответную девчонку, страх, что все узнают, что дядя этого может не пережить и у него случится второй удар, которого он не переживёт, едва не свели её с ума. В разгар паники слуга неожиданно принёс ей письмо, распечатав которое, Габи содрогнулась: начиналось оно со слов: «Прекрасная Юдифь! Не волнуйтесь о происходящем. Я обо всём позаботился, вы не будете побеспокоены. Скажете, что отправили служанку с запиской к гадалке Роксане, что она вернулась не скоро и вся в слезах, но ничего, разумеется, рассказать вам не смогла и не принесла ответа от гадалки, за что вы на неё рассердились, так как не знали, что с нею произошло. Остальное я беру на себя. Навеки ваш раб – М. P. S.: Письмо сожгите».

Скомкав письмо, Габи бросила его в огонь. Чувства её охватили сложные. С одной стороны, она страшно обрадовалась возможности избежать проблем и разоблачения. С другой, стало ясно, что Марк знает, кто она такая, и ничего не помогли ни маска, ни псевдоним… Она чувствовала такое отвращение к произошедшему, к своему поступку и к Марку, что без содрогания даже думать об этом не могла. Габи всерьёз собиралась говорить с дядей о своём отъезде в монастырь, вот только вся эта история с Гагой разрешится…

Служанка гадалки рассказала Марчелло, что в тот день слышала за домом подозрительный шум, и когда решилась выглянуть, то увидела трёх мужчин, по виду – портовых рабочих, которые бежали по переулку. Выйдя, она нашла девочку сидящей на земле и плачущей, но когда она попыталась обратиться к бедняжке, та неожиданно вскочила и убежала. Габи рассказала Марчелло то, что было в письме, а когда Марчелло спросил, почему она не попыталась узнать, что произошло с девочкой, та только фыркнула. Впрочем, зная принцессу, Марчелло и не удивился. Через три дня служанка гадалки «опознала» в порту преступников, и Габи наконец-то вздохнула с облегчением: всё закончилось и всё обошлось. Она даже почувствовала благодарность к Марку: то, что ей казалось неизбежным и кошмарным, оказалось таким простым! И когда она поехала к воскресной обедне в Богослов, не собираясь в этот раз навещать дом на улице Вязов, и получила записку от Марка с просьбой встретиться у ювелира, то не могла не согласиться. Ей казалось, что она должна хотя бы поблагодарить такого милого и внимательного молодого человека… Но сегодня он держал себя уже иначе. Едва она вошла в лавку, как слуга запер за её спиной дверь, а появившийся Марк увлёк её в комнату без окон, и принялся бесцеремонно лапать.

– Эй, ты! – Вспылила Габи, отвесив ему пощёчину. – Руки убери!

– Да ладно! – Он грубо заломил ей руки. – Чё ломаешься?

– Я не шучу – пусти! Я стражу позову!

– Да? И расскажешь им, что нас связывает? Расскажешь, что я уже четыре раза тебя поимел, да не один, а в компании?! Или расскажем, как твоя глухонемая невинность потеряла?

Габи застыла, и Марк, развернув её к себе спиной, бросил грудью на стол, покрытый тёмно-красным сукном, и задрал юбки. – Хочешь, чтобы я молчал, будешь давать мне, когда захочу. И выполнять для меня маленькие поручения…

– Пошёл к чёрту! – выпалила Габи, комкая сукно. – Понял, урод?!

– Ругайся, сколько хочешь… – Марк начал сладострастно постанывать, одной рукой ухватив её за грудь, а другую запустив в волосы. – Меня это заводит… А отказываться не советую… Не советую!

– Ты с ума сошёл! – Прошипела Габи. – Не знаешь, с кем связываешься!

– Это ты с ума сошла. – Кончив, Марк похлопал её по заду. – Если думаешь, что я тебя не использую! Такая глупая и похотливая сучка, как ты – это просто дар небес! Будешь исполнять для меня маленькие поручения…

– Чёрта с два! – Оправляясь, огрызнулась Габи. Марк рванул её к себе, схватив за локоть:

– И попробуй не сделать! Весь город на следующий же день будет петь о тебе похабные песенки и подсчитывать, сколько мужиков у тебя было!

– Тварь! – Взвизгнув, она залепила ему молниеносную пощёчину, ощерилась на него:

– Мразь!

Он крепко сжал её руки, сверкнул глазами, красивое лицо исказилось от бешенства, став просто омерзительным:

– Эти свои штучки оставь идиотам-родственничкам! – Прошипел, играя желваками. Ему хотелось ударить эту суку, но он понимал, что синяк на её лице будет иметь слишком большие последствия. – Это ещё не всё! Ты возьмёшь в служанки мою… знакомую. Вместо несчастной идиотки, которую ты убила.

– Я не…

– Ты её убила! – Повысил голос Марк. – Можно было догадаться, что девчонка такого позора не переживёт!

– А ты не знал?! Это твои люди бы… ли… – Габи с силой вырвалась из его рук. Марк издевательски засмеялся:

– А что я? Ты просила, я сделал. Это ТВОЯ служанка, и ТВОЁ желание! Так что давай, знакомься: Ирен, твоя новая служанка. – В комнату вошла высокая, довольно смазливая, но какая-то неприятная особа, одетая опрятно, но выглядевшая почему-то потасканной. И взгляд у неё был колючий и наглый. Это была та самая девица, которая давала показания по поводу Гаги, якобы служанка гадалки. – Эту ты, надеюсь, никому не подсунешь? Во-первых, она уже давно и активно не девственница, а во-вторых, мне это не понравится, и тебе придётся из-за этого не сладко. Но не переживай. Она ловкая, надёжная и умелая; служанкой она тебе будет идеальной. Выполнит любое поручение, любой каприз, и угрызениями совести мучиться не будет. Ей не впервой даже яд добавить в питьё или еду, а, Ирен?

Девушка мрачно усмехнулась, довольно нагло рассматривая Габи.

– На публике мы будем очень преданными, а? – Марк хлопнул её по заду. – Престиж нашей прекрасной госпожи для нас – святое. – Он привлёк Габи к себе – она даже не трепыхнулась, – и крепко поцеловал её грудь, оставив тёмный след:

– А это тебе напоминание. Если попытаешься обвинить меня во лжи, твои сиськи будут мне свидетелями!

Габи вышла на свежий воздух, подавленная и напуганная. Только теперь до неё окончательно дошло, что она натворила и во что встряла. Шутки кончились; и что теперь делать, как избавиться от этого… человека, она не знала.

Гэбриэл и Кину какое-то время ехали молча и очень быстро; Гэбриэл гнал коня, пытаясь справится с собой. Не получилось. И на берегу неширокого ручья он спешился, уселся на поваленное дерево и обхватил голову руками. Кину подошел, положил руку ему на плечо.

– Господи… – сквозь зубы выдохнул Гэбриэл. – Я-то думал, что все кончено… что позади это все… Что никогда больше… – не смог продолжать, с коротким рычащим стоном прижал к лицу запястья – руки болели все сильнее, у него было такое ощущение, словно они распухли до невероятных размеров, особенно правая, которой он разбивал лицо Смайли, и превратились в горящие огнем сгустки боли. Кину взял его правую руку, сказал:

– Терпи, больно будет! – И ловко и умело вправил вывихнутые пальцы. Гэбриэл, коротко вскрикнув, прижал руку к груди: что ж его правой руке не везет-то так, а?! – зажмурился, пережидая. Кину сел рядом и неожиданно обнял его. Гэбриэл прислонился к его плечу, слушая, как тот что-то успокаивающе наговаривает ему по-эльфийски. Ему было плохо. Так плохо, как не было еще никогда в ЭТОЙ жизни, после побега из Садов Мечты. Да и там бывало редко. Унижение, унижение и страх – что с ним, связанным, вновь смогут сделать все, что захотят, – оказались такими, что теперь Гэбриэл с трудом собирал куски себя самого, подбирая один и роняя два. Но эти чувства и эта боль стремительно трансформировались в ненависть. Ничего! Двух, двух он уже уничтожил, и воспоминания о том, как подыхал Аякс, выражение его поганых глазок, которое впечаталось в память, дарили ни с чем не сравнимое удовлетворение. Не-ет, слаще мести ничего нет в этой жизни! Трое его врагов мертвы, и жаль, конечно, что Сен-Клера убил не он, но по рассказам Лодо, смерть того упыря была правильной. Долгой и достаточно мучительной, чтобы Гэбриэл чувствовал себя удовлетворенным.

– Теперь, Сетанта, – донеслись до него наконец-то слова Кину на нордском, – твои враги узнали твою силу. И станут бояться тебя. Каждый из них будет видеть себя на месте этого барона, и сон их никогда больше не будет спокойным.