Хроники Нордланда. Пепел розы

– Питер Рот, ваше высочество.

– ладно, Рот. – Гарет просмотрел какие-то списки, бросил их, в этот раз, не на пол, а на стол. – Отужинай с нами, чем там Бог госпоже Лизе послал. Расскажешь все остальное. Что-то я не вижу здесь никаких реестров и финансовых документов. Что у нашего барона в собственности, помимо замка средней паршивости, числится?

За поздним ужином разговаривали все о том же: о произволе барона и его людей, о том, что с недавних пор стало еще хуже, как барон сошелся с Элоизой Сван, «истинным дьяволом в женском обличье». Гэбриэл еле сидел за столом, и слушая, и не слыша. Даже его сил оказалось недостаточно, чтобы без ущерба переварить все, случившееся с ним сегодня. Голова трещала, тошнило, руки отказывались даже держать бокал. И все эти ужасы, которые рассказывались за столом про барона Смайли… Мужик просто делал, что хотел, и целая округа была в заложниках его произвола! И за что местным любить их с братом, если они единственные, кто мог остановить Смайли, но не делал этого, даже не особенно интересовался происходящим?.. Что Драйвер, что Смайли – налог платят исправно, отчеты радужные, и слава Богу, как там в реальности, никому не интересно… А люди дочерей уродуют… Гэбриэл вспомнил нежную, хорошенькую мордашку Вэнни и содрогнулся. Это в каком же отчаянии нужно быть, как же нужно бояться за свое дитя, чтобы изуродовать его?! Гэбриэлу до сих пор тошно было даже думать о том, как он спасал от оргии Алису, ударив ее… Это было одним из самых отвратительных и болезненных его воспоминаний. Но он знал, что чувствует тот, кто решается на такое. В каком состоянии находится такой человек. «Нужно было сразу же собираться и ехать сюда. – Думал он, медленно уплывая куда-то. – Не ждать появления Корнелия и смерти этого Лайнела… Ехать… Разбираться… А мы…». Он покачнулся, но упасть не успел: Гарет, чуткий к его состоянию, успел подхватить его.

Сэр Юджин пришел к врачу-еврею, который поселился в Хефлинуэлле с подачи Гэйба Хлоринга, в сумерках, переодевшись, надев маску. Вот уже вторую неделю он не знал, что с ним происходит, а главное – как это прекратить. Он и к городским лекарям ходил, и к знахарке из Омок, и даже ездил в Ригстаун, все тщетно. Врачи и знахари ужасались, но ничем помочь ему не могли, не понимая, как это с ним приключилась напасть такая?.. Знахарка из Ригстауна, правда, сказала, что это порча, но кто ее навел, и как от нее избавиться, она не знает. Зажимая при этом нос и стараясь не смотреть на него. И то сказать, в Хефлинуэлле Юджин еще как-то справлялся, рядом всегда была баня, но в пути помыться было негде, и амбре от него было кошмарное…

– Впервые вижу такое… – Пробормотал себе под нос Моисей, осмотрев его. – И давно это у вас?

– Чуть больше двух недель. – Признался Юджин. – Что это, жид?

– У вас-таки гниет кожа. – Развел руками Моисей. – Это не лепра, не псориаз, не пролежни… И не потница… Я просто в растерянности, просто в растерянности, молодой человек. Погодите-ка… – Он поднес светильник так близко к телу рыцаря, что тот почувствовал легкое жжение. И внезапно отшатнулся, воскликнув что-то по-своему.

– Что?! – Содрогнулся Юджин. – Что, что там?! Говори, жид!

– Нет-нет… – Моисей сглотнул, но заставил себя говорить спокойно. – Показалось. Старым глазам, знаете ли, чего только не померещится…

– Делать-то, делать-то мне что?! – Взвыл Юджин.

– У других лекарей вы были, господин? – осторожно поинтересовался Моисей.

– Да у кого я только не был! – Юджину хотелось заплакать. – Даже у бабок-шептуний… Эти дуры говорят, что это порча…

– Обратитесь к эльфам. – Посоветовал Моисей. – Я впервые такое вижу и не могу вам ничего посоветовать помимо того, что вам наверняка уже прописывали другие врачи, а эти средства, как я понимаю, не помогли.

– Не помогли?! – Вышел из себя Юджин. – От них только хуже становится! Мне орать охота от зуда и огня этого…

– Сейчас здесь гостит эльфийская королева. – Моисей спокойно отнесся к ярости Юджина, понимая, что та вызвана невыносимыми страданиями, и сочувствуя этому человеку. – Попробуйте обратиться к ней. Говорят, она сильнейшая эльфийская волшебница.

– Она из марокканского сада не выходит. – Стиснул зубы Юджин. – А меня туда не приглашают. Эта маленькая… графиня, – он едва сдержал ругательство, – почему-то не желает общаться со мной, хотя я… я всегда… Черт! – У него вырвался отчаянный стон. – Господи! Неужели ты ничего, совсем ничего мне дать не можешь, только чтобы хоть немного… Еврей! Я тебе все отдам, все, – он поспешно начал срывать с пальцев кольца, – вот, вот, держи! Я не могу это терпеть, не могу, не могу! – Его затрясло. Моисей, который всегда сострадал любому живому существу, не мог этого видеть, и позвал его за собой:

– Идемте, господин. Я сам буду просить графиню… Мне она не откажет.

Их запустили в сад, где Алиса, ее подруги и эльфы слушали музыку. Королева Мириэль сидела на качелях с Вэнни. Девочка безумно влюбилась в эльфу, просившую называть себя бабушкой; бабушка мгновенно трансформировалась в «бабу Мириэль», но эльфийка не возражала. При виде Моисея и его спутника Алиса, игравшая на эльфийской гитаре, резко встала, Аврора замерла. Еврей почтительно поклонился.

– Ваше величество. – Он прижал руку к груди. – Ваше сиятельство графиня… Прошу простить мне дерзость, но этот человек нуждается в срочной помощи, и я не могу оставить его без своего участия. Долг врача повелевает мне сделать для него все, что в моих силах… А в моих силах в данном случае только обратиться к вам.

– Не извиняйся, ты прав. – Сказала Мириэль и взглянула на Юджина. – Я знаю твою беду, дайкин. И нет, я не стану тебе помогать. Не мне решать, сколько тебе платить за то, что ты сделал.

– да что я сделал?! – Воскликнул Юджин в отчаянии. Алиса подошла к нему вплотную, и он замер, приоткрыв рот, когда увидел, какими стали ее глаза.

– А ты вспоминай, – тихо, чужим, нечеловеческим голосом произнесла она, – как насиловал мою беспомощную подругу. Может, это успокоит твои страдания. Это же было ТАК приятно.

– Ты… вы о чем?! – Похолодел Юджин, как зачарованный, глядя в черные, заполнившие весь глаз, зрачки, где плясали золотые искры и мерцал, пробиваясь из глубины, рубиновый огонь. – Я ничего не…

– Не лги. – Предупредила Алиса, перебив его. – Иначе будет еще хуже. Уходи отсюда, негодяй. Я никогда не прощу тебя. Но ты можешь уйти в монастырь куда-нибудь подальше отсюда. В его стенах ты излечишься. Но как только их покинешь, все вернется. Ты сгниешь заживо, мои друзья съедят твою кожу и начнут есть мясо. И ты НИЧЕГО не сможешь с этим поделать.

Юджин упал на колени.

– Я никогда… я могу жениться…

– Никогда! – Взмахнула рукой Алиса. – Никогда такой негодяй не станет мужем и отцом! Ни одна женщина не должна пострадать, став женой такого мерзкого и ничтожного человека! Вон отсюда! Больше никогда и ни одна девушка не пострадает от тебя!!!

Аврора вскочила, поняв, что права – это именно сэр Юджин, ее обидчик. Кулаки сжались, она побледнела, грудь вздымалась.

– Жениться?! – Воскликнула гневно, – я правильно расслышала?! Как ты смеешь даже думать об этом?! Стать женой – такому, как ты?! Принести тебе клятву верности и любви, почитать тебя, беречь и быть с тобой до конца твоих дней?! С бесчестным… гнусным… трусливым подонком?! Да лучше умереть! Нет – лучше стать уродиной на всю жизнь, лучше… облысеть! Алиса права: вон отсюда!

– Баба, а это кто? – Вэнни жадно следила за происходящим. – Это плохой дядька? Как Доктор?

– Да, моя принцесса. – Мириэль погладила ее по голове. – Это плохой дядька. Но он уже получил по заслугам. О нем можно забыть.

Глава четвертая: Шторм

В охотничьем доме графа Валенского царило буйное веселье: лесничий и его сын пропивали деньги, полученные за девственность Ингрид. Лесничий искренне собирался потратить деньги с умом: сделать ремонт в замке, расплатиться с долгами, приодеть племянницу; но приятели сына, прослышав про деньги, нагрянули, как только уехали Хлоринги, весёлой и пьяной оравой, и лесничий не устоял. Как оно всегда бывает, он намеревался отложить основную сумму, а погулять на пару дукатов, но как только начал, так плюнул на всё и пошёл в разнос. В замок привезли бочку вина, пару бочек пива, кучу всякой снеди, пригласили музыкантов, среди которых было несколько шлюх, в том числе и кватронка, тощая и сварливая, но зеленоглазая и с бубном, которую лесничий спьяну то звал себе в жёны, то называл Ингрид. Сначала он громко рассказывал всем, что деньги ему принесла племянница, и бил себя в грудь, пьяно каясь и призывая на свою голову кары небесные за то, что так с нею поступает, не пытаясь даже, тем не менее, остановиться и поберечь хоть какие-то жалкие остатки денег. Ингрид, которой, как всегда, приходилось прислуживать всей этой пьяной орде, в эти часы так ненавидела дядю, всю свою жизнь здесь и всю эту пьяную кодлу, что всерьёз думала: вот бы поджечь этот замок, когда все они перепьются и уснут, и спалить их всех заживо!!! А ситуация, тем временем, становилась всё ужаснее для неё. Дядя нажрался до того, что уже, не стесняясь, орал, перекрикивая вопли гостей и визг музыки:

– Вы посмотрите на неё! Тощая, как драная коза, смотреть не на что, а Хлоринг поимел её в первый раз трижды! ТРИЖДЫ!!! Нет, но как, а?! Ни титек, ни жопы, а поймала целого герцога!!! А здесь он сколько раз тебя поимел, а?! Нет, ты иди сюда, эльфячье отродье, говори, когда дядя спрашивает! Я тебя за что кормлю?!

Ингрид тут же сбежала. Она понимала, что получит за это розгами по самое не хочу, но сил не было больше видеть и слышать всё это. С самого отъезда Хлорингов она мечтала о том, как уедет, в каком доме поселится, как будет жить, ходить в церковь, словно приличные женщины, одеваться красиво… И, мыслями и душой пребывая уже в чистом и приличном мире, этот она уже просто не выносила. Спряталась в своём обычном убежище, между стеной амбара и поленницей, куда ещё ни разу не догадались заглянуть ни дядя, ни кузен… Здесь было чисто, сухо, Ингрид держала здесь глиняную бутыль с водой и горку лепёшек. В узкую щель могла протиснуться только такая, как она, худенькая и плоская, и то с трудом, а вот внутри она вытащила несколько поленьев, расширив пространство так, что сидя, чувствовала себя даже комфортно. Отсюда она хорошо слышала пьяные вопли, визг, хохот и музыку. Выскочил кузен, пьяно заорал:

– Ингрид, иди сюда! Иди сюда, говорю, сучка, хуже будет!!!

Ингрид даже дышать перестала, съёжившись в своём убежище. Какая-то женщина, похожая на цыганку, полная, сдобная, повисла на нём, увлекая прямо к Ингрид.

– Я её всё равно вы»бу! – Твердил тот с пьяным ожесточением. – Она давно просит, коза сраная! Поймаю и вы»бу!

– Что-то он у тебя слабоват, родной! – Засмеялась женщина.

– Так отсоси, и увидишь! – Они расположились в тени от крыши, нависающей над поленницей, и Ингрид хорошо видела происходящее. Когда женщина опустилась на колени перед кузеном, её затошнило. Вид половых органов всегда вызывал в ней отвращение, а это действо… Ингрид закрыла лицо руками, но звуки, которые издавали эти двое, всё равно вызывали омерзение и тошноту.

– Хорошо отсосала! – Сказал, наконец, кузен. – Дело своё знаешь!

– А то! Стоит, как колышек! Теперь давай, ты покажи своё искусство, жеребец!

Женщина ухватилась прямо за поленницу, и Ингрид запаниковала: кузен уделывал свою пассию так, что на девушку сыпались труха и опилки, того и гляди, обрушат поленницу! И вылезти никак… Но поленница выстояла. Кузен и его дама вернулись в дом, а Ингрид перевела дух, вытряхая из волос мусор. Занятая этим, она сначала не обратила внимания на топот копыт; увидев всадников, она в первый миг подумала, что вернулись Хлоринги, и выдохнула от облегчения: слава Богу!!! Если бы не мусор в волосах, она бросилась бы к ним, но задержалась, а потом произошло страшное. На крыльцо вышел кто-то из пьяных гостей, и один из всадников, проткнув его мечом, отпихнул тело ногой и вышиб дверь. Ингрид закусила пальцы, не веря своим глазам. Через минуту музыка стихла, и раздались визг и вопли ужаса и боли. Из окна напротив выпрыгнула давешняя женщина, побежала к амбару, но за ней спрыгнул высокий, гибкий, в чёрном, качнулся на полусогнутых, свистнул клинок, и голова женщины, разбрызгивая тёмное, полетела в кусты, а тело, нелепо дёргаясь, повалилось на землю. Убийца оглянулся. У него было нереально красивое лицо: тёмные глаза, густые тёмные брови и очень светлые волосы, прекрасной формы тёмные губы… Ингрид видела его несколько секунд, но запомнила навечно. Мягко ступая, он подошёл к окошку и взвился, закидывая себя обратно в окно, находившееся в двух метрах от земли…

Мужские крики стихли быстро, а вот женщины визжали дольше. Особенно одна из них – остальные уже давно стихли, а она визжала и орала так, словно с неё живьём драли кожу. Ингрид изо всех сил сжала уши руками и билась головой о стену амбара, чтобы не слышать этих воплей, длившихся несколько совершенно чудовищных минут, но они всё равно проникали в неё, жгли, сверлили её мозг. В конце концов пятеро мужчин вышли на крыльцо. Один из них волок за волосы голую худую женщину, которая показалась Ингрид куклой, оттащил её подальше от крыльца и бросил посреди двора.

– Может, обыщем здесь всё, Шторм? – Обратился он к светловолосому. – Вдруг кто остался?

– И чёрт с ними. Я не прочь, чтобы кто-нибудь сообщил Хлорингам подробности. – Тот швырнул в открытую дверь факел, остальные побросали свои в окна. Ингрид до крови укусила пальцы, чтобы унять тряску, но тщетно: её тело тряслось само по себе. Ей было так страшно, что она уже почти не владела собой, хорошо, что инстинкт заставлял её сидеть тихо-тихо и не шевелиться. Убийцы вскочили на коней и исчезли. На псарне завыли собаки, заволновались и заржали лошади, закричала птица. Это привело Ингрид в чувство: бессловесных тварей следовало спасти, и девушка бросилась открывать сараи. Собаки бросились вон так, что едва не сбили её с ног; так же умчались лошади, козы, заполошно блея; убежала с рёвом и тяжёлым топотом корова, выкатив белки безумно вытаращенных глаз, куры вылетели из курятника, словно огромные голуби, выше всех летел петух. Ингрид, чувствуя страшный жар от горящего замка, сама побежала было прочь, но ей почудилось, что женщина, лежавшая посреди двора, шевелится, и она вернулась к ней, чтобы помочь, если надо – и завизжала от ужаса. Женщина, молодая, худая зеленоглазая кватронка, лежала неестественно вытянувшись: её насадили на жердь, воткнув в промежность. Она хрипела, изо рта лезла густая пузырящаяся кровь, а глаза смотрели прямо на Ингрид, полные ужаса и боли. На животе у неё было вырезано: «Шлюха Хлоринга».

– Мама… – Простонала Ингрид, отползая от женщины как была, на карачках. – Мама… Я не хочу… не хочу… – В доме что-то с грохотом рухнуло, и она, подскочив, как ужаленная, опрометью бросилась в лес, что-то бормоча, словно безумная и не видя ничего перед собой. Сколько она так брела, Ингрид не знала. По пути она то и дело дёргала себя за волосы и царапала себе грудь, бормоча: «Не хочу… не хочу… не хочу…». Когда кто-то окликнул её, она не услышала; лишь почувствовав, что кто-то прикасается к ней, она завизжала и упала в обморок.

Через полчаса у догорающего дома были Ворон, Сова, Коршун и Снегирь. Сам пожар их не удивил: они и сами поджигали ограбленные усадьбы. Поразило их тело посреди двора, брошенное с таки расчётом, чтобы огонь его не тронул. Увидев, что женщина ещё жива, Ворон спешился и перерезал ей горло, а потом они вместе с Коршуном бросили тело в огонь, чтобы не валялось и не досталось стервятникам.

– Там было написано: «Шлюха Хлоринга» – Сообщила Сова, единственная из них, кто умел читать.

– Не нравится мне это. – Сплюнув, сказал Ворон. – Нас сюда с вами не зря подманили. Что-то затевается против Хлорингов, и нас в это дело втягивают. Вот увидите, в этой расправе обвинят нас.