Плач Синайских гор

Она проследила за ним растерянным взглядом. Пряча лицо, он быстро зашагал в общественную душевую. Вернулся с виноватой улыбкой, стряхивая рукой с лица и густых волос капли воды.

– Я думал, что ты уже улетела и я больше тебя никогда не увижу.

Голос у него был таким глухим и подавленным, что она не могла произнести ни слова. Смотрела на него и молчала. И понимала, что сейчас он опять говорил ей «ты», не «вы».

– Не смотри на меня так! – закрыл он лицо руками.

Она отвела взгляд в сторону. Ну, дитя! Что тут ещё скажешь?

– Я ждал тебя вчера. Ждал до часу ночи. Много раз поднимался на шоссе, и по той лестнице, и по другой. А когда, наконец, понял, что ты не придёшь, возненавидел всё вокруг. Ты веришь?!

Она кивнула. А он снова закрыл лицо руками, и плечи его беззвучно затряслись. Светлана протянула ему носовой платок. Он усмехнулся, отвел её руку. Вытер лицо локтем и снова вышел умыться. Но шёл теперь неторопливо, с прежним достоинством. И плевать ему было на то, что с разных сторон за ним с нескрываемым любопытством наблюдал не один десяток глаз. А когда вернулся, долго стоял в дверях и смотрел ей в глаза.

– Когда твой самолёт?

Она торопливо взглянула на часы.

– У нас есть минут пятнадцать.

– Пойдём в бар выпьем холодного соку. С Мустафой я договорился. – Стукнул кулаком по каменной стене: – Опротивел мне этот магазин!

В баре никого не было. Певец что-то пел на арабском. Пел трогательно, с некоторым надрывом. Самир, повторяя за ним слова, смущенно смотрел на неё. И снова в глазах стояли слёзы.

– О чём эта песня? – спросила она.

– У тебя есть ручка и листок бумаги?

Она удивлённо подняла брови. Господи! Вот это конспирация! Оглянулась. Три молодых парня сверлили её насмешливыми взглядами. Один – за стойкой бара, другой – за спиной у соседнего столика, третий выглядывал из-за живой цветочной стены. Понятно! Достала из сумки блокнот, ручку. Самир стал что-то быстро писать. Протянул ей блокнот. Пробежала глазами строки:

«Эта песня о моей любви к тебе. Я боюсь, что ты не вернёшься и что я тебя никогда не увижу! И это разорвёт мне сердце!»

Осторожно перевернув страницу блокнота и тоже стала писать:

«Любовь, как море, есть приливы и отливы. Буду молиться за тебя. У тебя будет очень красивая и добрая жена и много детей. Вы будете любить друг друга, и строить дом в долине Гиза».

Он нервно перечеркнул написанное крест-накрест.

«Я хочу, чтобы это была ты! Скажи, что ты пошутила, и у тебя нет мужа! Я бы не дал тебе уехать! Я бы поехал за тобой даже в твою снежную страну!»

– Прости, мне пора!

Он побледнел, смело дотронулся до руки и крепко сжал её. Потом резко встал и кивком головы пригласил следовать за ним к такси. В машине молчал и, время от времени, искоса, поглядывал на неё. К счастью, у гостиницы никого не было. Он вышел из такси, подал ей руку. Поразилась его галантности. А он обернулся на таксиста. Водитель, всё тот же старик, беспечно копался в «бардачке». Самир наклонился и, как малый ребёнок, ткнулся губами в её щёку. Затем сунул ей в руку диск с видеофильмом, поспешно сел в машину и поднял руку. Машина быстро развернулась и скрылась из виду.

– Вот и всё! – зачем-то вслух произнесла она. Однако долго предаваться чувствам времени не было. Подошел автобус. Из гостиницы высыпали люди. Нужно было идти за вещами.

И снова переполненный пассажирами аэропорт, суета на таможне. Машинально делала то, что подсказывала шумная толпа. Кто-то раздраженно ткнул в её спину локтем.

– Стоит, как неживая! Спит на ходу, что ли?

Обернулась. Старая знакомая. Толстая тетка с красным потным лицом, что кричала на весь пляж, грозясь снять с работы пляжного работника за то, что у него кончились чистые полотенца. И снова она диктует всем свои порядки… Ну да Бог с ней! Светлана была даже рада тому, что её подталкивали локтями, заставляя двигаться

Видела, как в толпе мелькнули Рена с Олегом. Её не заметили. И, слава Богу. Она тоже не стала пробираться к ним. Общаться ни с кем не хотелось.

Самолет стремительно набирал высоту. Светлана прильнула к окну. Застыли в почетном карауле величественные хребты Синайских гор. Сверкнуло синими глазами почему-то названное Красным море. Крыло самолета спрятало под собой экзотическую картинку. Она сомкнула веки. А в голове зазвучал его голос: « Мне кажется, я всегда знал тебя! Словно ты жила не на другом краю света, а где-то рядом, на плато Гиза. А ты утверждаешь, что это не так и рассказываешь мне про снег, которого я никогда не видел. Смотрю в твои глаза, и мне в тебе нравится все: голос, походка, мимика, жесты. Почему ты мне такая родная? Даже тогда, когда говоришь на русском языке, я все понимаю. Скажи, разве такое может быть?»

Вот уж правда! Как такое могло случиться? Когда он появился на свет, она уже была в «интересном положении». Из декретного отпуска на работу уговорили выйти, как только сыну исполнилось полгода. И все та же сумасшедшая нагрузка. Все самые хулиганистые парни просились в её английскую группу. Завуч ругалась, не разрешала начинать урок, пока «лишние» не выйдут из класса, но парни молча саботировали. На все доводы директора, мол, вы же учили немецкий, твердили одно: «Нам всё равно, где сидеть. Ни по-немецки, ни по-английски не малтаем!». Делать было нечего. Завуч разводила руками. «Пусть только Светлана Петровна пожалуется мне на дисциплину!» Но жаловаться было не на что и не на кого. Ей не приходилось даже делать замечаний. Их делали друг другу сами ученики. Не дай Бог, у кого ненароком щёлкнет ручка! Все головы возмущенно поворачивались на звук. Стоило ей на ком-то остановить пристальный взгляд, ученик смущённо краснел и опускал глаза. Почему это происходило, сама не знала, но силу воздействия своего взгляда чувствовала. Но этим, если честно, никогда не злоупотребляла. И вот на тебе! Что называется, «влипла в историю» с этим арабским мальчишкой! Как там у Экзюпери? «Мы отвечаем за тех, кого приручаем». Да уж! Да уж! Всегда помнила об этом…. А тут! Где переступила запретную грань? Не тогда ли, когда, поскользнувшись на скользком камне, не отвела его услужливую руку в сторону? А может, когда из жалости к дрожавшему от холода пареньку позволила ему прижаться спиной к своей спине там, на вершине одной из Синайских гор? Или всё-таки тогда, когда он придвинул свою ногу в плетёном сандалии к резиновому ободку её тапочки? И она не убрала ногу! Да что гадать?! Грех вызревает в мыслях. И взгляд начинает источать флюиды. Сама того не осознавая, ввела парня в искушение!

Проклятое самоедство! Будь на её месте мужчина, разве стал бы корить себя за то, что вызвал любовь какой-то девчонки?! И платоническим чувством тут бы не обошлось! Ещё бы и гордился своей победой! А тут не освободиться от чувства какой-то необъяснимой вины…

Интересно, а что у Самира в фильме? Ведь он подарил ей диск. Как он тогда сказал? «Ты увидишь себя моими глазами. И полюбишь себя, поверь мне!». Чудной! Нельзя ей привозить этот диск домой. Зачем вызывать ревность мужа? Зачем ранить ему душу какими-то напрасными подозрениями? И из-за чего? Из-за того, что арабский мальчишка, прощаясь, ткнулся губами ей в щёку? А кому тогда показывать этот фильм? Подругам? И ловить их многозначительные усмешки? А, может быть, втайне от мужа, самой любоваться на себя? Безумие!

В Домодедово приземлились в час ночи. Пришлось до утра сидеть на вокзале. Включила мобильник. И в ту же секунду пришло сообщение: «Я очень тоскую. Сообщи, как долетела. Люблю, обнимаю, Самир». Ответила сдержанно. И вновь SMS: «Когда ты ко мне приедешь?». Она долго не отвечала. Потом написала: «Мне трудно ответить на этот вопрос». И тут же в ответ: « Помни: я буду ждать тебя и через десять лет!». Горько усмехнулась: мечтать не вредно. Что будет с нею через десять лет? Как будет выглядеть? Какими будут его интересы?

Нащупала в сумочке коробку с диском, встала, отыскала взглядом урну, подошла к ней и медленно опустила туда диск. Обвела взглядом зал ожидания. За ней наблюдала только маленькая девочка, лет семи, что вертелась в кресле рядом со спящей матерью. Другим пассажирам не было до неё никакого дела. Вот и хорошо.

К утру сон взял своё. Отключила мобильник. Закрыла глаза.

В поезде заставляла себя думать только о доме. Как там муж? Слушается ли его щенок, Тобик, которого совсем недавно взяли в семью? Были ли письма от сына? Не планируют ли детей? Что-то долго тянут они с этим делом. Некоторые женщины не хотят рано становиться бабушками. А ей хотелось иметь внуков. Жизнь прекрасна в любом возрасте! Но почему же тогда так царапнуло бесцеремонное обращение к ней того парня, на тропе Покаяния? «Эй, бабуля!..». Да разве в слове дело? Сама манера обращения, пренебрежительно-унизительная! Забыть! Забыть того парня! Забыть Самира! Забыть эти Синайские горы! Синь Красного моря! Ведь поезд несёт её в зиму, в искрящийся снег, где так уютен семейный очаг и потрясают своей величавой красотой берёзы, ели, сосны!

А память, как коварная кошка, запустила коготки не в одежду, не в тело, в самую душу.

Два года назад нашлись «доброжелатели» и по телефону сообщили, что у мужа в любовницах молоденькая медсестра. И даже фамилию назвали. Всё сходилось. О ней муж подозрительно много рассказывал, словно на отделении других работников не было. Светлана даже однажды видела её. Как-то зашла в больницу и столкнулась с ней в дверях его кабинета. Надо было видеть эту надменную красавицу, в каждом взгляде, в каждом движении, в каждом жесте которой сквозили вызов и соперничество, страх в обнимку с откровенным самолюбованием. Но так не хотелось верить в предательство! И гнала все недобрые предчувствия прочь. Но однажды, возвратившись с курсов повышения квалификации, во время уборки нашла под кроватью чужую серёжку. Долго ходила как в воду опущенная. Богатая фантазия вырисовывала такие картины, что хотелось без оглядки побежать к озеру, броситься в ледяную воду и плыть, плыть, плыть!.. До тех пор, пока не оставят силы…

Муж забеспокоился. Всё чаще стал брать её за плечи, разворачивая к себе, заглядывал в глаза:

– Ну что с тобой? Ты, случайно, у меня не заболела? Завтра же сходи в поликлинику, проверься. Обещаешь? Или положу к себе на отделение.

– Там я буду лишней! – опустив взгляд в пол, прошептала она.

– Ах, вот оно что! Стало быть, доложили. Ну, было увлечение. У нас, у мужиков, сильны животные инстинкты. Больше с ней не встречаюсь. Клянусь! Это правда. Она перешла работать на «Скорую». Там больше платят. Ну, прости меня, прости!

Светлана застонала. Почему-то вспомнились роды. Сын родился очень крупным. Порывов было столько, что орала на всю больницу. И всё равно, ту, физическую боль, с этой было не сравнить! Кто-то из «сердобольных» подруг посоветовал: «Должок платежом красен! Возьми да измени с кем-нибудь. И сделай так, чтобы узнал!..». Она покачала головой: «Такой душевной муки, что испытала, и врагу не пожелаю!».

***

Открыла глаза. В незашторенное окно робко заглядывали по – северному голубые сумерки. В кухне муж, Алексей, смотрел телевизор. Прислушалась. Опять про этот теракт…в гостинице Hilton. Значит, всё-таки не сон…

Нащупала рукой на полу мобильник, набрала sms и отправила на номер Мустафы. «Как Самир?!». Через несколько минут с каким-то надрывным писком пришёл ответ: «Его больше нет!».

Долго лежала, не шевелясь, тупо глядя на то место, где на тёмной стене висела икона Спасителя. Перед мысленным взором раскинулось ночное небо, с непривычно большими звёздами. Они подмигивали ей, словно говорили: «Мы будем ждать тебя и через десять лет!».

В спальню вошёл Алексей. Не включая света, подошёл к дивану, присел, как к больной, на самый краешек постели.

– Вставай-ка, засонюшка. Посмотри, что в мире творится. А ты спишь себе, безо всяких забот! Опять эти теракты. Кстати, в Египте, откуда ты недавно прилетела. Больше не отпущу тебя одну никуда. Слышишь? – Провёл ладонью по щеке. – Да ты никак плакала?!

– Сон плохой приснился, – прошептала она.

– А ты его забудь, – как маленькую погладил её по голове. – И давай-ка вставай! Пойдём чаю попьём!