Плач Синайских гор

Она прильнула горячей щекой к его руке и с трудом выдавила из себя:

– Угу! Сейчас!..

Веселый поезд. Повесть в новеллах

Люблю дороги! И все равно, куда ехать. И все равно, каким видом транспорта. Лишь бы двигаться вперед. И чтобы менялись перед глазами пейзажи, ситуации, лица. Разговор с попутчиками всегда на редкость доверительный. Уж очень точно подметил это автор одной из любимых песен:

Давай с тобой поговорим,

Прости, не знаю, как зовут.

Но открывается другим все,

Что для близких берегут…

(Здесь и далее используются стихи из песни Олега Митяева)

Внимательно вглядываешься в глаза напротив и видишь чужие заботы, проблемы, радости, печали. И даже читаешь мысли… Стоит притихнуть, сделаться серой мышью, прикрыть невидимой завесой свой мир – и сразу на сцене жизни появляются яркие персонажи и ты становишься зрителем интереснейшего спектакля.

Чаще всего приходилось ездить на поезде, в студенческую пору. Старались достать билеты не на почтово-багажный, а на «веселый», то есть скорый поезд. Выражение «Время – деньги» было в обиходе уже и тогда. Скорые поезда были всегда переполнены, место доставалось лишь на боковой полке. Как правило, боковые места и освобождались быстрее. Это позволяло переходить из одного купе в другое. Колеса весело отстукивали свой излюбленный мотив. И мир вокруг жил радостным ожиданием перемен. Потому что впереди – праздник, либо выходной, в юности это почти одно и то же. Интерес к студенту небольшой. Зададут пару ничего не значащих вопросов:

– Домой едешь?

– Угу.

– На праздник?

– Ага.

– Где учишься?

На третий вопрос, как правило, уже не ждут ответа. Потому как, какая кому разница –«где»? И вот тебя оставляют в покое, ты – зритель в живой темноте зала. И занавес поднимается. Даже сейчас, спустя столько лет, детально вспоминаются многие дорожные истории. Будто услышаны они были не тридцать лет, а несколько дней назад.

Купе первое. «Сваха»

На вид ей было лет сорок пять. Нам, двадцатилетним, в ту пору это казалось очень много. Вместе с сумкой и чемоданом женщина внесла с собой в купе столько шума и суеты, что все пассажиры разом зашевелились, задвигались, словно попали под какую-то взрывную волну. Бойкая попутчица махала кому-то в окно, посылала воздушные поцелуи, немыми знаками давала мужчине за окном последние «ценные указания». Было видно, что в ней, как в хорошем вине, бродят организаторские способности. Таких людей обычно тяготит людское молчание. Их хлебом не корми, дай всех познакомить и объединить общей темой разговора. Как только платформа стала медленно уплывать назад, все обернулись на ее громкий голос:

– Ну что? Так и будем всю дорогу молчать? Давайте знакомиться. Меня Тамарой Петровной величать. Еду к сестре в гости. Мужика своего, – она небрежно махнула рукой в сторону окна, – не взяла. Три дня подряд отпил. Пусть просыхает. А ты, бабуленька, куда путь держишь? – обратилась она к круглолицей старушке, которая стеснительно разглаживала на коленях свой парадно-выходной сарафан. – К дочке, небось?

Та, радушно улыбнувшись, кивнула. И на щеках заиграли ямочки.

– Хорошее дело. Дочь-то, она всегда к матери ближе. А, папаша, видать, к сыну? – Перевела она стрелку разговора на строгого худощавого старика, что сидел напротив. Тот тоже охотно поддакнул.

Тамара Петровна по-свойски, без церемоний, называла всех на «ты». Людей в купе это, видимо, не задевало. Ну, хочет человек к тебе поближе быть, на одну ступеньку с тобой встать, пусть потешится. Всё равно скоро выходить. В малом пространстве общественного транспорта, хочешь не хочешь, а боками обтираться друг об друга приходится.

– И тоже, видать, один живешь? – в упор, с нескрываемым интересом, разглядывала она старика.

– Один, дочка, один, – посетовал тот. – И видно было, что обстоятельство это его волнует.

– Одному худо! – сочувственно вздохнула Тамара Петровна. – Годков-то тебе, вижу, много, но ты еще о-го-го! Вон, какой взгляд острый! – игриво подмигнула она старушке. – Орел, да и только!

Дед, польщённый похвалой, довольно погладил усы. А усы у него были чапаевские. Не усы – усищи! И это тоже не ушло от внимания Тамары Петровны.

– Тебя, папаша, поди, Василием Ивановичем зовут?

– Угадала. Прямо в самую точку! – искренне удивился старик.

– Работа у меня такая. Зав. клубом работаю, взгляд на людей намётан. Я и бабулю сейчас вычислю…

Старушка, готовясь к эксперименту, на всякий случай, поправила на голове штапельный платок, выправляя из-под него пухлые щеки.

– Марией Ивановной будете?

– Почти так, – удивленно кивнула та. – Только не Ивановна, батюшку маво Михаилом звали.

– Вы что, с одной деревни? – дотошно пытала их словоохотливая попутчица.

– Нет, нет, мы с ним не знакомые, – торопливо, словно испугавшись чего-то, сказала бабулька.

– А зря! – будто только этого и ждала Тамара Петровна. – Смотрю на вас – душа радуется: какая бы пара была! А? Или не так?

Дедуля усмехнулся, подкрутил кончики и без того острых усов. Бросил оценивающий взгляд на бабульку. Та вспыхнула и повела плечами. Интрига завязалась. Всеобщее внимание устремилось на новоиспечённую «сваху». Публика ждала развития событий. И женщина быстро вошла в роль.

– И то, правда, что по одному пропадать? Внуки, поди, уж выращены. Дети – отрезанный ломоть.

– Что верно – то верно, – согласился Василий Иванович. – У меня уж правнуков пруд пруди! Да и пра-пра есть, чего греха таить! Мне уж годков-то знаете сколько?

– Мужчине можно свой возраст сказать, – разрешила сваха. – Житейский опыт – мужское богатство.

– Я пожил. Девятый десяток уже. Всякого на своем веку видывал.

Тема разговора старику явно нравилась, как и сама бабулька, что так и пышила теплом да мягкостью. Круглое улыбчивое лицо её разрозовелось от давно забытого внимания к собственной персоне. Ей тоже не терпелось вступить в разговор.

– Я тоже прабабка давно.

Тамара Петровна, будто, только этого и ждала. Зацепив стариков за живое, круто взяла «быка за рога».

– Супруга-то умерла давненько, Василий Иванович?

– Да уж лет семь как. Инсульт случился. Картошку окучивала. Ой, она у меня и работящая была…

– А у маво хозяина – инфаркт. За дровами ехал… Четыре зимы уж как без него, – горько запричитала бабулька.

– Ну и забудем о плохом, – быстро подытожила сваха. – Пусть земля им пухом. А живым о живом думать надо. В своём домике так и живешь? – участливо посмотрела она на взбодрившегося деда.

– А где ж еще? И коз держу. Молоко, оно надо. Курей шесть штук. Собака, кот – словом, хозяйство.

– На кого ж всех оставил?