Плач Синайских гор

– Я тоже своего мужа только сейчас по-настоящему ценить стала. Раньше всё какие-то претензии вынашивала, всё себя лучше считала. А теперь, так его жалею. Случись что с ним, не пережить! Уж тридцать три года, как женаты. Моя мама, бывало, на этот счёт шутила: «К половику и то привыкнешь!». Кажется, что знаю его лучше, чем саму себя. Все мысли по взгляду читаю. Да и не только… Он палец прищемит, у меня всё нутро заледенеет. Вот что это, а?! Давно уж меж нами ничего интимного нет, а виском, вот так вот, к его груди прижмусь, – снова кивнула она на стариков, – и так легко, так спокойно сделается, все проблемы, как вода в песок, уходят. – Добродушно улыбнулась. Понизила голос. – Не сердись на меня за то, что я тебя так, холодным душем!.. Приедешь домой, мои слова вспомни. На пользу пойдёт!

Загорелая попутчица взглянула на часы, встрепенулась, ловко и быстро спрыгнула с полки, стала собирать вещи. Уже одевшись, поблагодарила всех за компанию и подмигнула соседке:

– Доброго пути Вам! И всё-таки любовь зла!..

Та усмехнулась, помахала в ответ и перевела задумчивый взгляд в окно.

Колёса злорадно мусолили попавшую на стальной язык фразу: «Лю-бовь зла!.. Лю-бовь зла!.. Лю-бовь зла!..», будто поддразнивали кого-то.

Купе седьмое. «Казачка»

На этот раз у меня в соседях мальчик лет шести. Так и мельтешит перед глазами. То к окну протиснется, то под стол заберется, то на железной лесенке, что на верхнюю полку ведёт, повиснет. Таких шустрых давно не встречала, хоть в школе работала много лет. На личико смазливый. Больше на девочку похож. Ростика небольшого, круглолицый. Светло-карие глаза формы берёзовых листочков. Куда-то едет с бабушкой. Та выглядит очень моложаво. Худенькая, но крепкая. Быстрая, но не суетливая. Все делает четко и уверенно, под зависимость чужих взглядов не попадает, будто и нет вокруг никого. Завидное качество! Раскладывает вещи, переодевается во что-то более удобное для дальней дороги. Знакомиться со мной не торопится. Всё внимание на ребёнке.

– Смотри, Васик, не упади!

– Баба! Я на верхнюю полку хочу!

– Там не наше место.

– Ну и что! Я хочу! Попроси тётеньку пересесть!

– Разрешите вы, этому баловню, часок на вашем месте полежать. Он у меня такой непоседа. «Хочу! Хочу!» – шутливо передразнивает она мальчика. – Я вашу постель сверху своим одеялом накрою.

Она не спрашивает, только заявляет о своем решении. Я не возражаю. Ничего с моей постелью, конечно, не сделается. Ребёнок – святое дело. Спускаюсь на нижнее место. Мальчик по лесенке быстро взбирается наверх.

– По путёвке или на каникулы к родственникам едите? – осторожно начинаю разговор.

– К мужу переезжаю. Двадцать лет врозь жили. В разводе. Загулял, когда я второй дочкой беременна была. Ох, и хлебнула горя! А сейчас вот больной совсем. У него диабет, без инсулина не может. К тому же с сердцем проблемы, ноги гнить стали. Видно, долго не протянет.

– Простили, значит? Это хорошо.

– Простила?! Ну, уж нет! Не в моей натуре! Всё может женщина простить, только не измену. Двадцать лет его на крючке держу. Как только какая зазноба на горизонте появляется, я – тут как тут. Он той отворот поворот даёт. Всё-таки свои дети, свои внуки. А потом снова отставку даю и «под колпак» сажаю. – Заметив удивление на моём лице, добавляет: – А как с ними иначе?

– Бабушка, а «под колпак» это как?

– А ты во взрослые разговоры не встревай. Собирай кубик-рубик. – И снова мне. – За ним теперь уход нужен.

– Правильно делаете, что уж тут старое вспоминать! Да и чувства, наверное, сохранились.

– Ну да! – раздражённо отворачивает она лицо к окну. – Какие там чувства!

– Наш дед, как чемодан без ручки: нести тяжело и бросить жаль! Правда, бабушка? – снова встревает в разговор внук.

– А ну-ка не суй нос во взрослые дела! Сейчас пересажу вниз, будешь знать! – строжит его бабушка.

– Сама ж говорила!.. – тихонько ворчит Васик.

– Квартира нужна, – не обращая внимания на мальчика, объясняет мне она. – Внука пропишу. Месяц, другой потерпеть осталось…

Какое-то время она молчит, ждёт, когда заснёт мальчик. Встаёт, заботливо укрывает его простынкой.

– Спит. Укачало. Ох, языкастый! Ко всякому разговору уши тянет. – А глаза у самой светятся такой нежностью, что я тоже невольно улыбаюсь.

– Вижу, во внуке души не чаете. Говорят, что внуков бабушки больше, чем детей своих любят. Мне ещё до внуков далеко.

– Что верно, то верно. Да и справный мальчонка получился. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок.

– Это вы про кого так?

– Про зятька своего. Оставил дочку с годовалым ребёнком на руках. Не понравилось, видите ли, что я к ним жить приехала. Четыре месяца уговаривал меня в свою квартиру перейти. Я как на пенсию вышла, из Тюмени к ним и прикатила. Квартиру двухкомнатную купила рядом, с евроремонтом, с консьержкой. А жила у них, в однокомнатной, не без умысла. Хотелось зятька на коммерцию раскрутить, уму-разуму научить. Да, уж больно упрямый попался! Среди ночи от нас ушёл. Злился, что с дочкой сплю. А я её сама так учила: принёс деньги – ложись с ним спать, не принёс – гони на кухню. Там тоже диван есть. Так, знаете, что он мне заявил? Мол, это, мама, бытовая проституция. А я ему: «Прикуси язык! И «мамой» больше не зови!». Стал звать по отчеству. Что вы на меня так смотрите? У нас на Украине все так делают. Должен же какой-то рычаг у женщины быть, чтобы семейную ситуацию к себе лицом разворачивать. Правильно говорю?

От неожиданности вопроса в лоб я только растерянно пожала плечами. Она не смутилась. Поддержки от меня, видно, и не ждала.

– Старшего-то зятька я вышколила. Поначалу тоже всякое было. Вешался даже. Дочка меня после этого пять лет в гости к себе не звала. А теперь сам благодарит, мол, если бы не Ваша жёсткость, вряд ли добился бы такого положения. В милиции работает. Уже до полковника дослужился. А этот крепкий орешек попался. Ну да скатертью дорога! Может, это и к лучшему. Мужик должен уметь деньги зарабатывать. Я – женщина, а вон сколько получаю. Не чета его учительской зарплате. Не умеет наша молодёжь работать. А мне в жизни досталось. Мать свою не помню даже, рано умерла. Родственники воспитывали. Погнула на них спину, пока в техникум не поступила да на свои хлеба не перешла. Сразу после учёбы в муженька своего, сдуру, влюбилась.

– А почему «сдуру»-то»? Дело молодое, понятное.

– Красивый больно был. Задним умом теперь понимаю, что с лица воду не пить. А тогда самолюбию льстило: столько девок за ним бегало!

Круглолицый, кареглазый, будто сбитый весь. И всё мог достать. На одной ноге крутился. Этот пострелёнок, – гордо кивнула она в сторону спящего внука, – весь в деда! Тот, бывало, пантов ради, из Хабаровска в Москву пивка попить на самолёте летал. В спортивках и в домашних тапочках. У него сестра стюардессой на «ТУ-134» работала. Ещё тот выпендрёжник был! Но любила я его, ох как любила! Как уехал с любовницей в Тюмень – вся высохла с горя. От ветра качалась. По ночам всё думала, как ему отомстить. И тут случай подстатился. Младшенькая моя заболела. Гепатит «В» где-то подхватила. Половину крови своей ей тогда отдала. Он по телеграмме тут же прилетел. Неделю от постели дочки не отходил. Больно младшенькую-то любил. А как кризис миновал, снова в Тюмень засобирался. И тут я грех на душу взяла. Пирогов напекла и к бабке одной побежала. Та на пироги эти и нашептала.

– И что потом? – не смогла сдержать любопытства я.

– В первый день, как на работу после поездки вышел, свая на руку упала. Еле жив остался. Руку ампутировать пришлось по самое плечо. И тогда уж я к нему полетела и неделю у постели сидела. И высидела своё. Должность он мне выбил и квартиру однокомнатную. Говорю же, такой шустряк, ко всем подход имел. И за дочкой вдвоём поехали. Старшая уже замужем была.

– Сошлись, значит? – в душе порадовалась я.

– Нет! – усмехнулась она. И недобрая тень пробежала по серым глазам, словно поезд в туннель угодил. – По соседству жили, в разных квартирах. Как в той песне поётся «…Наши окна друг на друга смотрят вечером и днём!» Дочка между двух огней разрывалась. Придёт от него, я её давай за косы таскать. Ревновала так. А потом всё это мне сполна вернулось.

– Как это? – не совсем поняла я.

– А так! Всякое зло к человеку возвращается. Камней в желчном пузыре столько накопила, что чуть на тот свет не ушла. Сорок восемь штук врачи насчитали. После операции в коробочке приподнесли, до сих пор храню…

– Думаете возмездие?

– Не думаю, знаю. В книге одной мудрой вычитала. Потому как не только бабка на пироги те нашептала, на моих проклятьях и слезах они замешаны были. До чего ему домстила, не заметила, как молодость мимо прошла. А какие мужчины за мной ухаживали! Никто не нужен был. Женщиной себя не считала. Казак в юбке! Мужики меня на стройке пуще огня боялись. Ни одна планёрка не проходила, чтобы я кому-нибудь из их мужского рода-племени кожу на лице ногтями не спустила. Зато мои пятиэтажки всегда самыми лучшими были! В премиях купалась. А вот в быту – полный аскет. Приятельница надо мной всё смеялась: «Ты когда, Тонька, свою кожаную куртку на приличное пальто сменишь?». У куртки той все рукава протёрты были. А когда продала квартиру да переезжать к детям стала, в машину легковую всё барахлишко уместилось: две тарелки, две чашки, чайник, кастрюля, половик, подушка да одеяло – вот и всё добро.

– А муж, значит, там остался?

– Нет! Он от меня через несколько лет из Тюмени обратно на Украину

сбежал. И снова себе какую-то любушку завёл. Говорят же в народе: привыкнет собака жёрнов лизать – собаку убей, или жёрнов разбей. Вот уж правда! Без руки, казалось бы, больной весь, кому нужен? И опять отвоёвывать пришлось! Забрала к себе, на этот раз внуком приманила. И даже расписались по новой. Всё чин-чинарём!

– Тут и сказке конец! – улыбнувшись, подытожила я.

– Не угадали! – рассмеялась женщина. – Он от меня, как тот колобок от лисы… Дай, говорит, хоть умереть спокойно! Только не на ту нарвался! Квартиру чужой бабе отдать! Ещё чего! Теперь вот вместе с внуком к нему едем. Куда денется? На улицу не выгонит.

– А мама мальчика где? – пренебрегая всяким приличием, полюбопытствовала я. Жизненная история соседки по купе просто заинтриговала.