Плач Синайских гор

***

Люблю дороги ещё и потому, что есть, наконец, время и возможность отпустить мысли в свободный полёт и с интересом наблюдать за тем, куда поманит их затейливая память. Но при этом нельзя терять бдительности. Бывает, нахлынет такое!.. Все неприятное надо решительно гнать прочь! Обычно оно не возвращается. А уж если попался назойливый случай, тут лучше отдать внимание чужой проблеме. Это помогает, потому что всё познаётся в сравнении.

Чужое откровение притягивает внимание также магически, как притягивает взор дрожащее пламя одинокой свечи в густой темноте равнодушного пространства.

Купе третье. «Тыбы!»

– Давай выпьем за нас, мужиков! – полушёпотом прозвучал чей-то голос. – И фляжку сразу спрячем, потому что не положено в поезде спиртное распивать. Проводница увидит – шуму не уберешься. А то и ссадить на первой станции могут. Нынче милиция бдит. Ну, а с другой стороны, как за знакомство не выпить! Грех! К тому же, не пьём, а лечимся, спирт это медицинский на лимонных корках настоянный. У меня жена медик.

Тишина наполнилась множеством предательских звуков. Что-то забулькало, звякнули, прижавшись друг к другу, подстаканники, как-то разом крякнули обожжённые спиртом глотки и жадно стали всасывать в себя спасительный воздух.

– Не люблю я баб! До чего сволочные все!

– А зачем женился тогда?

– Как без этого? Только я из всех зол меньшее выбирал.

– Ну и получилось?

– Да как сказать… В кулаке держу. И мать, и тёщу, и дочек, и жену, и внучку. Видишь у меня их сколько! Мои-то ещё полбеды. Я тебе про соседа по даче расскажу. Ему уж за семьдесят. Мы с ним на рыбалку вместе ходим. У меня своей лодки нет. На его лодке ходим. Мужик, я тебе скажу, каких поискать. Высокий, статный, глаза большие, ясные. Волосы пепельные, густой шевелюрой вьются. И опрятен всегда. Я грешным делом могу ширинку на старых брюках шнурком завязать. Кто меня на рыбалке видит, лишь бы тепло было. А дед – нет! Всегда у него всё в порядке, комар носа не подточит. И баночка для червей не самодельная какая-нибудь, а торговая, и металлическая сетка под рыбу, и куртка кожаная на молниях. Вместо штанов брезентовый комбинезон. И что больше всего в нём ценю – молчун. Рот откроет только по делу что сказать. Каждая фраза у него на вес золота. А секрет жизни его моя жена мне открыла. У них, у баб, сарафанное радио.

– Ну, давай примем на вторую ногу, чтобы, значит, не хромать. Как у нас мужики говорят: чтобы между первой и второй пуля не пролетела.

И снова звуки по прежнему сценарию.

– Так вот я тебе про деда, соседа моего, толкую. В свою пору в райкоме партии работал, какой-то там отдел возглавлял. Я в этом не очень волоку. Знаю только, что по тем временам это тебе не хухры-мухры. И жена на тёплом месте сидела. То ли в администрации города, то ли где ещё послаще… Словом, семья образцово-показательного плана. Две дочки, всё как положено. Ну, а женка у него, баба хоть и не особо видная, но жуть какая шустрая! Моложе его лет на десять. Погуливала от него, и шибко. Он знал и переживал сильно, однажды вены себе перерезать хотел. Спасли как-то. Пока в больнице лежал, медсестра одна на него глаз положила. Одинокая. Было ли между ними что или нет, не скажу, за ноги не держал. Только жёнушка его что-то заподозрила. А баба в ревности, я тебе скажу, злее ведьмы в ступе. Я, говорит, так тебе сделаю, что не только любовницу свою, себя забудешь. Это она с моей женой делилась… Родом жена его из ставропольского края. Там у них чуть не каждая колдовским ремеслом владеет. И слово свое сдержала. Разбил деда инсульт, да так, что читать разучился. Буквы в слова складывать не мог. Про вчерашний день ничего не помнил. Одно детство вспоминалось, причем лет до семи, не более. Остальное, как в пропасть, кануло. От чего этот инсульт случился – одному Богу известно. У деда и давления-то никогда не было. Однако, надо должное ему отдать, не раскис, не расслабился. Заставил себя с постели подняться. Все ночи по больничному коридору ходил, ноги, руки разрабатывал. И говорить стал, хоть сразу после инсульта мычал только.

– Ну, а жена? С женой-то что?

– А это уже отдельная история. Говорю ж тебе, женской мести предела нет! Превратила его в «Тыбы». Слыхал про такое имя? Нет?! Тогда расскажу. Это когда по имени человека не называют. Нет имени – и все тут! Все приказания начинаются с «Ты бы…». «Ты бы грядку вскопал!», «Ты бы воды в баню наносил!», «Ты бы ведро помойное вынес!». Нет человека, есть раб по кличке «Тыбы»! Моей супружнице хвасталась, мол, до конца дней ему измены не прощу и спать с ним не лягу. Вот и спит дед один, за шкафом. Хоть и в мужской силе ещё. Ест после всех. Ни до какой семейной информации не допущен. Дочек, внуков тоже настропалила. Стоит деду рот открыть, как все разом машут руками «Замолчи!». Единственное, что позволено, после многих часов тяжёлой работы на участке на рыбалку сходить. Вот тут и отводит душу! И не рыба ему нужна, общение с природой. По лесу ходить после инсульта не может, а в лодке сидит хорошо. Иной раз и удочку в руки не берет. Часами может молча на камыши, на лес, на небо смотреть и к всплескам прислушиваться. Вода, говорит, всё знает! Нет, ты понял, что можно с человеком сделать?

– А женщина, медсестра та? Она пробовала его найти, поговорить?

– Нет! Я ведь сказал, он забыл всё, кроме детства. Проходит ночь, и он забывает день вчерашний. Спросишь его, где вчера был? Плечами пожимает. Потом рукой махнёт, мол, оставь эту тему. Вот почему на рыбалку он ездит не один, со мной. Понял?

– Нда-а-а! Неужели такое может быть?

– А ты думал! Ещё и не такое, друг, бывает. На бабу эту, жену его, смотреть не могу! В кого мужика превратила! Пробовал как-то его разговорить… Про женщин, то да сё… Уж на эту тему все мужики покупаются. А он одну фразу всего изрёк: «Однолюб я!» – и закрыл свою душу, как тайный вход в подземелье, тяжелым валуном, который, как ни пыжься, с места не сдвинешь. Вот так-то!

В вагоне выключили свет. И началась перекличка трелей искусного храпа. В окнах замелькали фонари какого-то полустанка. Но весёлый поезд скорости не сбавил. Какое ему дело до мелких селений, когда даже человеческие судьбы он мерил семимильными шагами.

Купе четвертое. «Девочки по вызову»

На этот раз в соседнем купе подобралась молодёжная компания. Нет-нет да и проскальзывали в разговоре лихие матерные фразы, как бы между прочим, по плохой привычке, для крепкой связки слов скудного жаргонного языка. Сначала что-то тихо травил гнусавый голос. Отчётливо были слышны лишь сдавленные потуги пошловатого смеха. Но тут вдруг зычно и откровенно прозвучало чьё-то довольно твёрдое убеждение:

– Нет, мужики! Не понимаю я, как можно любить за деньги. У меня желанье из души идет. И по-другому не получается.

– А ты пробовал? – ехидно и вкрадчиво пытал гнусавый голосишко.

– Было дело. Приятель у меня в милиции работает. Он этих девочек всех наперечёт знает. Похвастался как-то, мол, давай для потехи приглашу.

– И что? – нетерпеливо любопытствовал третий.

– «Что-что?». Пришли, значит. Нормальные девчонки. Студентки. Мы стол накрыли, за вином сбегали. Все как полагается…

– Ну и… потом? – пошловато хихикнул четвёртый.

– А потом – суп с котом!

– Ничего не было?! – разочарованно протянул третий.

– Почему не было! Всё путём было! Поговорили, потанцевали. Говорю же, нормальные девчонки. И очень даже скромные, совсем не такие, какими я их себе представлял.

– А какими ты их представлял?

– Какими, какими… Вульгарными. Намазанными. С сигаретами во рту. А они нормальные, говорю же! Одна – бывшая детдомовка. У другой – отца нет, только мать да бабушка, что жили в глухой деревне.

– Ну и о чём вы с ними говорили? – не унимался один из попутчиков, явно жаждая «клубнички».

– Детство вспоминали. Как кашель жжёным сахаром лечили. Как купались в заводи с пиявками. Как майских жуков ветками ловили и приносили на уроки в спичечных коробках. Детство у всех сверстников одинаковое, как и любимые конфеты «Коровка».

– Ну, и чем всё это кончилось? – теряя интерес, зевнул четвёртый.

– Домой мы их проводили. Я – ту, у которой мать с бабушкой в деревне. А приятель – её подругу, которая из детдома.

– Ещё соври, что не целовались, – опять загнусавил первый.

– В первый вечер нет! До этого не дошло.

– А дальше что?

– А дальше, как моя матушка любит сказать, три кило фальши! Взяли да и поженились. Не веришь? Вот те крест! И живём – душа в душу, уже седьмой год. Парня и дочку мне родила. Сыну четыре через месяц исполнится, а дочке – третий год пошёл. Парень у меня такой продумной! Я тут ему как-то сказку рассказывал… Сам усталый после смены. Говорил, говорил, да и заснул на полуслове. А он меня за плечо трясёт: ты, говорит, что, пап, завис? Вот они, дети цивилизации. Или тут деду, отцу моему, выдал. Мать у меня умерла два года назад. Отец, значит, на другой женился. Знакомит со своей женой: «Это, Руслан, тётя Валя, твоя новая бабушка». А внук ему: «Запасная?» Это ж додуматься надо! А год назад с младшей на горшках сидели. Та волчок на полу крутила. А потом (чего ей взбрендилось?!) взяла да брату по голове как заехала. У жены от испуга слёзы из глаз брызнули, я тоже онемел. А парень наш потёр шишку и говорит малышке: «Бей! Бей сильнее! У меня голова толстая, всё выдержит!» Мы так и сели! Прямо по Библии: ударили по одной щеке, подставь другую. Сына своего прошлой зимой на зимнюю рыбалку брал. У нас на даче озеро под окном. Завернул его в тулуп, чтоб не замёрз, материны валенки на сапоги напялил и удочку в руки дал. Червя насажу, леску в лунку опущу, а он – ловит. И такая реакция быстрая! Не успеваю леску вытаскивать и с крючка плотву снимать. Дотемна домой не утащить было. Всё упрашивал: «Пап, дай я ещё немножко поклюваю!».

– А твоя тебе не изменяет? – снова приземлил пошлым вопросом гнусавый.

– Да ты что!

– А ты ей прошлое вспоминаешь? – подыграл третий.

– Может, и вспоминал бы, да нечего. Девственницей она мне досталась. Вот такие пироги, мужики!

И попутчики сразу потеряли к его рассказу всякий интерес. Столь быстрой и прозаичной развязки явно не ожидалось. Раздались откровенно смачные позёвывания и сладкие потягивания. И только колёса в такт дремотным мыслям отстукивали своё: «Хочешь – верь, хочешь – нет!! Хочешь – верь, хочешь – нет! Хочешь – верь, хочешь – нет!». А как тут не поверишь? Кому в дороге в голову придёт лукавить? Соседи по купе выслушали и забыли. Им-то до твоих проблем!

Купе пятое. «За морем житье не худо!..»

Лежу на верхней полке, смотрю в окно. Мелькают перед глазами угрюмые домишки малых полустанков. Фасады обращены в сторону железной дороги. Почему? Казалось бы, куда интереснее деревеньке в озерко смотреться! Или, на худой конец, повернуться к лесу передом да сонливо созерцать, как кружатся на ветру яркие осенние листья. И тут же, как месяц из тумана, выплывает ответ. Лучше-то, может, оно и лучше, да, видно, стыдно выставлять напоказ захламленные зады. Канули в прошлое несколько десятилетий, но вид из вагонного окна в лучшую сторону так и не изменился. Наоборот, всё угрюмее и обветшалее выглядят эти деревянные строения. И что у России за судьба такая?!

Словно уловив мои мысли, (а ведь именно так чаще всего и происходит!) соседка с нижней полки задумчиво произносит: