Плач Синайских гор

– Утопает страна в грязи да нищете! Куда ни кинь взгляд – одна и та же картина. – И устремляет взор на соседку: – Дочка моя недавно из Норвегии вернулась. Практику там проходила по международному туризму. В восторге вся! Такой, говорит, красоты нигде ещё не видела. Всё вокруг подстрижено, подобрано, каждый камень, каждый пенёк цветами обвит. На воде, на маленьких островках, игрушечные домики с гномиками, все в разноцветной подсветке. И никому в голову не взбредёт посягнуть на эту сказку! Народ вежливый да приветливый. Незнакомые люди друг другу улыбаются. В магазинах рыба сушёная в пластиковых пакетиках бесплатно раздаётся. Так каждого покупателя за визит благодарят! Умеют они жить! Так и вспомнишь Пушкина: «За морем житье не худо!».

– Да ну, что Вы! В каждой стране свои проблемы. Жила я в одной немецкой семье, лета три подряд, по месяцу. Всякого насмотрелась.

– А как попали туда?

– Переводчица я, три языка знаю. Немецкий подзабывать стала. Вот и решила немного попрактиковаться. В Турции познакомилась с семейной парой. Больно уж им в Россию хотелось. Пригласили меня к себе в гости, чтобы потом, значит, приехать с ответным визитом. Понимали, по туристической путёвке да по музеям страну разве узнаешь. Ну и началось. Я к ним, они – ко мне. Я к ним, они – ко мне. Во Францию с ними ездила. На Атлантику. Любят они там отдыхать. У них чуть не в каждой семье дом на колесах есть. Едут обычно на взморье недели на три. На трёх машинах, с тремя такими вот караванами. Дети у них взрослые: сын и дочь, моего возраста. И у того, и у другого свои семьи. Короче, – родители, дети, внуки, собаки. Жили в кемпинге на берегу океана. Конечно, что уж тут говорить, не наши палаточные городки. К багажнику каждой машины велосипеды привязаны. В караванах вся мебель велюровая. И газовое освещение, и плита, и шкафчики с пластмассовой посудой, и шезлонги, и биотуалет. Любят они комфорт.

– Ну вот, а я о чем говорю?!..

– Но это только одна сторона медали. Вы дальше слушайте. Внешний лоск у немцев всегда был в большом почёте. На столы перед завтраком семь ножей перед каждым раскладывали: один для хлеба, другой для сыра, третий – для джема, четвёртый – для ветчины и шинки, пятый… А потом все это мыть надо было. А в моечных очередь. К обеду едва управлялись. На море только к вечеру попадали.

– Господи! А мы-то, бывало, с друзьями на выходные к озеру выедем, четыре семейные пары, а нож на всех один. Помню, какой-то раз даже колбасу топором рубили и хохотали, как сумасшедшие, потому что, кто ещё до такого додумается? Зато из воды не вылезали! Отдыхали на всю катушку!

– Вот, вот! И я об этом. Теперь представьте следующую картину: каждая семья за своим столом, под своим шезлонгом сидит, и еда у каждой семьи, естественно, тоже своя, несмотря на то, что близкие родственники. Если дочка или невестка чем меня угостят – родители сразу переглядываются. Не знаешь, что и делать. Не попробовать – хозяйку обидеть, попробовать – родителей перед детьми в зависимость поставить. Так и получилось. В один из дней старики заказали обед в ресторане на какую-то баснесловную сумму. Чеком передо мной и так и сяк трясли, мол, что делать, должок платежом красен. Но про обед этот отдельный разговор. Им французы своими комплексными обедами, наверное, за войну мстят! Восемь блюд в этот комплекс входило. И каждое по объему на тазик похоже. Худшей пытки для практичных немцев придумать нельзя. Они после того обеда заболели: еле дышали и три дня слабительное пили. Но больше всего, конечно, доставал их этикет. Проснёшься утром – голову ломаешь, что родителям сказать, как с детьми пошутить, чем внуков развеселить, да не забыть бы собаке брюшко почесать. Причём с внуками особая история. Ведь дети есть дети, они везде одинаковые. Прибегут ко мне в палатку, ручонками к фруктам тянутся. Я, естественно, угощаю, а старики на меня такие взгляды бросают, хоть пропади. Долго не могла в толк взять, почему? Потом хозяин, наконец, объяснил. Не приучай, мол, у каждого свои фрукты есть, а эти для интерьера куплены. Вот скажите, захочется после этого таких «интерьерных» фруктов?! Странные они люди. Сделают столько добра, а потом на какой-нибудь мелочи обязательно проколются. Свозили меня и в Париж, и в Версаль, и в Фонтенбло. Сколько музеев всяких посетили. А на улицу из Лувра вышли, там мальчишка африканец свежий сок из апельсинов делает. Предлагает, конечно: «Купите, мисье!». Жара в ту пору до тридцати пяти градусов стояла. На пот исходили. Хозяин, джентльмен ещё тот, бровь приподнял и строго так вопрошает: «Пить хочешь?». Да с такой интонацией, что хоть умри, но откажись. Сухие губы облизываю и головой мотаю, мол, извините, не хочу, меня жажда не мучает. Тот облегчённо вздыхает, и вид такой, будто гора у него с плеч свалилась! А когда с дочкой поближе познакомились и стали по-английски болтать, многое прояснилось. С шестнадцати лет они с братом на своих хлебах. Без звонка к родителям зайти не могут.

– Вот это да-а-а! – А мы своим детям да внукам последнее отдаём. Бывает, и не надо, так в зад пихаем. Тоже крайности, конечно…

– Что говорить, разный у нас менталитет! После такого отдыха на океанском побережье одного каждый раз хотелось – недельку в нашем диком русском лесу вдвоём с мужем пожить да в себя прийти.

– До сих пор с ними знаетесь?

– Нет! Поссорились из-за фильма одного. Они всё с собой кинокамеры возили. И фильм этот мне показали. У меня слёзы градом! Всё житьё-бытьё наше в таком свете представлено! Старушки, что перед подземным переходом на коленях стоят, уткнувшись лбом в грязную заснеженную землю, транспортные пробки в часы «пик», неубранные помойки городских дворов и эти вот железнодорожные станции…

– Видно, душа горела плохое высветить. Всё не могут они победы нашей простить!

– Вот, вот! Хоть вы, говорят, и выиграли эту войну, а о простом человеке заботиться не научились. У нас, говорят, в Германии таких богатых людей, как у вас новые русские, в помине нет! Куда ваши правители смотрят?! У моей жены, говорит, пенсия в десять раз больше чем твоя зарплата. А она, мол, у меня без высшего образования, в школе убирает. На это смолчала. А чем тут крыть будешь?

– Им бы о наших пенсиях рассказать!…

– И об этом спрашивали. Как услышали про сто долларов,

загорланили, руками замахали. Мол, быть такого не может! Невозможно человеку на такую сумму месяц прожить! А как, мол, счета оплачивать?! Жильё, газеты, свет, телефон, лекарства!.. Понимаю, во многом, конечно, правы, но фильм этот простить им не могла. Слёзы мои увидели – оправдываться стали, мол, куда от реальности денешься? Это, говорят, документальные кадры! Мы, мол, всё это своими глазами видели!

– А Вы? Что Вы на это сказали?!

– А что тут скажешь?! Красота, говорю, в глазах любящего! Я бы другой фильм о России сняла. Петродворец с его фонтанами, наши дачи, что в цветах утопают, купола Кижских церквей в золотой оправе одуванчиков, и, в конце концов, наши русские столы, накрытые для гостей… Им в гостеприимстве с нами не тягаться! После фильма этого не приглашала больше, хоть долго потом ещё меня на Новый Год и Рождество поздравляли. Уж больно хотелось им нашу Сибирь посмотреть. Не решилась. Тяжело с ними спорить. Не найти ответа на многие вопросы. А они, знаете, какие въедливые да дотошные! Ну, как им объяснишь, почему для иностранцев у нас билеты в несколько раз дороже. Или: увидят на киоске табличку: «Перерыв на десять минут» – у них сразу лица вытягиваются. «На десять минут, с какого и по какое время?!». Наш человек на это и внимания не обратит, к другому киоску кинется, а у пунктуальных немцев от этого, как молодёжь сегодня говорит, «крышу сносит»!

И, махнув рукой, уткнулась глазами в журнал. Пар вышел. Продолжать разговор на больную тему сил больше не было.

И только впечатлительные колёса долго ещё не могли успокоиться. «Вот-это-да! Вот-это-да! Вот-это-да!».

Купе шестое. «Любовь зла!..»

На нижних полках копошатся и шуршат пакетами старик со старушкой. Разворачивают на столике свёртки с едой. Тут и яйца вареные с огурчиком солёным, сало домашнее, отварная курочка, бутерброды с селёдочкой. В нос так и бьёт запах соблазнительной снеди. Две женщины на верхних полках разом зашевелились. У одной в глазах такая беспросветная тоска, словно мчит её поезд не домой на север, а на край света, откуда нет никому возврата, по крайней мере, в день вчерашний. Лежала, как мёртвая, отвернувшись лицом к стене, почти сутки. Старики поглядывали на неё с тревогой. Другая, что постарше, причём прилично, лет на пятнадцать, с какой-то затаённой завистью разглядывая красивый южный загар попутчицы, не может сдержать любопытства.

– В какой стране отдыхала?

– В Турции.

– Понравилось?

– Очень!

– Турки красивый народ! В фильмах-то посмотришь!.. Ох, и темперамент! Говорят, наших белокурых девчонок жуть как любят!..

Молодая женщина вспыхивает, стыдливо отводит взгляд в сторону, будто уличили её публично в чём-то неблаговидном. Прячет золотые пряди вьющихся волос под заколку. Берёт в руки журнал, чтобы спастись от ненужного ей разговора, но соседка не унимается, всё пытается зацепить крючком откровения. И это ей удаётся.

– Моя знакомая в прошлом году из Турции вернулась и сразу с мужем развелась. Так в турка влюбилась, что голову потеряла. В жизни, говорит, такого счастья не испытывала. Больно ласковый кавалер попался…

– А муж что ж, плохой был? – осторожно спрашивает попутчица.

– Кто его знает! На вид приличный такой. Не пил, не курил, с мальчишками занимался. Двое парней у них было. То, глядишь, на лыжах с ними идёт, то на рыбалку тащит… Ей тоже во всём помогал, и в огороде, и по дому. Да и был бы плохой, так на курорт одну не отправил. Нарядов ей летних перед поездкой напокупал, в вагон, как королеву, усаживал. Прощаясь, обнимались, миловались. А вот видишь, как получилось!

– Ну, а дети с кем остались?

– К свекрови отправила. Та в ней души не чаяла! «Наташечка наша!» –

иначе и не звала.

– А как муж узнал про её роман?

– Да как!…Сама во всём и призналась. Глупая! Кто за язык тянул?!

Муж среди ночи встал и ушёл. Теперь вот детей одна воспитывает. На минуту ума не хватило! Хотя, что осуждать?! Любовь, говорят, зла!…

– Ну, а мужчина тот, он-то что? Не приехал к ней?

– Какое там! Она сама к нему полетела. А он уж с другой крутит! Мало, что ль, там отдыхающих! Нашего брата на все возрасты и вкусы хоть «пруд пруди».

– Что Вы так про нас, женщин!…

– А что, не так, что ли?!

– Сами-то никогда в других мужчин, кроме мужа, не влюблялись?

И даже этот вопрос в лоб ничуть не озадачил неугомонную на общение

соседку.

– Некогда было! Муж у меня инвалид. Семью тянула. Две старшие

дочки, сынишка младшенький. Пока всех растила!.. А потом, оглянуться не успела, как внуки пошли. Опять бабушка нарасхват. Не до курортов!

– Ясно! Сильных чувств испытать не довелось, потому в любовь не верите.

– Ты про знакомую мою? Э-э-э! – повела головой она. – Какая там любовь! Сексуальная распущенность, если хотите… А любовь, вот она! – и кивнула на старика и старушку, что сидели на нижней полке, тихо и степенно обсуждая какие-то свои семейные заботы. Он нежно гладил её худенькую руку, она в ответ благодарно ласкала его взглядом. Потом, заботливо поправив воротничок его рубашки, прильнула щекой к высокому плечу.

Некоторое время обе женщины молчали, с интересом наблюдая за стариками.