Зверь, именуемый Кот

– Европейскую… в географическом смысле или культурно?

Обычно, когда я начинаю так умничать, мужчины тушуются и начинают медленно отступать прямо к выходу из. Умная женщина – это проблема. А я устала скрывать мысли и лгать. С ним – не хочу. Тем более, что Кот тихо лишь рассмеялся в ответ, взял вдруг зачем-то мою левую руку и пока я изумленно взирала на происходившее, поцеловал ее.

Как током ударил. Я все-таки ненормальная, изголодавшаяся по мужикам дурочка. И где там моя фригидность хваленая? Захотелось провалиться сквозь землю, особенно вспомнив, что этот мужчина обо мне знает практически все. И руки целует. А еще показалось, как будто придерживая мои пальцы у губ он вдохнул запах руки, словно принюхивался. Показалось?

– Ты когда начинаешь в себе сомневаться, то как будто улиточка прячешься в раковину. Смотри на количество мяса в географии и культуре меню. Лучше в граммах.

Я и смотрела. Да так увлеклась, что уснула позорно, откинувши голову на подголовник удобного кресла. Бестолковая.

Просыпаться от запаха вкусной еды – давно с детства забытое, практически запрещенное удовольствие. Когда со мной в последний раз происходило подобное ? Когда желудок стучит в мозжечок: “Срочно братцы встаем, там такое!” Со специями, между прочим, и самые любимые все твои: букет “прованские травы” и тмин.

Открывать глаза не хотелось, это не может быть правдой: сейчас сон развеется, и снова навалится серая явь. Ой. Почти невесомый поцелуй в лоб мигом сдул мои вялые мысли. Открыла глаза и встретилась со смеющимся и очень нежным взглядом мужчины – мечты.

– Геторохромия, центральная, отраженная. Даже не знала, что такое бывает.

– М… ради такого лирического описания цвета моих глаз, я готов накормить тебя. Просыпайся, светик мой Лю. Времени не так много осталось .

Отрываться от этих глаз не хотелось. Они действительно были завораживающе-прекрасны, даже с анатомической точки зрения. Оглянулась и обнаружила: мы в машине, я прикрыта толстовкой, лежу такая под ней в виде калачика на сиденье. Вокруг стена векового соснового леса, и впереди – море. Балтийское, я надеюсь. А то, с меня станется.

Еще один поцелуй легкий в висок (вот зачем он это делает, так и привыкнуть недолго!) и перед моим сонным носом возникла тарелка, большая такая, почти что поднос. На ней возлежала огромадная отбивная, порезанная на тонюсенькие полоски, россыпь кусочков запеченный овощей, обжаренные шампиньоны под белым соусом и зеленый салатик.

Под все еще осоловелым взглядом моим Кот достал из кармана странный складной инструмент: ноже-ложко-вилку с резной костяной ручкой, вытащил одном пальцем оттуда вилку, поддел ею полоску горячего (!) мяса и медленно поднес к моему рту. Запах стал просто пыткой.

– У меня руки есть и даже навык общения с вилкой, – я честно пыталась ему сопротивляться. Наивная.

– А у меня – только желание видеть, как ты ешь с моих рук, и та самая вилка. И я еще деспот, сволочь и жуткий тиран. Рот открывай, свет мой Лю. И прожевать не забудь.

Открыла, поймала зубами божественное это мясо, действительно оказавшееся еще горячим, кинула взгляд вопросительный, тут же попалась.

Он улыбался, снова являя мне ямочки свои на щеках. Вызывающие головокружение и настоящие вихри во всем организме. Запрещенный прием, между прочим. Я так ему и сказала. Обещал быть серьезным, в обмен на мой ужин. Я обещала послушно все съесть.

Так и сделали: он молча и медленно кормил меня, рассматривая, как… рыбку в аквариуме. Время от времени даже поил из красивой серебряной фляги изумительно-вкусным полусладким вином, ароматным и очень коварным.

Настолько, что к концу этого ужина меня потянуло на приключения.

– Ты меня спаиваешь? – рот наконец освободился, пора было что-то сказать. Хотя молчание это наше было вполне многословным и красноречивым.

Он усмехнулся, мне в ответ протянув молча салфетку, другой вытер свою эту “вилку”, аккуратно сложив ее.

– Пойдем, потрогаем море? Я так соскучился по нему в своих этих дебрях…

– Ты сам-то не голоден? Я все проспала.

Кот в ответ широко улыбнулся снова меня убивая своими этими… ямочками запрещенными. Мало было мне блеска улыбки и взгляда этого медового, мало. Добить совершенно решил.

– Голоден. Но едой меня не накормить. Ресторанчик был кстати отличный, спасибо.

Он протянул телефон, мой собственный. Открытый на той же странице. Итальянский ресторан. Еда на вынос. Это вот он ко мне сейчас так подкатывает? Ко мне? Да такие, как он, да я…

– Свет мой, Лю, что за метания? Боишься воды?

– Опасаюсь голодных котов, если честно. Неожиданно прозвучало. Это попытка ухаживать?

Он тяжко вздохнул, промолчал, вдруг нахмурившись и отвернулся. Лишь спустя пару мучительно-вязких минут проворчал:

– Идем. Видишь, свет мой: идет грозовой фронт. И даже быстрей, чем твоя электричка. Побежали, красавица.

Небо на западе действительно стремительно становилось серо-сизым. Словно огромный синяк заливал горизонт, наплывая на море.

Серый песок балтийского пляжа засасывал туфли, и проковыляв неуклюже так несколько метров, я разулась. Море. Здесь оно уже не было скорбной зеленой лужей Финского залива: на берег ложились тревожные волны коварной Балтики. А я ведь тоже соскучилась. Здравствуй волна. Привет, камень круглый морской. Вот и я, старый, добрый прилив. Не чихать тебе, бриз вечерний.

Марк уже сидел на огромном валуне, жестом приглашая меня. Места там оставалось… не очень. Он, видимо, недооценивал мои формы. Площадка с ним рядом на камне была рассчитана ровно на мое полупопие. Осторожно прислонилась, с трудом удержавшись от слов: “Я постою”.

Тихий смех за спиной, и меня сгребли одной рукой, пересаживая на колени. И шепот прямо в волосы: “Девочкам вредно сидеть на голых камнях, Лю. Мама тебе ведь рассказывала?”

Мурашки по коже понеслись целым стадом. И мысли. Мама. Уже очень скоро вся эта встреча закончится, и я вернусь в свою серую жизнь. С укоризненными взглядами мамы, чьи надежды и чаянья я не оправдывала совершенно. С работой, в которой я как алкоголик, искала успокоения и трусливенько пряталась от личных проблем.

Мой маленький личный глоток счастья сегодня стремительно иссякал. Как песок за стеклом у песочных часов, высыпался. И судя по виду мужчины, не одной мне сейчас было тут грустно.

– Знаешь… мне страшно, что день этот закончится.

Глупость сказала, конечно, опять несусветную. Я вообще рядом с ним все это время вела себя глупо и выглядела кошмарно. Как выворачивало из меня всех тараканов на голову бедного Марка.

Я старательно устраивалась на самом крае колена, как на заборе, стараясь… уменьшить и без того волнующее соприкосновение. А он в ответ приобнял, мягко притягивая к себе на грудь, словно в кресло. Горячее дыхание прямо в затылок совсем меня не успокаивало, кровь разгоняя как центрифуга.

– Не думай об этом. Зачем? Мы не знаем, что будет уже через час. Только надеемся. И планируем самонадеянно. Смотри, как красиво.

Над морем разворачивалась гроза. Горизонт отливал уже фиолетовыми тонами, сливаясь с линией предштормовой Балтики. Ежесекундно разрезаемая ослепительными всполохами молний эта красота поражала воображение масштабами происходящего.

– Тебе нравится? Страшновато. Не хотелось бы мне оказаться сейчас там, на лодочке с веслами.

В ответ он обнял меня второй рукой, заворачивая в пиджак и окончательно всю присваивая. Я даже пискнуть теперь не могла, оказавшись в плену этих рук и мужского дыхания.

– Кто ж тебя выпустит в такую погоду на веслах одну, глупенькая?

– Главное, чтобы за борт без весел не выкинули. С остальным разберусь.

Он вдруг напрягся, словно окаменев. Все хорошее имеет манеру быстро заканчиваться. Кот тихо вздохнул, и взглянул на часы на запястье.

Я все поняла, и медленно начала спуск с постамента колена. Грустно и несправедливо. И конечно же: в самый последний момент я поскользнулась голой пяткой о камень, больно ударив лодыжку и вскрикнула коротко и попыталась упасть. Как нарочно, ей-богу!

– Спокойно не можем, да, Лю? Горе ты мое луковое.

Меня тут же на руки подхватили, легко, как пустой совершенно мешок, прижали зачем-то к груди и понесли через пляж к открытой машине. Лучший в мире мужчина нес на руках притихшую отчего-то меня. А я… таяла я, как мороженое в микроволновке, и не могла поделать с собой ни-че-го.

Не хотела.

7. Дождь