Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

Солдаты радовались возможности побездельничать, хоть Амато и не позволял им чрезмерно расслабляться. За долгими трапезами с вином они наслаждались обществом вдовы-хозяйки и её не очень красивой, но удалой дочери, которая, в свою очередь, не сводила влюблённых глаз с Амато.

Он стал моей правой рукой, защитником и опорой, я радовался, что есть на кого положиться, и, благодаря этому, могу всецело посвятить себя супруге. Она ещё чуждалась людей и отказывалась покидать комнату. Если ко мне кто-то приходил, Патриция снова превращалась в жертву, напряжённо ожидающую нападения. Поэтому я предпочитал выходить сам, чтобы переговорить с нужным человеком, оставляя её в любящих руках служанки. Теперь, пусть ненадолго, мне удавалось сделать это без лишних слёз и переживаний Патриции.

Во время одной такой беседы Амато признался:

– Теперь я беглец и предатель, Федерико узнает, что замок Романьези взят, приказ не выполнен, а я с Вами, мне тоже вынесут приговор. Нет, я ни о чём не жалею и предпочту умереть возле Вас, синьор. Но меня тревожит то, что мы так долго стоим на одном и том же месте, всё ещё недалеко от владений Деметрио…

– Ты видел, в каком Патриция была положении. Дальнейший путь мог стать для неё губительным.

– Дела пошли на поправку, как я вижу?

– Слава Богу, разум возвращается к ней, и она хоть немного окрепла.

– Да, были б кости целы, а мясо нарастёт, особенно, когда тебя окружили такой заботой и любовью!.. Вашей жене повезло, мой господин, простите, за прямоту, не каждый на такое способен.

– Ты бы разве не радел о любимом человеке?

– Я только этим и занимаюсь, оберегая Ваше спокойствие, синьор.

– Когда-нибудь научишься говорить со мной, как равный, Амато?!

– Какой же я равный барону Гриманни?

– Отпрыску его, которого уже никто из знати не признаёт, – я ухмыльнулся. – Разве важно, кем ты родился? Кровь, Амато, одинаково красная у всех. Благородство заключается не в сословии: можно быть королём и оставаться порядочной скотиной.

Амато встревоженно посмотрел по сторонам:

– Что Вы такое говорите, синьор?!

– Правду, – я встал со ступеньки, на которой мы оба сидели.

Он тоже поднялся, отряхнул одежду:

– Я ещё не встречал столь свободных духом людей. Это больше всего восхищает меня в Вас.

– Тогда научись говорить мне «ты».

Он покачал головой.

– Проблема в том, что я не могу себе этого позволить. В меня с детства вдалбливали понятие о том, кто я есть, и где моё место под солнцем.

– Оно рядом со мной.

Он посмотрел на меня горячим взглядом тёмных, как южная ночь, глаз:

– Моя жизнь в Ваших руках, Эрнесто. Вы знаете об этом.

– Завтра с рассветом отправимся в путь. У меня было время поразмыслить. Думаю, что последнее место, где отец решит нас искать – это подаренное на свадьбу имение. Там я – владелец и господин. Мы укрепим оборону и сможем противостоять отцу. Он не ожидает такого и скорее всего решит, что гордость не позволит мне воспользоваться его подарком. Для меня же сейчас нет ничего дороже выздоровления Патриции.

– Направление выбрано, что ж испытаем на прочность судьбу, это мне по нраву! – Амато улыбнулся, даже морщинки разгладились на лбу, в такие минуты лицо его преображалось и становилось совсем другим, светлым.

– Распорядись, чтобы приготовили нам провизию. Предупреди людей, пусть лягут пораньше и как следует выспятся, никто не знает, когда будет следующий привал!.. – я вернулся в опочивальню.

Патриция сидела возле единственного в доме зеркала, услужливо принесённого хозяйкой, и расчёсывала гребнем свои длинные и такие необычайно светлые, густые волосы.

– Завтра отправляемся в путь, моя голубка! – я прикоснулся к шелковистой пряди и взглянул в её печальные глаза.

– Куда, любимый? – с тихой покорностью спросила она.

– Я покажу тебе море, как и обещал, мы едем во Флоренцию!

– Как, снова?! – она не знала радоваться ей или плакать.

– Именно там нас не станут искать. Отец и представить себе не сможет, что я обнаглел настолько, чтобы воспользоваться его дарами. А тем временем, мы попросим покровительства Козимо Медичи, укрепимся и создадим свою, пусть и небольшую, но защищённую крепость. Не станет же он, на самом деле, воевать с единственным сыном под носом у Великого герцога Тосканы?

– Хитро придумано, муж мой! Пусть Господь поможет нам. Мы так уязвимы…

– Не думай об этом. Доверься мне, на этот раз я тебя не подведу! К тому же, у нас есть Амато, который один стоит целой армии.

– Я боюсь этого человека, он внушает мне ужас.

– Ты узнаешь его лучше и полюбишь.

– В нём есть что-то роковое! Эти чёрные глаза, – её плечи содрогнулись, – он так задумчиво смотрит на тебя…

– Не бойся! Я доверяю ему.

– Но с чего бы, Эрнесто, сколько вы знакомы?

– То, на что он пошёл ради меня, стоит многих лет дружбы. К тому же, я знаю нечто, известное не многим. Он признался в том, что может стоить ему жизни, тем самым предав себя в мои руки.

– Тем хуже, ты можешь быть для него опасен…

– Любимая, ты ещё не совсем оправилась и, поэтому, в каждом человеке видишь врага.

– Я не могу объяснить, но чувствую смерть и зло исходящие от этого человека.

– Да, он многих убил, он же воин и участвовал в походах, исполнял приказы.

– Беда идёт от него, Эрнесто, будь осмотрителен!

– Он просто не любит женщин, и ты это почувствовала.

– Как это?

– Поверь мне, и не такое бывает, – я обнял её за плечи и прижал к себе. – Амато помог мне тебя спасти, без него я бы не справился в одиночку. Поэтому мы оба должны быть ему признательны, дорогая.

На улице стало совсем темно. По окнам застучал холодный осенний дождь, но мне было тепло и уютно, рядом со мной находился мой свет, моя любовь и единственная награда.