Как обрести себя, сражаясь с монстрами в параллельной вселенной

Она подскочила, судорожно сжимая в одной руке серый берет, который забыла заправить под погон гимнастерки, и хотела было ответить, пробормотала уже оправдательное:

–Простите, пожалуйста, – но потом вспомнила, что диск в плеере, а без него ее здесь вряд ли поймут.

Впрочем, как выяснилось, и с диском ее бы тоже не поняли, потому что слушать стихи, когда все остальные добросовестно знакомятся с картами, схемами и маршрутами противника, было преступной халатностью с ее стороны. Она покраснела под множеством направленных на нее взглядов, опустила голову и молча выслушала все, что имел сказать командир. После этого аккуратно поставила книгу на место и едва нашла в себе силы кивнуть Лауре, которая ласково похлопала ее по плечу и в очередной раз подмигнула, призывая не обращать внимания на эту ерунду.

Но Натали не могла не обращать внимания. Это была трагедия всей ее жизни. Сначала родители, а потом муж, его мать, его родня, все вокруг твердили ей, что она ненормальная. Что надо жить в реальном мире, а не в книгах и в своих фантазиях. Что романтизм нынче не в тренде, а спросом пользуется практичность и разумность, экономия и финансовое планирование. Ее заставляли выбрать институт и работу с точки зрения выгоды и возможных доходов в будущем, высмеивая ее наивность и заставляя каждый раз уже снять розовые очки. Ее переделывали и перекраивали все подряд, всю ее жизнь, чего бы это не касалось: желания иметь много детей или подавать милостыню нищим – все было нельзя. Она и сама порой удивлялась, как в ее душе все еще оставалось место мечтам, сказкам, доброте и доверию, настолько тщательно они выкорчевывались из нее. И как у нее хватало сил каждый раз идти с открытой душой к людям, в этот мир, заточенный абсолютно под другой тип личности. Ее могли понять только дети, пока их душа еще не была отравлена духом прагматизма. Может быть, поэтому она и задержалась, в конце концов, в школе, только там и найдя себе родственные души?

Натали расстроилась и хотела поплакать. Поэтому она не пошла на второй ужин, а исчезла в своем домике, намереваясь как следует пострадать от несправедливости этого мира по своей обычной привычке.

Но неожиданно поняла, что ей этого не хочется. Ей стало как-то вдруг все равно, какое мнение о ней сложится у местного начальства. Она подумала, что если им нужна ее служба, пусть принимают ее такой, какая она есть. А если что-то не нравится – могут спокойно отправить ее домой, она не против. И такой освобождающей, такой живительной была эта мысль, что ей даже самой странно стало, как не додумалась она до этого раньше. Стоило ли цепляться всю жизнь за отношения, за работу, за жизнь, где тебя не понимали? Стоило ли всю жизнь пытаться себя переделать, кромсать в угоду Прокрустову ложу мнения общества и окружающих? Прятать от всех свою сущность, стыдиться своих порывов, желаний? Стоило ли бояться мечтать, летать, петь и верить в чудо? Вообще, оно того стоило, чтобы прожить всю свою жизнь в страхе оказаться не той, какой тебя хотят видеть другие люди?

Эта мысль оказалась настолько новой и непривычной, что заставила ее задуматься надолго. Заснула она с рассветом и наутро опоздала на построение. Но механизм восстановления личности был уже запущен – ей было все равно. Она, улыбаясь, встала на свое место в конце шеренги и улыбнулась Лауре, а потом – командиру, слегка склонив голову и приложив руку к груди, мол «сердечно извиняюсь, но мне совершенно не стыдно, и меня не волнует ваши мысли по этому поводу». То ли ошалев от такой наглости, то ли признав за ней право на опоздание ввиду чрезвычайных обстоятельств, офицер рассеянно кивнул и продолжил инструктировать отряд. Изредка он бросал на нее косые взгляды, но так ничего и не сказал. День покатился, как обычно.

Справедливости ради надо заметить, что больше на построение Натали никогда не опаздывала.

8.

Помчались дни. Восемь месяцев, по двадцать двадцати-девяти-часовых дней в каждом, они мелькали, сменяя друг друга, превращая Натали и других новобранцев в стойких, выносливых, закаленных духом и телом солдат. Они могли стрелять из всего, что было в арсенале, попадая в глаз всему, что движется. Другое дело, что не у всего, что двигалось на этой планете, были глаза. Они могли драться в рукопашной так, что смерть противника становилась делом не минут, но десятка секунд. Они спокойно пробегали сотню километров, а потом еще рыли окопы и устанавливали мины. Натали узнала, что на этой планете сила тяжести немного меньше, чем на Земле, чему была немало удивлена, так как из-за больших нагрузок ей так совершенно не казалось. Они знали все о противнике: кого надо убивать в первую очередь, потому что они плевались ядовитой слюной на расстоянии, а кого нужно было подпустить поближе и уничтожать гранатой, потому что они всегда нападали стаей. Кто летал, кто ползал, кто бегал или убивал подземными щупальцами – они знали все. Они с закрытыми глазами могли собрать и разобрать любое оружие, по легкому свечению в темноте отличить противопехотное укрепление от противовоздушного и обойти заложенные мины, с точностью до сантиметра зная радиус их действия. Тренировки на плацу сменялись симуляциями боевых действий в виртуальном тире, лекции сменялись практическими занятиями, их даже пару раз сводили в лабораторию, что-то типа морга, где препарировались и изучались останки противника.

Они стали еще подтянутей, быстрее и ловчее. Кожа их слегка обветрилась на сухом воздухе, форма выгорела и стала светло-серого цвета, обычно с темными пятнами пота на спине и подмышках. Все чаще и чаще они тренировались в защитных скафандрах, привыкая двигаться в легком, но не очень удобном обмундировании и шлеме, переговариваясь по рации. Находясь в шлеме, можно было не пользоваться диском-переводчиком, и он все чаще оставался в нагрудном кармане. Скафандр обеспечивал хоть какую-то защиту от ядовитой, разъедающей кожу слюны и крови чужих.

В течение этого времени Натали пару раз видела белые униформы – издалека, правда. Они обычно шли от самолетных ангаров или от гаражей, усталые и измученные, судя по походке. Она уже знала, что это – отряд разведки, привилегированная каста здесь, потому что от правильности их действий и точности их данных зависела судьба не только этой планеты, но и судьба всего человечества в этом мире. Ей даже показалось, что один раз она заметила и того черноволосого офицера, который ей так понравился, и который, возможно, послужил катализатором ее решения решиться на эту авантюру. Сердце ее екнуло от радости, но она тут же осадила себя, дескать: «Где Рим, а где – Крым!»

Белое солнце сменилось розовато-лиловым, наступила осень и началась пора увядания. Натали с замиранием сердца слушала лекции о смене времен года, о страшных месяцах синего солнца – зимы, когда растениям было не выжить, и жизнь на планете замирала. Становилось холодно, уровень кислорода катастрофически снижался, и местная фауна предпочитала впадать в спячку, замедляя сердечные ритм и дыхание, наподобие земных медведей. Натали несколько раз видела здешних птиц и животных, которые вовсе не показались ей привлекательными.

И вот сейчас она сидела на полигоне, далеко опередив своих товарищей, с которыми как-то не складывались дружеские отношения, возможно, из-за полного отсутствия свободного времени и сил. А возможно, из-за боязни получить очередную критику в свой адрес и нежелание меняться и подстраиваться под кого бы то ни было. Только с Лаурой она продолжала общаться, они стали намного ближе друг другу за это время.

Пыль снова осела на ее неподвижную фигуру, превратив ее в некое подобие скульптуры перламутрового цвета. И только легкие облачка вырывались из ноздрей, отмечая каждый выдох. Неожиданно Натали встала и направилась в сторону калитки. Она уже несколько раз выходила за пределы базы, движимая чувством свободы. Вот и сейчас в ее сердце поселилось какое-то беспокойство, вызванное то ли постоянным нахождением внутри огороженного электрическим забором периметра, то ли тоской от будничного однообразия. Она привычным движением набрала код на дисплее, который подсмотрела месяца три назад, достала телефон и наушники. Проверила, хорошо ли держится пластина вечного аккумулятора на задней стороне телефона, и надела наушники. В уши ей полилась энергичная ламбада, придавая ускорение и задавая нужный темп, и Натали побежала размеренной трусцой, на этот раз – направо от калитки, по едва заметной тропинке.

Вокруг ветер гонял массу пыли, закручивая ее протуберанцами, свивая в спирали и растягивая в длинные полосы, в розоватом воздухе висели длинные тени от низкого солнца, и женская фигура, почти летящая параллельно земле замедленными размеренными скачками, казалась абсолютно нереальной в этом сюрреалистическом пейзаже.

Натали бежала уже около часа, но дыхание ее было таким же ровным, а темп нисколько не снизился. Она вся отдалась бегу и музыке, которая сейчас проникала ей прямо в душу, заставляя кровь бежать еще быстрее, а сердце биться чуть чаще. Она даже закрыла глаза, каким-то шестым чувством угадывая направление и избегая препятствий в виде иногда попадающихся под ноги камней. С упоением впитывала она музыку и слова старой знакомой песни, хрипловатый голос Бонни Тайлер словно подстегивал ее:

I need a hero!

I'm holding out for a hero till the end of the night!

Нe's gotta be strong and he's gotta be fast

and gotta be fresh from the fight…

I need a hero![3 - Мне нужен геройЯ в ожидании героя до окончания ночи!Он должен быть сильным и быстрымЕщё не остывшим после боя…Мне нужен герой!]

Столкновение было настолько же неожиданным, насколько предсказуемым: у нее были закрыты глаза, а он выходил из-за поворота, весь в своих мыслях и размышлениях о предстоящей встрече с начальством. Но удар от этого не стал менее ощутимым или менее болезненным, и они покатились по земле, пока их не остановил огромный валун, о который Натали еще и приложилась головой. В глазах ее все стало двоиться, они наполнились слезами от боли, и она не сразу проморгалась и смогла разглядеть человека, который лежал рядом с ней и отчаянно ругался по-английски:

– What the fuck! Are you a fucking idiot? You motherfucker, son of a bitch…[4 - – Какого черта! Ты, чертов идиот! Ах ты, сукин ты сын!..]

Тут он вынужден был прервать свою искрометную речь, увидев: а) что перед ним женщина, то есть сукина дочь, а не сын, и б) что ухо и шея ее покрыты кровью, стекающей из раны на голове.

Он молниеносным движением сорвал пакет первой медицинской помощи с пояса ее скафандра, вскрыл его и приложил кровеостанавливающую и заживляющую повязку к рассеченной коже. Боль стала понемногу утихать, зрение нормализовалось и Натали, наконец, смогла разглядеть матерщинника. Красивое лицо древнего скандинавского бога, решительный подбородок и красиво очерченные губы, голубые глаза, длинные белые волосы, собранные в густой хвост. Было от чего закружиться девичьей голове.

Он посмотрел на пропитавшуюся кровью повязку, выкинул ее и достал новую. Отодвигая массу ее длинных шелковистых волос, чтобы снова оказать ей первую помощь, он пробормотал уже более спокойным тоном:

– Where did you come from? How come you’re here alone, on this deserted road?

– I was just jogging. I guess I didn’t notice that I got too far from my base. I’m sorry I knocked you off.[5 - – Откуда ты здесь взялась? Как получилось, что ты одна здесь, на этой безлюдной дороге?– Я просто бегала. Я просто не заметила, как убежала так далеко от своей базы. Извините, что сбила Вас с ног.]

Они оба не замечали, что разговаривают по-английски до тех пор, пока в глаза Натали не бросилось отсутствие транслирующего диска на его шее, и она радостно вскрикнула:

– Oh, My God! You’re from my Earth![6 - – Боже мой! Так ты с моей Земли!]

Это открытие настолько ошеломило обоих, что они еще долго не могли поверить такому неожиданному совпадению.

Разговорившись, они познакомились. Эрик был из северной части Америки, почти на границе с Канадой, из Рочестера, штат Нью-Йорк. Его мобилизовали уже около трех лет назад, он был старожилом на своей базе, считался признанным экспертом в разведке. Натали только сейчас обратила внимание, что его парадный китель был белого цвета, что едва угадывалось под слоем пыли.

Когда они встали, оказалось, что он на целую голову выше ее, что для нее было явлением редким, учитывая ее собственный рост. Он возвышался над ней как стена, его широкие плечи загораживали свет неяркого солнца, и ей моментально захотелось спрятаться в тени его атлетической фигуры, чтобы почувствовать себя маленькой и защищенной. Он поднял с земли упавшую фуражку с кокардой, как мог, отряхнул ее, и попросил прощения, сказав, что через десять минут ему нужно быть на встрече с командиром базы. Эрик смотрел на нее с тревогой, спрашивая уже в третий раз:

– Are you sure you’ll be Okay? Can you manage the road back to your base? How is your head?[7 - – С тобой точно все будет в порядке? Ты сможешь дойти до своей базы? Как голова?]

И Натали в третий раз уверила его, что она в порядке, и в состоянии добраться домой, пусть не бегом, но хотя бы размеренным шагом. Напрочь отвергнув его предложение дойти до его базы и сесть в джип, который отвез бы ее домой (не хватало еще внимания со стороны совершенно незнакомых ей людей чужой воинской части), она бодро пошла по дороге, чтобы он мог удостовериться, что с ней все будет хорошо.

Когда же его высокая фигура скрылась за поворотом, ее шаг замедлился, и неожиданно она осознала, что не только жутко устала, но еще и голова у нее кружится, а поэтому дорога домой займет у нее гораздо больше времени, чем она рассчитывала.

9.

Было уже совсем темно, когда вдалеке показались огоньки родной базы. Натали приободрилась, она уже предвкушала душ и отдых в своей светлой комнатке, мечтая снять с себя тяжелую обувь и скафандр, смыть с себя пусть и питательную, но все же пыль.

Мысли о доме заставили ее прибавить шаг, она не заметила, что сошла с протоптанной дорожки, как вдруг вскрикнула и закружилась на месте от нестерпимо резкой боли, пронзившей ее правую ногу. Она понимала, что на что-то наступила, и это что-то, молниеносно извернувшись, впилось ей в лодыжку, чуть повыше ботинка, спокойно прокусив прошитую металлом ткань защитного скафандра. Натали упала.

От удара о землю вновь открылась рана на голове, и девушка на несколько минут потеряла сознание. Очнувшись, она услышала негромкие чавкающие звуки и почувствовала, как чей-то холодный язык слизывает кровь с ее щеки. Она застонала и отмахнулась рукой от назойливого кровососа. Тот не отставал, с упоением продолжая свое занятие. Пришлось взять его в руку.

– Что ты такое? – Натали рассматривала существо при свете походного фонарика. Что-то, напоминающее земную ящерицу, лежало на ее ладони, довольно облизываясь и, как ей показалось, даже помахивая длинным – до ее локтя, гладким голубовато-розовым хвостом. У ящерицы был нос, с довольно крупными отверстиями, были уши, маленькие, прижатые к узкой, вытянутой голове, но совершенно не было глаз. Странно, но это не выглядело отталкивающим или неприятным, просто принималось, как факт.

Натали легонько почесала ногтем пузо непонятного существа, которое совершенно собачьим движением задрыгало задней лапой от удовольствия. Только тут она заметила, что другая лапа животного как-то странно вывернута и немного распухла. Она сочувственно покачала головой, понимая, что именно ее ботинок был причиной данного несчастья, и понесла инопланетное чудо домой, осторожно прижимая его к груди.

У порога своего купола ее ждал сюрприз в лице Лауры, которая стояла в растерянности, не зная, то ли уйти, то ли остаться и все-таки дождаться Натали, чей шлем и винтовку она держала в руках. Появление последней решило эту дилемму.

– Ты с ума сошла? Ты где была? Хорошо, что капрал не заметил, что тебя нет, а то орал бы на всю базу… Господи, да у тебя кровь!

Лаура резко замолчала и попятилась, разглядев нечто в руках у Натали.

– А это что еще за хрень?

– Эта малютка попалась мне под ноги, когда я бегала…

– Опять за ограждением, – грозно закончила за нее рыжеволосая.

– Ага. И мне совершенно не стыдно. А вот за то, что я чуть не угробила это – стыдно. Как думаешь, мы сможем вправить ему лапу?