– Ну сейчас прямо просит забрать. Готов приехать сам.
Румянцев посмотрел на часы, висящие над входом в спальню: овальный циферблат поблескивал в свете луны. Стрелки показывали три тридцать пять.
– Дядь Лёш, – прервала его недоуменное молчание племянница. – Я одна-то боюсь ночью на склад… Мало ли, кто он, может, маньяк какой…
– Да что ты, детка, – очнулся Алексей. – Какой склад… Мы сейчас с дядей Сашей сами.
Доценту Румянцеву, во-первых, было страсть как интересно, кто же вдруг впервые за восемь лет решил арендовать у них бормашину, да еще в столь несуразное время. А во-вторых, ему стало обидно: Корольков, значит, будет там сны досматривать в теплой постельке, а он, Алексей Николаевич Румянцев, проведя накануне несколько операций и вымотавшись за день, как собака, поедет на склад выдавать неведомому клиенту-маньяку бормашину. Лёша так и видел, как у ворот склада его встречает гибрид Фрэдди Крюгера и Ганнибала Лектера. «Хорошо, там пацаны из охраны нормальные, с „Сайгой“, – подумал Румянцев. – Хотя против Фрэдди Крюгера „Сайга“, наверно, не проканает…» Сообразив, что почти засыпает, Лёша решительной рукой набрал Королькова.
Удивительно, но тот почему-то не спал. Двадцать семь лет были знакомы Лёша и Саша, и никак Румянцев не мог ни понять, ни поверить, что у человека может быть бессонница. С его другом Корольковым она иногда случалась, нечасто, но все-таки, и всякий раз этот факт вызывал первобытное изумление Алексея Николаевича.
– Ну не сплю я, не сплю! – шепотом заорал в трубку Саша. – Чего тебе?
– Саня, тут такое дело…
Выслушав рассказ друга, Саша воскликнул:
– Так, давай заезжай за мной. Вместе поедем твоего маньяка ловить!
– Сань, да не ловить! – Лёша был уверен, что про бессонницу доцент Корольков врет из человеколюбия, а на самом деле никак не может проснуться. – Бормашину надо выдать со склада.
– Да понял я! Говорю же, не сплю, – все так же, шепотом, продолжал Саша. – Заезжай, я пока договор распечатаю. Заполним от руки.
Фары Лёшиного внедорожника осветили ворота бывшей «гармонной фабрики». Место было глухое, поскольку ближайшие дома загородил появившийся здесь в нулевых гаражный комплекс. В окошке проходной мерцал экран телевизора.
– Хорошо, что пацаны не спят, – почему-то шепотом сказал Саша.
– Угу… – доценту Румянцеву тоже было некомфортно в этой ночной тишине и темноте. Он еще хотел спросить у Саши, с собой ли у него тот нож с наборной ручкой, подаренный давным-давно зэком, коего они не отпустили к праотцам – мужика привезли к ним с десятью ножевыми. Однако не успел: к воротам подъезжала еще одна машина.
– Вот он! – снова прошептал Корольков, будто они и вправду караулили маньяка.
Уже от одного его хриплого шепота Лёше стало не по себе.
Машинка оказалась совсем небольшой – это был миниатюрный девчачий «витц» небесно-голубого, как успели разглядеть в свете фар доценты, цвета. Автомобильчик остановился, и из него стала вылезать огромная бесформенная фигура, отдаленно напоминающая человеческую.
– Матерь божья, что это? – в ужасе прошептал Лёша.
В ответ Корольков только молча сглотнул, потому что у него внезапно пересохло в горле. Однако фигура, окончательно распрямившись, оказалась просто очень крупным мужиком в каком-то то ли балахоне, то ли дождевике. «А! Плащ-палатка!» – догадался Лёша.
Они вышли из машины, и мужик радостно воскликнул:
– Здрассьти! Я за бормашиночкой!
– Добрый… э-э-э… вечер, – ответил вежливый Корольков.
Лёша же посчитал иначе:
– Доброе утро! – сказал он одновременно с Сашей.
Однако нечто до боли знакомое прозвучало в этой его «бормашиночке», подумали одновременно Корольков с Румянцевым, и, подойдя поближе, узнали в бесформенной фигуре Васю Пятакова – проктолога из сорок третьей больницы. Вася был их ровесником, но с ними не учился – он переехал в Новосибирск из какого-то небольшого среднерусского городка. Из Новосибирска родом была его жена, а ее Вася, поговаривали, любил больше жизни, потому что мог удержать на ладони одной руки – такая она у него была миниатюрная, словно Дюймовочка. Сам же Василий Владимирович Пятаков выделялся среди коренных сибиряков не только своим могучим телосложением, но еще и цветом волос: таких светловолосых людей в Сибири не бывает. Был он увальнем с огромными ручищами и удивительно живой и добродушной улыбкой. Однако доктора-мужчины Васю некоторым образом иррационально побаивались: в городе было всего два реально хороших проктолога – Вася и доктор Драбкина в Академгородке. Случись чего, суеверно сплевывали через левое плечо мужики, не к Драбкиной же идти… При этом как профессионалы, обладая академическими знаниями в области анатомии и физиологии человека, они в страшном сне не могли себе представить, что с ними может сделать своими ручищами доктор Пятаков. Света Гулькина, коллега и боевая подруга, любила припугнуть их где-нибудь на даче или при переезде: «Вы, пацаны, поосторожней там, шибко тяжести-то не поднимайте! А то геморрой вылезет, кому задницу свою потащите? – цинично вопрошала она и добавляла страшным голосом: – Пятакову-у-у-у?»
Между тем Вася тоже узнал арендодателей бормашины:
– Ой! – радостно воскликнул он. – Лёха! Саня! Так это вы, что ли, бормашиночку-то сдаете?
– Мы… – снова сглотнул Саша, вспомнив Светкины пугалки. – Здорово, Василий!
Хирургическая длань Королькова, который всегда знал и гордился, что у него крупные руки, утонула в Васиных ладонях: рукопожатие у того было самым, наверно, добрым и искренним в медицинском сообществе города. «Про Румянцева и речь не идет, – немного свысока подумал Саша. – У него руки еще меньше, чем у меня, он около Васи вообще со своими ладошками словно подросток». Однако Вася не успокоился, пока не утопил в своих ручищах и Лёшины пальцы, затем вскинулся:
– Ну давайте, давайте ее! Мне скорее надо, пацаны!
От удивления Саша даже не решился достать договор:
– Э-э-э… Вась, ты потом нашей девочке позвони, ладно? Надо будет подъехать договор подписать и рассчитаться. Договорились?
– Да не вопрос, Саня, – торопливо ответил тот. – Она ж исправна, все?
– Ну… В данный момент ее проверить невозможно, – сориентировался Алексей. – Но если что не так, привезешь, мы мастеру покажем. Неделю назад проверяли, все было нормально. Боры там, в кармашке.
– Да боры у меня есть! – махнул рукой Пятаков. – Спасибо, пацаны, что не отказали! Вот задаток, – он протянул купюру. – Ваша Настя сказала…
– Так, а… приходник, чек? Что тебе?
– Да мне ничего не надо, Сань! – радостно улыбнулся Вася. – Я ж частным образом.
Саша украдкой взглянул на Румянцева: у того глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит, а брови окажутся на затылке. Сам Корольков, для которого всегда самым важным было сохранить лицо в любых ситуациях, еще как-то держался.
В глубоком молчании они втроем вытащили небольшую, но неудобную бормашину за ворота и в замешательстве остановились перед крошкой «витцем».
– Вась, так а как ты ее повезешь-то? На своей малютке? – спросил Лёша. Причем, произнося слово «малютка», он имел в виду стиральную машинку с таким названием, которая, как известно, размеры имела совсем уж компактные.
– Да эт не моя! – расплылся в улыбке Пятаков и нежно добавил: – Эт жены… Юлечки моей, я вот ей недавно купил, пусть, думаю, девчонка ездит, раз хочет…
И Королькову, и Румянцеву было известно, что Васиной «девчонке» лет столько же, сколько и ему – сорок пять, и они в который раз поразились, что не врут, видно, в книгах и фильмах: есть она все-таки, любовь-то эта…
– Хм-м-м… – прочистил горло Румянцев. – А твоя-то где?
– Да на СТО отогнал. Там на левом берегу СТО одно открылось, так они по «хаммерам» специализируются как раз.
– А-а-а… – уважительно произнес Корольков, который часто в своих сорокашестилетних мальчишеских мечтах видел себя за рулем «хаммера». – Так это, Вась… Давай мы тебе поможем? Довезем куда надо?
– Пацаны, да неудобно как-то, – засмущался Вася.
– Давай-давай, – решительно перебил его Румянцев, которому до судорог хотелось скорее остаться с Корольковым наедине и обсудить, наконец, эту совершенно фантастическую ситуацию.
Они закинули бормашину в багажник «лексуса», Вася влез в Юлечкину малютку, и процессия тронулась. Ехать было недалеко: жил Пятаков («Или не живет он там, – подумал Саша, содрогаясь, – а… Что он делает вообще с этой бормашиной?!») на Демьянке – улице Демьяна Бедного, совсем рядом с Пушкинским жилмассивом. Посему они достаточно быстро распрощались с Василием, благополучно выгрузив в ночном подъезде бормашину.
Полминуты ехали молча, отходя от увиденного. Потом Лёша начал: