Иновидцы

Сергеева в шесть секунд получила у ответсека разрешение на уход Лены домой и согласие Вадима это решение воплотить в жизнь. Так что Лену сводили за сумкой и вскоре усадили в машину.

– С тобой подняться? – спросил Вадим.

Она отрицательно покачала головой.

– Дома есть кто-нибудь?

Она опять ответила отрицательным кивком.

– Тогда сразу же ложись. Отдыхай. Я попозже перезвоню. А то возьми завтра отгул, пережди. Раиса та ещё штучка. Цунами следует в бункере пережидать.

Лена кивнула, вышла и машины и даже слабо махнула рукой, одновременно благодаря и прощаясь.

Голова болела дико. Лена пошла под душ, надеясь смыть с себя и ужасный Раисин ор, и головную боль, и вообще весь этот ужасный день. Но душ не помог. Лена повалилась на диван, обхватив голову руками и неожиданно уснула.

Родители, придя с работы и увидев её не просто дома, а ещё и спящей, растерялись неописуемо – давно уже такого не было. Ходили на цыпочках, а посему Лена так и проспала до утра.

– Вставай, доча, на работу пора.

– У меня отгул. Голова дико болит.

– Давай врача вызову.

– Вызови.

– Хочешь, останусь?

– Сама открою. А тебе опаздывать нельзя.

Мать принесла ей горячего чаю, поставила рядом на тумбу, но Лена к нему так и не прикоснулась.

Врач оказалась, естественно, терапевтом, но услышав описание головной боли, поняла, что тут что-то нестандартное. Тут же позвонила коллеге и позвала невропатолога.

Та прибежала быстро, благо поликлиника находилась по соседству. Они долго, поочерёдно, Лену расспрашивали, а она, довольно подробно, насколько была в состоянии, рассказывала о вчерашнем скандале на работе и объясняла, что боль началась именно после этого безумного крика. И не проходит. Хотя Лена не принимала пока никаких таблеток, так что пусть ей что-нибудь пропишут.

Ей выписали рецепт, но тут же сделали какой-то укол и она снова уснула.

– Если не полегчает, вызывай скорую.

– Ладно.

Вечером мать промчалась по аптекам, Лена, получившая больничный, на работу не ходила ещё неделю. Боль стихла до терпимого уровня, но дело было не в этом. Неизвестно было, как вернуться на прежнее место: с Раисой в одном помещении Лена больше находиться не сможет.

Дня через три, когда головная боль стихла до фонового уровня, Лена рискнула доползти до кухни. Кофе хотелось и она решила, что хватит отлёживаться.

Пить кофе она отправилась ближе к дивану. Тут позвонил, неожиданно, литературный редактор Володечка, то бишь – Владимир Николаевич, который был лицом независимым и уважаемым.

Лена на Николаича за его вечные подначки не обижалась: на него вообще было невозможно обидеться, он был всеобщим любимцем. Володечка о газете знал всё. И всё, что знал, знал для газеты. Любую нужную информацию Володечка выдавал в рекордно короткие сроки с энциклопедической точностью: любой компьютер утрётся! Если кто-то чего-то не знал, бежали к Володечке и ещё не было случая, чтобы он не помог. Чтобы не дал подробнейшего, исчерпывающего ответа.

– Ну что, болящая, когда мы будем иметь несравненное счастье лицезреть тебя в наших стенах?

– Не знаю.

– Что, так всё серьёзно?

– Уже легче.

– Извини, конечно, что я не в своё дело лезу, но не приходила тебе в голову мысль сменить статус?

– Не поняла?

– А что непонятного? Переходи во внештатники. Вольные хлеба и полная почти независимость. В зарплате временно потеряешь, зато в публикациях приобретёшь.

– Я обдумаю.

– Давай. Будешь у нас, заходи, буду рад тебя видеть.

– Спасибо.

***

– С боевым крещением! – Володечка оценил первую публикацию и сиял так, словно Лена была его дочерью, не меньше. – Для первого раза, Лена, совсем не плохо.

Сергеева тоже не жалела поздравлений и даже расцеловала Лену. Даже Раиса не захотела отстать от общего хора и постаралась улыбнуться. Но редакторские слова превзошли самые радужные надежды.

– Молодец, Степанова. Настолько молодец, что – обещаю: как только перейдёшь на второй курс, переведём тебя в стажёры. Если будешь писать. А рекомендацию для поступления дадим отличную.

Лена обрадовалась, да ещё как! Хотя – разве нужно обуславливать, чтобы она писала? Да она всю жизнь только об этом и мечтала…

– Послушай, – заявил Володечка месяца через три, – или я ничего не понимаю в журналистике, или в тебе есть-таки божья искра. Ты ведь, по логике вещей, не должна бы самоходом за несколько месяцев столькому научиться… Или ты учебники читаешь втайне?

– Не слишком ли уж вы меня хвалите, Володечка?

– А ты решила, что я тебя хвалю? Прелестно. Да только учти, я, с моим опытом, чем дальше, ошибаюсь всё реже. За последние десять лет ошибся один только раз. А может, и не ошибся, не уйди Берёзкин в чиновники – я до сих пор уверен, что мои слова оправдались бы один к одному. Гляди и ты не уйди.

Увидев, как на подобное предположение среагировала Лена, Николаевич захохотал:

– Ошиблась, я в своём уме. Шуток не понимаешь!

– Шутка шутке рознь!

– Ну вот, уже и обиделась. А, может, – сказал он лукаво, – я тебя переоценил, а всё это заслуги твоей наставницы Сергеевой?..

– С каких это пор она – моя наставница?

– С твоей первой опубликованной заметки. Не хочешь же ты сказать, что из написанной тобою белиберды, годящейся, за исключением единственно фактажа (а разве это ты способна набирать его в таком качестве и в таких аспектах?), только в корзину, ты сама потом делаешь сногсшибательные репортажи?

– А кто же? Вы что – всерьёз?