Очень страшная история. Ненаучная фантастика

– Не тоскливо тебе в лесу, милая? – спросила одна из баб. – Не страшно одной оставаться?

– Чего ж мне бояться? – засмеялась Дарья. – От волков у меня ружье есть.

– Что волки! И пострашнее звери есть! Вон, в нашей деревне, повадился один такой на людей нападать. Бабы ли в лес пойдут, мужики ли, – случись, отойдет кто в сторону, а зверь его и задерет. Всю кровь выпьет, да и видали его!

– А что ж ваши мужики зверя не выследят и не убьют?

– Как же, пробовали, да сами не все живы возвращались!

– Что ж это за зверь такой?

– Огромный, страшный, глаза горят, когти и зубы железные…

– Кажется, я видала такого! – прошептала Дарья. – Скакал он – не шел, не бежал…

– Вот-вот, милая! Говорят, третьего дни в Сосновке мужики стреляли в такого и, вроде, попали. А он скрылся, да еще на них порчу навел. Еле живехоньки домой воротились. Не пускай своего никуда, пусть дома сидит!

На дворе раздался голос Марко. Дарья встрепенулась и встала из-за стола. Но Марко уже входил в двери, поддерживая бледного как смерть, тяжело опирающегося на него названного отца.

– Помоги мне, Дарьюшка! Тятенька занемог!

Дарья засуетилась, разбирая постель. Петра усадили на лавку. Богомолки засобирались уходить, разбудили ребенка. Он потянулся с просонья, глянул на вошедших и вдруг заревел в голос, указывая перстом на Петра:

– Маменька, маменька! Вот он, вот он! Зверь! Зубы железные, огонь изо рта пышет! Спаси меня!

Бабы схватили ребенка и, крестясь, побежали вон из избы…

Прошло три недели. Петру с каждым днем становилось хуже. Он очень изменился: исхудал, почернел, стал походить на живого покойника. Лицо его сделалось поистине страшным, и Марко, боясь за будущего ребенка, приказал Дарье не подходить к отцу. Дескать, не след бабе на сносях смотреть на такое. Он сам принялся ухаживать за стариком и делал это охотно, с любовью и редким терпением. Однако работа по хозяйству требовала мужских рук. Иван Никитич, навещая в очередной раз заимку, предложил оставить в помощь молодым супругам Аннушку, тем более, что та с охотой соглашалась. Дарье это не очень-то по душе пришлось, но делать было нечего.

По-правде сказать, Марко с Дарьей не могли нарадоваться на помощницу. Откуда что у девки взялось! Не иначе, по крови, от предков – травников да колдунов, передалось ей умение ухаживать за недужным, облегчать его страдания, а Петр страдал люто. Как многие больные, он сделался раздражительным и капризным, на Марко порой кричал, Дарью близко не подпускал, и только Аннушка могла успокоить его. Марко привозил из города лекаря, но тот только руками развел, – когда приходит смерть, наука бессильна, против нее, дескать, еще лекарства не придумали.

Дарья пыталась выспрашивать у мужа, что подеялось со стариком, но тот отговаривался общими словами да тем, что в ее положении не след вникать в разные подробности. Дескать, родишь, тогда все расскажу, ничего не утаю, а пока не спрашивай. На дворе непогодило. Дарья, возясь у печи, разгоряченная, иной раз выбегала из избы, в чем была, застудилась и слегла сама. Анна на время ее болезни стала полноправной хозяйкой. Девку это, казалось, вполне устраивало. Она умудрялась быстро справляться с бабьей работой по дому и успевала ухаживать за сестрой и стариком. Со скотиной и во дворе управлялся Марко. Прошло какое-то время, Дарья на поправку пошла, стала понемногу вставать с постели и выходить во двор…

Однажды ей непреодолимо захотелось пойти в старую избу и хоть издали взглянуть на свекра. Ей было жаль старика, она в душе корила себя, что слушает мужа и не подходит к больному. Еще будучи слаба после болезни, она тихонько прошла по двору, отворила дверь и вошла в избу. Там было душно и жарко. Пахло травами, развешанными по углам, но этот запах не мог перебить другого, страшного, того, что встречает людей в склепах и витает над полями сражений. Дарье стало дурно. Тошнота подступила к горлу, голова закружилась, она прислонилась спиной к косяку и сквозь застилающую все мутную пелену успела увидеть сидящего в постели страшного старика и стоящую перед ним сестру Анну.

Та держала перед больным раскрытую большую книгу. Оба рассматривали в ней что-то и сперва не обратили на Дарью внимания. Но вот Петр поднял глаза: при виде невестки лицо его исказилось хищной радостью, глаза загорелись, и он стал манить Дарью к себе костлявым, когтистым пальцем… Дарья собралась с силами и шагнула к нему, но в эту минуту ворвался со двора Марко, схватил ее на руки и вынес вон. Отведя жену в свою избу, он настрого запретил ей выходить.

Дарья, обычно послушная, возмутилась и стала спорить с мужем. Он никогда не видел ее такой рассерженной. Не желая еще более сердить жену, он стал просить ее, заклиная любовью к будущему ребенку, но в Дарью словно злой дух вселился. Она рвалась пойти к старику во что бы то ни стало, и все тут! Они спорили некоторое время, потом Дарья как-то разом стихла, успокоилась и удивленно взглянула на мужа… Непреодолимое желание идти к свекру пропало у нее так же внезапно, как появилось.

Марко вдруг побледнел и метнулся к двери.

– Даша, тятенька умер, – прошептал он и быстро вышел.

***

Хоронили Петра на следующий день. Марко пригласил батюшку на отпевание и с прилежанием выполнял все, что положено по обычаю. Денег не жалел. Покойный оставил ему и Дарье неплохое наследство, Анну же богато одарил червонцами и невиданной красоты браслетом, украшенным разноцветными камнями, видно, трофейным, добытым в турецкую войну. Марко горевал по отцу так, что Дарья боялась за него. Вечером после похорон, когда разошлись с поминок, он исчез куда-то и вернулся почти в полночь, заплаканный, усталый и хмурый. Дарья со слезами встретила его. Анна же поглядела змеёй на него и сестру и заявила, что утром отправляется в деревню, к тятеньке.

Ночью в лесу бушевала буря. Ветер выл, деревья шумели, хлестал дождь, и всю ночь стоял Марко на коленях перед иконами, моля бога за грешную душу человека, заменившего ему отца.

Глава пятая

Прошло около месяца. Понемногу жизнь входила в обычное русло. Анна жила у отца, Дарья и Марко – у себя на заимке. Иван Никитич ладил с зятем. Они нередко помогали друг другу по хозяйству. Марко на работу был скор и прилежен. Он хорошо знал грамоту и частенько давал тестю дельные советы насчет того, что продать, а что купить, во что деньги вложить. Старик дивился и говорил Дарье, что у ее мужа – ума палата. Она только улыбалась, так как не сомневалась в этом.

С женихом у Анны отношения не складывались. Сергей парнем оказался нравным, Анну любил без памяти и ревновал ее к каждому встречному и поперечному. Частенько промеж них вспыхивали ссоры. Иван Никитич не раз уж каялся, что согласился выдать дочь за него. Анна же только смеялась над ревнивым парнем и уверяла, что, если она захочет, тот будет, как шелковый.

– Дай-то бог, дай-то бог! – говорил Никитич с сомнением.

Однажды тесть с зятем собрались на базар, в город. Ехать решили с вечера, чтобы рано утром быть уже на месте. Чтобы жена не скучала на заимке, Марко привез ее к отцу. Заимку оставили на работника. Дарье нездоровилось. Пополневшая и подурневшая, смотрела она из окна на отъезжающих. Анна вышла провожать мужиков, и Дарья, глядя, как крутится сестра у телег, болтая и шутя с Марко, чувствовала, что в сердце ее опять начинает змеёй шевелиться ревность. Иван Никитич увязывал мешки. Марко, разобрав вожжи, собрался выезжать со двора. Пользуясь тем, что отец отвернулся, Анна подбежала к Марко и поцеловала его в губы.

– Чего ты? – удивился тот. – Вот дурная! Серега твой прослышит, опять поругаетесь. Еще и на меня осерчает!

– А ты испугался? – зло засмеялась Анна. – Трус! Дашкин подкаблучник!

Иван Никитич обернулся и погрозил дочери кнутом:

– Смотри у меня! Дождешься! Совсем от рук отбилась! Скорее бы уж замуж тебя выдать!

Марко поднял голову и помахал рукой Дарье. Глаза его смотрели на жену с ласковой заботой. Телеги выехали со двора.

Дарья ничего не сказала сестре, когда та воротилась в дом. Покрутившись немного по избе, Аннушка заявила, что ей надо уйти.

– Далеко ли ты собралась? Тятя приказал тебе быть дома. Забыла? – спросила Дарья. – Не след невесте по гулянкам ходить.

Аннушка заартачилась, но сестра была непреклонна. Понурив голову, девушка заявила, что почивать ляжет, ушла в маленький чуланчик и закрыла за собой дверь…

Дарья с рукоделием сидела в горнице. На улице темнело. Она зажгла лампу, но вскоре ее стало клонить в сон. Кажется, она задремала, когда неожиданный звук раздался в сенях. Дарья встала и открыла дверь: большая черная кошка глянула на нее из темноты сеней.

– Откуда ты взялась? – удивилась Дарья. – Брысь!

Кошка метнулась к дверям, Дарья спустилась по лестнице выпустить ее. У Ивана Никитича много лет жил старый сибирский кот-крысолов. Хозяин не терпел других кошек в доме. Откуда теперь эта красавица? Дарья потянулась погладить ее. Кошка зашипела и вдруг молча кинулась ей на грудь, люто царапаясь, пытаясь дотянуться до лица, глаз… Дарья откинула крючок двери, распахнула ее и, оторвал от себя взбесившееся животное, швырнула его во двор. Молодой дворовый пес, недавнее приобретение Никитича, бросился на кошку, и они покатились по двору визжащим, воющим клубком. Кошке удалось вырваться, она прошмыгнула в подворотню и исчезла. Дарья успокоила собаку и вернулась в дом.

– Аннушка, – позвала она, – Аннушка!

Сестра не отзывалась. Дарья подошла к двери чулана и толкнула ее. Там было темно и тихо. Дарья шагнула в чулан… В окружившей ее мертвой тишине было слышно только, как скребется где-то под полом мышь, да скрипит тоскливо сверчок в углу. Ни звука, ни шороха, ни сонного дыхания сестры…

Волосы зашевелились на голове молодой женщины. Она поспешно вышла из чулана, взяла лампу, вернулась и осмотрела помещение. Чулан был пуст. Скомканное одеяло и подушка лежали на сундуке покойной матери. Дарья подняла подушку и увидела под ней большую книгу в почерневшем кожаном переплете. Поднеся ближе лампу, она принялась листать ее. Нечто похожее она видела у старушки Сергеевны… и еще в детстве, гостя как-то у деда. Старый мокошил по этой книге, а Дарья случайно подсмотрела, за что была выдрана березовой розгой немилосердно…

Странные знаки, непонятные и страшные рисунки, необычные буквы, слагающиеся в незнакомые слова… Что это? Ужасное подозрение шевельнулась в ее душе… Она положила книгу на место, прикрыв подушкой. Огляделась: на полке – склянки, наполненные незнамо чем. Дарья открыла одну и понюхала: голова у нее закружилась, все поплыло… Она поспешно поставила склянку на место. Потом вернулась в избу, и, оставив дверь приоткрытой, стала ждать возвращения сестры…

Анна явилась под утро. Дарья, которая не спала всю ночь, забылась на минуту, но, услышав шаги в сенях, вышла, прихватив лампу. Увидев сестру, она остолбенела: Анна стояла перед ней, бледная и красивая. Глаза ее сияли, на губах змеилась улыбка. Нарядное платье, в котором она обычно ходила на гулянье, было изодрано в клочья…

– Скажешь тятеньке, Дашка, – просвистел зловеще ее голос, – изведу! И тебя, и всех вас! Я теперь такое умею, что вам и не снилось!

Глава шестая

По возвращении мужиков Дарья заторопилась на заимку. Невыносимо ей было оставаться в одном доме с Анной. Дома она успокоилась. Марко, когда она рассказала ему о произошедшем, только посмеялся. Прошло какое-то время, и история с кошкой и колдовской книгой стала забываться. Дарья приписала случившееся разыгравшемуся воображению да дурному нраву взбалмошной девчонки. В середине осени сыграли свадьбу Анны, и та покинула родительский дом. Молодые зажили своим хозяйством в родном селе Сергея.

Наступила зима, снежная, вьюжная. В одну из студеных зимних ночей родила Дарья дочь. Марко радовался, как дитя, тем более, что девочка удалась в него – чернявенькая да темноглазая. Дарья похорошела после родов. Молока у нее хватало, ребенок был сыт и спокоен. При крещении дали девочке имя Мария.