Истории реальные и не очень. Рассказы, миниатюры

– Женщины, тащите ее в дом! Замерзнет ведь насмерть девчонка! – скомандовал кто-то из мужчин.

– Да, утащишь ты ее! Как же! Она вовсе обезумела! – крикнула одна из женщин. Им вдвоем никак не удавалось справиться с Нонкой.

– Ну, пойдем, пойдем, миленькая моя, – уговаривала другая. – Сейчас мужики лодку столкнут, к самой полынье подберутся. Там твой папка, никуда он не делся! Ты просто его не видишь! Там он, там! Вон, смотри, рукой махнул!

Хотя она бессовестно врала, Нонка на какое-то мгновение поверила ей и стала вглядываться до боли в глазах, но тут голова у нее закружилась, все вокруг потемнело, и она потеряла сознание. Женщины подхватили ее и потащили к домам. Мужчины в самом деле уже толкали лодку к полынье, однако далеко толкать им не прошлось, потому что из будки на том берегу вышли какие-то люди. Они тоже принялись кричать и махать руками.

– Лаются, что перевоза нет, наверное, – сказал перевозчик, здоровый мужик в телогрейке и рыбацком плаще поверх нее. – А я чо сделаю, коль погода такая – ни два, ни полтора! Давай, мужики, столкнем лодку-то! Всяко на том берегу этих не оставишь – уж темнеет. Да в полынье багром пошарим, может, тут он, подо льдом, утопленничек-то! Жалко ведь девчонку!

Мужики дотолкали лодку до полыньи, столкнули ее в воду и стали шарить баграми среди шуги. Пока они так упражнялись, от будки отделились несколько человек, спустились на лед и осторожно пошли через реку.

– Эй, что вы там ищете? – закричал один из них. – Если весло, так вот оно! Мы его захватили!

В самом деле, они несли пропавшее весло.

– Если утопленничка, так он тоже с нами! Вот он!

Говорящий со смехом ударил по плечу человека, закутанного в нечто невообразимое. То был отец Нонки, переодетый в какое-то старое тряпье, найденное в будке у перевозчика, живой и здоровый, только заметно навеселе.

– Насилу мужика отогрели! Ладно, буржуйка топилась, да «горючее» у нас с собой было! Пришли на берег, – перевоза нет, полынья посередине, а утопленничек в ней уж и не барахтается! Веревку вот нашли в будке да вытащили его!

– Дочка-то моя где? – спросил Нонкин отец, с беспокойством оглядываясь.

– Бабы ее в дом утащили. Ох, уж и голосила тут! Чуть ума не лишилась, когда тебя не нашла. Любит отца, видать! Ревела, причитывала, пока замертво не свалилась. Ну, да ничего, оклемается! Девчонка крепенькая!

Да, Нонка действительно пришла в себя, хоть и не скоро. Она потом не могла вспомнить, как женщины тащили ее в дом, как снимали с нее мокрую одежду и укладывали в постель. Когда отец вошел в комнату, где она лежала, и наклонился над нею, она была как мертвая. Фельдшер, которую кто-то успел вызвать, готовила шприц, чтобы сделать ей какую-то инъекцию. Отец сел и стал смотреть…

После укола Нонка пришла в себя, вздрогнула, открыла глаза, огляделась, еще не понимая, где она, увидела отца и с плачем крепко-крепко обняла его…

***

После купания в ледяной воде и пережитого стресса Нонка долго болела. Когда она наконец-то поправилась, ее родители не захотели даже слышать о продолжении учебы в техникуме. Они были настроены так категорично, что Нонке пришлось подчиниться. Она вернулась в школу и оказалась в одном классе с Ликой. Они крепко подружились. Лика, от природы наделенная отличной памятью, училась почти без усилий, и Нонке, чтобы держаться с ней наравне, приходилось много заниматься, – при этом избыток ее упрямства и энергии нашел себе хорошее применение.

Отец теперь старался всячески загладить свою вину перед семьей. Он и дочь постепенно стали друзьями, как прежде, словно все старые обиды были забыты. Да, наверное, так оно и было.

К Свириным гости из города больше не являлись. Через полгода Лика перестала вспоминать и думать о том, что произошло. Бабку Данилиху зимой хватил небольшой удар. Недели две старуха не могла говорить и сильно приволакивала левую ногу. Хотя вскоре речь и способность нормально передвигаться к ней вернулись, она восприняла болезнь, как некую кару свыше. Соседки говорили, будто ее надоумил то ли ангел-хранитель, то ли некие таинственные сущности, с которыми она имела дело на протяжении многих лет, но однажды она заявилась к Свириным и, упав на колени, стала слезно просить прощения за зло, которое им причинила. Добрая Нина тут же от всей души простила ее. Петр сначала молчал и хмурился, но потом, глядя на расстроенную старуху, процедил: «Ладно уж, бабка! Проси, чтобы и бог простил, а мы прощаем!»

Свирины жили спокойно и даже не подозревали, что все могло бы быть по-другому, – ведь Константин Львович имел то, что называется «хорошими связями». Влиятельному другу стало известно об его неудачном визите в село, и в приватном разговоре он намекнул, что несговорчивых Свириных можно попробовать поставить на место, а то и вовсе заставить убраться из жизни Лики.

Константин Львович задумался. Предложение показалось ему сначала заманчивым. Он обдумывал его всю ночь, а утром поведал о нем жене. К его удивлению, Людмила Васильевна отнеслась к его словам более чем странно. Сначала она вроде как обрадовалась и заулыбалась, но потом ее стали терзать опасения, что Лика, случайно узнав обо всем, возненавидит ее и Константина Львовича. Она подумала и запретила мужу даже мечтать о таком выходе из ситуации.

В душе Людмила Васильевна надеялась, что какая-нибудь счастливая случайность сведет вместе их и Лику и просила мужа пока ничего не предпринимать, но и не терять девочку из вида. На этом они и порешили.

***

Прошло два года. Лика и Нонка окончили десятый класс и поступили в медицинский институт. Конкурс был большой, но девчонки, набрав даже больше баллов, чем требовалось по условиям конкурса, оказались в числе поступивших. В сентябре они приступили к занятиям. Сначала пришлось жить на квартире, а через пару месяцев им дали места в общежитии.

Учиться на первом курсе было нелегко, и даже не столько Нонне, сколько Лике, не привыкшей к систематическим занятиям. Она была неусидчива и частенько, оставив подругу в читалке, отправлялась бродить по городу. Ей нравились нарядные городские улицы со спешащей куда-то толпой, стремительными машинами, вечной сутолокой и суетой. Вернувшись в общежитие, она по-честному садилась заниматься, но глаза у нее уже слипались. Наутро приходилось вставать пораньше, чтоб хотя бы просмотреть заданный материал. В результате Лика не высыпалась и на лекциях частенько клевала носом. Нонка пробовала с ней поговорить. Она обещала, что «это было в последний раз», но потом все повторялось. В результате к концу первого семестра у нее были «хвосты» по нескольким основным предметам. Она начала заметно нервничать, попыталась сесть за учебники, но ее терпения хватило ненадолго.

– Ты с ума сошла, – говорила ей Нонка, – не сдашь первую сессию – вылетишь из института! Ты же такая способная! Соберись и учи, как положено!

– А как положено? – вздыхала Лика. – Ну, не лежит у меня душа к этой зубрежке! Тут ума не надо – запоминай только все, как автомат! Никакой свободы творчества!

– А может, и нет у тебя этого самого ума? – сердилась и насмешничала Нонка. – Не способна ты к учебе? Чтобы творить, азы надо знать, а ты элементарно заваливаешь зачет за зачетом, творческая личность! Вот выгонят тебя, тогда узнаешь!

– Ну, это не твоя мысль! Это профессор Русанов говорил вчера об азах, а ты повторяешь! – смеялась Лика. – Пускай выгоняют, я только рада буду, – храбрилась она, но на душе у нее становилось все тревожнее…

Однажды, когда она поздно вечером в довольно-таки паршивом настроении подходила к общежитию, ее окликнула какая-то женщина.

Лика удивленно вгляделась в нее, узнала и вздрогнула: то была Людмила Васильевна.

– Что вы хотели? – помертвевшими губами спросила она.

Людмила Васильевна, робко улыбаясь, приблизилась и коснулась ее руки. Лика молча отстранилась.

– Ты меня узнаешь? – спросила женщина.

– Да, вы – Людмила Васильевна.

– Я – твоя мама! Ты знаешь это?

– Моя мама – Нина Ивановна Свирина. Но о вас я слышала, – это вы когда-то однажды забыли меня в больнице!

– Я тебя родила! – сказала Людмила Васильевна и заплакала. – Разве это ничего не значит?

– Значит, наверное. Но это не главное. Меня вырастила другая женщина, она – моя мама, я люблю ее!

Лика повернулась и хотела уйти, но Людмила Васильевна схватила ее за руку и удержала:

– Я хотела с тобой поговорить,.. – она вытерла слезы и смотрела теперь на Лику заплаканными большими глазами жалко и заискивающе.

Как эта девочка была похожа на их Лелю и на нее саму, молодую! За два пролетевших года она стала выше и стройнее. Даже в этом скромном пальтишке и вязаной шапочке, что на ней, она красива и выглядит совершенно здоровой. Ах, какую ошибку совершили тогда они с Костей!

– Я не помню вас, – сказала Лика. – О чем нам разговаривать? Все ясно и так. Простите, но мне надо идти!

– Нет, постой! Я не задержу тебя надолго! Я не в первый раз пытаюсь встретиться с тобой, и сегодня наконец удалось! Дай мне только сказать несколько слов, пожалуйста! – в голосе Людмилы Васильевны послышались слезы.

Лика смотрела на эту женщину и в душе не чувствовала к ней ничего, кроме презрительной жалости. Голос крови, о котором пишут в книгах, – где он? Не эти руки обнимали ее, когда она была маленькой, не они помогали ей делать первые шаги, побеждать долгую болезнь! Не она утешала ее и учила, заботилась о ней и не спала ночами, когда она болела. Лике хотелось только одного – повернуться и уйти. Но эти налившиеся слезами глаза, этот плачущий голос…

– …выслушивают даже преступников, – шептала между тем Людмила Васильевна…

– Я слушаю, говорите, – сдавленно пробормотала девушка.

– Лика, я не прошу, чтобы ты простила нас. Не прощай, если не можешь! Я сама никогда себе не прощу, что тебя тогда оставила. Я была глупа, молода – немногим старше тебя, и рядом со мной не было никого, кто мог бы наставить на правильный путь. Ну, так уж вышло, прости… Но сейчас мы с Константином Львовичем можем помогать тебе! Твои приемные родители – прекрасные люди, они стараются дать тебе образование, но разве ты не видишь, как им трудно? Они не богаты и во всем себе отказывают, чтобы содержать тебя. Тебе не жалко их? Константин Львович предлагал нашу помощь, но твой… отец… прогнал его. Он не говорил тебе об этом?

Лика отрицательно покачала головой и задумалась: «Боже! Какая же я дура! Разве я думала хоть когда-нибудь о том, как трудно маме и отцу? То, что они экономили деньги мне на учебу и дают их сейчас, всегда воспринимала как должное! Ведь и Нонке родители помогают! Но та, по крайней мере, учится, старается! А я? Болтаюсь по улице и получаю „неуды“!»

– Спасибо вам! – сказала она вдруг. – Вы вовремя мне об этом напомнили! Я как-то никогда не задумывалась, насколько моим родителям трудно. Вы мне словно глаза открыли…