Чародей из Серого замка

Поперхнулась последним словом. Слезы дрожали в огромных синих глазищах.

– Я думала, что ты… уже все…

Не выдержала, осела на пол, спрятала лицо в ладонях.

– Эй, ты чего? – тут же устыдился Богумил. – Я здесь, меня просто домой отпустили. Я сам запросился, вдруг тебе помощь нужна…

Кряхтя от боли, колдун поднялся из ванны, отжал волосы и сделал шаг наружу, на теплое полотенце на полу. Постоял несколько секунд, дожидаясь, пока вода стечет вниз.

Плачущая Анна, почуяв впереди шевеление, подняла голову и замерла. А затем присвистнула, словно нетрезвый мужик в дверях веселого дома, и выдала с пяток слов, которые добропорядочным жрицам любых мастей, вообще-то, и знать было не положено.

Богумил в ответ лишь осклабился.

– Нравлюсь?

– Ты что с собой сделал, придурок полоумный? – всхлипывала Анна. – Ты… зачем?!

Нет, уже не плачет. Смеется взахлеб, вытирая слезы.

Богумил растерянно заморгал.

– Тебе ж не нравилось, сама говорила, все эти волосья и кущи… Ну и вот, я в банях комнату на три часа снял, и то едва успели. Пока сахар с лимоном варили, пока мыла лучшего с зубным порошком доискались, пока банщик самый рукастый освободился… От меня вдобавок еще ж смердело после лазарета, как от прокаженного, ты бы меня в таком виде из комнаты выставила.

Анна продолжала хохотать в голос.

– Между прочим, жрица, чтоб ты знала, это было больно, – обиделся колдун. – Кровососа оказалось легче убить.

– Знаю, – всхлипнула та, поднимаясь. – Еще бы я не знала. Но какой же ты все-таки придурок!..

И с этими словами Анна ринулась к нему, обхватила за шею и жадно поцеловала. От нее снова пахло вишневой кисло-терпкой горечью, и Богумил уже сознательно зарылся носом в изгиб между плечом и шеей, выдохнул, касаясь губами сладкой разгоряченной кожи.

До кровати добраться не успели. Анна толкнула его прямо на пол, скинула с плеч камзол, потянула кверху подол расшитой рубахи. Наклонилась вниз, проводя сосками по ребристому, как стиральная доска, животу, затрепетала остреньким язычком по гладкой беззащитной груди, а затем ниже и ниже. Богумил тяжело дышал, вздрагивая, и молился лишь об одном – только бы это никогда не кончалось.

Увы, молитвам сбыться оказалось не суждено. Когда девчонка стянула штаны и оседлала его, задвигала бедрами, а затем снова наклонилась, втянула в рот сосок и чуть прикусила его белыми зубками, колдун понял, что не продержится и тридцати сердечных ударов. Он сдавленно охнул, сжал пальцами бедра жрицы, а затем вскрикнул и задрожал всем телом.

– Прости, – выдохнул он, как только все закончилось. – Я никогда так быстро не… Устал, наверное, еще и упырь этот треклятый… В следующий раз все будет лучше, обещаю!

Разрумянившаяся Анна склонилась к его лицу, черные волосы водопадом стекли вниз, укрывая обоих от всего остального мира.

– Я уж надеюсь, колдун, – со смешком шепнула она в перерывах между поцелуями. – Я уж надеюсь.

*

Бургомистр после случившегося удара не прожил и недели. В Чаросвете стремительно менялась власть – король Феофан прислал нового наместника, заявив, что раз уж предыдущий пригрел на груди города упыря, то был он дураком, каких мир не видывал. А глупость, как известно, не заразна, но передается по наследству, потому и его сыновьям тут ловить нечего.

Из подвалов костела святого Анхеля продолжали доставать детские косточки. Лучшие чародеи из Царьграда день и ночь чистили помещение церкви от скверны, помогали гробовщикам опознавать и хоронить умерших, и утешали жителей, которые теперь шарахались от святых мест, как упырь от серебряного креста.

Но все это проходило мимо Богумила, чародея из Серого замка. Ему король Феофан позволил отдыхать в Чаросвете до тех пор, пока тот окончательно не пойдет на поправку. Анна оставалась рядом. Иногда они выбирались на прогулку по окрестным лавкам, дурачились, как дети, измазывали друг друга в сахарной пудре в булочной толстой Марты, наперегонки откусывали с двух сторон огромные витые рогалики с маком. Иногда наоборот, чинно гуляли по центру – под ручку, прилично одетые, как добропорядочные муж и жена.

Но гораздо чаще оставались в комнате, не высовывая носа дальше мраморной ванны и постели. И даже еду из трактира просили оставлять им под дверью.

А еще через неделю Анну срочно вызвали в одну из окрестных деревень, где объявился василиск. И Богумил, которому целители все еще запрещали охотиться, чуть не тронулся умом от беспокойства. Он пытался уснуть, костерил сам себя последними словами, обзывая истеричной глупой девкой, но помогало плохо. До утра колдун глаз так и не сомкнул, бессильно глядел в потолок и – неслыханное дело! – молился. В своем, конечно, репертуаре.

– Ты уж сохрани свою земную доченьку от беды, ведьма, – шептал он в темноте, обливаясь холодным потом. – Иначе на кой черт ты тогда меня спасала.

На рассвете жрица вернулась, грязная, злая и уставшая, и он еще битый час мыл ее в мраморной ванне, ополаскивал черные и гладкие, как шелк, волосы настоями из разноцветных бутылочек, укутывал в горячее полотенце, качал на руках, как маленькую. И выдыхал с облегчением – Анна здесь, рядом, теплая, живая и мягкая. Все в порядке.

А еще через час в окно залетела сова с магическим «разговорным» камнем в лапах. Тот ударился о дубовую столешницу, засиял и раскололся пополам, выпуская из себя туманный образ наставника Радагаста.

– Ты бы хоть срам прикрыл, чай, не на небесах обетованных, – сказал он вместо приветствия.

Анна за спиной Богумила смущенно завозилась, ныряя под одеяло. Бессовестный колдун же просто показал старому наставнику язык, как нашкодивший мальчишка.

– Как был балбесом, так им и остался, – со смешком покачал головой Радагаст, а затем вдруг стал серьезным. – Дело у меня к тебе, государственной важности. Я тебе не говорил, но папаша твой где-то за неделю до твоего отъезда в Чаросвет благополучно преставился.

– Мой папаша преставился от пьянства в канаве у собственного дома еще десять лет назад, – недоуменно вскинул брови Богумил. – Ты что-то путаешь.

– Да выслушаешь ты меня, паршивец, или нет? – рассердился туманный Радагаст. – Папаша твой преставился, а не отчим. Пан Збруев.

– И что, мне обязательно надо всплакнуть по этому поводу? Туда ему и дорога, кобелю старому.

– Плакать не надо. А вот выслушать меня стоит. Ты же в курсе, что аристократы, ежели обладают сильным магическим даром, могут собственную землю не только питать, но и защищать? Не от всех напастей, конечно. Но от лихорадок-лихоманок всяких, от мелких кровососов с кикиморами – вполне. А еще способны утихомирить разбушевавшихся водяниц, болотниц да мавок. Ну так вот, Збруев преставился, а на следующий день и началось…

– Чего началось? – удивился Богумил. – У него три законных наследника, насколько я помню, и еще невесть сколько таких, как я. Они что, справиться с напастью не могут?

– Законных отпрысков приблудные упыри заели в первую же неделю после смерти папаши, – вздохнул Радагаст. – Не было у них дара отца, черт уж знает, почему. А незаконных у него семнадцать, и тут такое дело, мальчик мой… Собирайся, в общем, в дорогу. Нужно срочно замок обживать, да порядок на его землях наводить.

– Чего? – Богумил едва не сверзился с кровати от неожиданности. – Да ты никак спятил, старик?

– Я, может, и спятил, – насмешливо прищурился наставник, – да только король Феофан у нас точно в здравом уме и трезвой памяти. Это его идея ведь была. Он только прознал, что ты на земле чужого пана смог дубы из земли против штригоя поднять, так и распорядился сразу. И грамотку тебе справил, о дворянском происхождении. Просто мы упросили дать тебе время выздороветь.

Туманное лицо кашлянуло и снова стало серьезным.

– Надо, мальчик. Не осталось никого из пановых потомков, кто хоть половину бы твоей силы имел, не говоря уж о большем. Там замок огромный, плюс больше десятка деревень в округе, почти шесть сотен душ. И все они нуждаются в твоей защите. Возвращайся и принимай власть, Богумил Збруев, теперь эти земли – твои.

Камень мигнул еще раз и погас.

Колдун сидел на кровати, уронив лицо в ладони.

– Какой из меня пан? – прошептал он сквозь пальцы через пару минут. – Я же ничего не умею, ни доходы считать, ни казну вести, ни за домом огромным следить!

– Не печалься, – Анна вылезла из-под одеяла, села сзади и погладила его по плечу. – Думаю, ты станешь хорошим господином, не чета Синекуру с Лешеком. И запуганных невест в постель тащить не будешь, пользуясь правом первой брачной ночи…

– Да я скорее себе руку отрежу или еще что, – хрипло выдохнул Богумил, а затем вдруг обернулся. – Анна, поехали со мной? Я не хочу больше… без тебя.

И добавил, смущаясь.

– Ты делаешь меня таким, какой я есть сейчас. И мне это нравится.