– Будут, маленький. И ручка новая вырастет.
– А можно, я не буду больше есть капусту? – рыкнул сбоку еще один ребенок. Кажется, зеленоватый и с клыками, но Ниенна доподлинно поручиться не могла – перед глазами все плыло.
– А чего ты хочешь?
– Мяса хочу, – шмыгнул носом паренек. – Много мяса. Хорошей охоты. И чтобы глаза новые выросли… И чтобы мама вернулась.
– Как хочешь, так и будет, – пообещала некромансерка. – И маму вернем.
Ждать больше нельзя. Действие сока из золотого кубка кончалось, отнимая последние крохи магии.
Надо успеть, пока следом не потянулась аура, неприкосновенный запас жизненной силы и здоровья. Должно хватить на воплощение задуманного, если не тратить время на глупые молитвы несуществующим богам.
*
Декан боевого факультета магистр Рейван с трудом поднялся на ноги и протер глаза. Уродливая полуптица-полуэльфка скрылась в ядовито-черной дыре портала, что тут же истаяла в светлеющих небесах. Адепты заканчивали скручивать и вязать уцелевших остроухих. Рядом тяжело дышал магистр Удмертий.
А в рассветных лучах восходящего солнца потихоньку поднимались в небо сотни фантомов. Мужчины и женщины, дети и взрослые. Орки с зеленой кожей, пузатенькие низушки, бородатые краснолюды, ясноглазые морские ундины. Люди в изорванных одеждах.
Все они словно светились изнутри, качались в воздушных потоках в такт едва слышной песни.
Декан Рейван похолодел, услышав слова.
– Прими в обитель твою, о Милосердная Мать, убитых и павших, утри их горькие слезы, избавь от страданий, воздай благодати за все истязания. Смилуйся, Милосердная Мать, пошли им забвение жизни старой, подари покой, которого они так долго искали… – старательно выводил девичий голосок.
– Что она делает? – ахнул рядом Удмертий. – Что она делает, эта маленькая безумная девчонка? Она же знает, что молиться напрямую Смерти опасно для неподготовленного мага…
– То, что мы сами должны были сделать уже давно, собравшись магистрами всех пяти Академий, – сжал зубы боевик. – И то, с чем нам теперь придется как-то жить, не наложив на себя руки от позора.
Солнце окончательно взошло, когда последний призрачный мальчишка растворился в нависшем над лесом розоватом облачке. Золотые лучи осветили покрытую пеплом и копотью поляну, едва живых от усталости и истощения чародеев, связанных и валяющихся в траве эльфов, которых оказалось не меньше пяти десятков. Декана целителей Левию, что с трудом спустилась с сосны, и теперь брела к своим ученикам, чертыхаясь и прихрамывая.
Но те не обращали на наставницу никакого внимания. Они стояли в центре поляны, растерянные и опустошенные, скованные навалившимся отчаянием сильнее, чем любыми цепями.
У их ног навзрыд плакала рослая девчонка в униформе боевика, с исцарапанным лицом и растрепанной светлой косой. К груди она прижимала хрупкое девичье тельце в разорванном балахоне некромансера-первокурсника. На тоненькое личико, бледное, как молоко, падала копна совершенно седых волос.
*
Ниенна помнила яркий свет, ласкающий и зовущий. Как качалась на невидимых волнах и смеялась, как парила, раскинув руки, словно во снах из раннего детства. Рядом летел Ленок, тоже растопырив в стороны ладошки – обе, целые. По другую сторону болтал ногами и заливисто хохотал зеленокожий и клыкастый мальчишка, кувыркался в потоках света, щекотал толстенькие пятки смешного маленького краснолюдика, летевшего впереди. Тот лягался и довольно визжал, улыбаясь во весь щербатый рот.
– У меня жуб новый вылос! – прокричал краснолюдик и ринулся вперед, к возникшим прямо в пустоте сияющим воротам.
И мальчишки вместе с вереницей других призраков, обретших яркость и плотность, скрылись за узорчатыми створками.
А Ниенна осталась.
– Рано тебе, девочка, – шепнул чей-то ласковый голос, и казалось, он звучал в пространстве со всех сторон. – Ты еще достойно мне послужишь и совершишь много деяний в мою славу. Возвращайся назад. И помни – потом станет легче.
А затем неведомая сила подхватила ее резко и болезненно, словно клещами, и потянула назад. И трещал мир, разваливаясь на части, и земля горела под ногами, и огонь сжигал ее дотла, и кости осыпались прахом. И Ниенна плакала и кричала, но никто ее не слышал, ведь у нее больше не было ни голоса, ни слез.
И лишь слова, просто зародившиеся в крохотной точке разума, выходили в бушующий первородный океан, обретали жизнь и ярость, которая по силе не могла сравниться ни с чем. И летели они от края до края Вселенной, наполняя пустое пространство звуками и голосами.
– Заразаааа… Как же больно…
И треснувший мир вновь сросся в единое целое.
Ниенна лежала головой на чем-то мягком, едва покачивающемся. Теплые пальцы осторожно гладили ее по волосам.
– Очнулась? – шепнул рядом тревожный голос.
– Просыпается, – ответил другой, прямо над ее головой.
Ниенна открыла глаза и увидела прямо перед носом обольстительную девичью грудь, обтянутую лишь тоненькой рубашкой.
– Однако, – едва не закашлялась она. – Подобное зрелище – не совсем то, с чего бы я хотела начинать возвращение в жизнь, но определенно впечатляет.
– Балда, – всхлипнула обладательница груди и обняла ее еще крепче.
Ниенна попыталась улыбнуться и поняла, что губы иссушены.
– Герда… – лишь шепнула она с облегчением. – Азали… Вы живы.
– И ты жива, пташка. Это самое главное. А остальное мы преодолеем…
Ниенна едва открыла рот, чтобы спросить, о каких преодолениях идет речь, как раздались торопливые шаги, а затем женский визг.
– Адептка Герда Сигердоттер! Вы зачем залезли в постель к больной, еще и в одном исподнем?! Вы что себе позволяете, у нас приличный лазарет!..
– Тьфу, дура, – тихонько скрипнула зубами Герда, и елейным голоском ответила. – Целительница Амалия, довожу до вашего сведения, что ваш младший сын, адепт факультета боевых искусств, два года назад потерял невинность именно со мной. Не знаю уж, к прискорбию вам эта новость или к радости, но как есть. Сообщаю лишь для того, чтобы показать – ваши намеки омерзительны. А Ниенне нужно тепло, вы сами знаете, ее необходимо греть днем и ночью, чтобы очнулась поскорее.
– И нет, кристаллы, эликсиры и грелки не годятся, наставница Левия прямо сказала, – выразительно подвигала бровями Азали. – Если бы вы чаще проведывали больных, то знали, что мы тут днюем и ночуем по очереди уже вторую неделю.
Целительница Амалия, неопрятная толстая баба, побагровела от злости. Но сказать было нечего, и она развернулась и ушла, бросив на ходу:
– Кормить ее тоже сами будете! Мне некогда!
– И будем, – показала вслед неприличную комбинацию из трех пальцев Герда, как только за теткой захлопнулась дверь. – А потом в баню отнесем, косточки прогреть на деревянной полке самое то…
– Погодите, кто меня грел? – спохватилась Ниенна, проводя пальцами по волосам. Какие-то суховатые, грязные…
– Мы и еще девчонки с нашего факультета, – объяснила Азали и, не дожидаясь дополнительных расспросов, фыркнула. – Мальчики тоже просились, мы их выгнали, конечно. Знаю я, как они согреть могут. Навещали только под нашим присмотром. Пирожные коробками таскали, я их в ледяной угол отнесла, чтобы не пропали. Тебе ж теперь есть надо будет много и всегда.
– Почему всегда? – удивилась Ниенна. – Я сколько лежала без сознания, неделю? Через месяц, наверное, окрепну, как раньше…
Валькирия и целительница мигом отвели взгляд. Затем Герда с кряхтением начала выбираться из кровати.
– Знаешь, пташка, лучше ты эту новость от нас узнаешь, чем от наставников. И сильно не переживай, мы все уже продумали, жить с этим тоже можно…
И со вздохом сунула некромансерке в руки узорчатое зеркальце. Ниенна несколько мгновений тупо смотрела на свое отражение, а затем расплакалась.