Попроси у неба счастья

– Об этом не знает никто, но думаю, что твоя попытка мира с Ольгой ни к чему не приведёт. Сердце женщины растопить можно, а сердца бояр, которые тянут жадные руки в казну княжескую вряд ли. Остынь немного, Мал, подумай. А думается всегда легче, если есть с кем обсудить. Забыл ты о сестре своей, Мал. Может, жива и ждёт тебя… А пойти сейчас к Ольге – это самоубийство. Смерть в бою – честная смерть, самоубийца – трус. По закону русских людей такого и после смерти ждёт вечное проклятие, стыд. Ты помни себя, Мал.

Алекс понимал, что ему постоянно нужно быть на древлянской земле, там где покоится на дне озера его корабль. На Земле наверняка увидели сбой системы и он верил, что за ним прилетят. А прилетят туда, где его сейчас нет. Очень хотелось домой к друзьям, к нормальному человеческому быту. Но если он не уговорит Мала, всё может закончиться плачевно для них обоих. Алекс посмотрел вокруг – они уже давно стояли одни. Люди разошлись, дети которые как груши висевшие на деревьях и смотревшие на казнь, нашли другие занятия.

Снова на Подоле, возле реки кипел торг. Издали было видно многолюдную толпу, которая заполняла большую площадь, посредине которой стояло высеченное из дубового бревна подобие животного и человека.

Туловище было человеческим с большой, почти женской грудью. Длинные руки опускались ниже колен. Голова была похожа на голову животного, кроме глаз и носа. Рот растянут до больших ушей, из него выглядывали острые клыки, а над головой торчали железные рога.

Это был Велес – бог торговли. Перед ним, на каменном жертовнике горел огонь, на который жители клали свою дань: мёд, просо, ячмень, воск.

Возле Велеса играли на свирелях и били в бубен жрецы. Огонь горел и днём и ночью, это они подкладывали туда дрова.

Товар отдавали за товар: пшеница за соль, мёд. Мёд за лошадей…

Туда и поспешили Мал и Алекс. У Мала были в запасе гривны и резы – кусочки серебра, нарезанные с прута. За них он и хотел купить лошадь. Пока князь ходил приценивался, Алекс был рядом, рассматривал и слушал. Ему было всё интересно, всё ново. Смотрел на этот театр, где каждый что-то покупал или продавал, а третий просто ходил, смотрел , а потом спонтанно вступал в торг. Алекс даже немного отстал, настолько всё было живо и интересно. А Мал уже заинтересовано разглядывал белого жеребца: смотрел ему в зубы, поднимал ногу животного и осматривал копыта. Жеребец дико водил чёрным глазом, храпел и отступал от князя. Мал что-то ему сказал, положил руку на холку и, о чудо! Конь присмирел и доверчиво протянул морду, обнюхивая князя. Видно было, что жеребец сейчас занял все мысли Мала. Глаза его озорно сверкнули, он потрепал гриву животного и приобняв рукой голову, чмокнул его в доб. Ну ты и красавец! Уплатив деньги продавцу, он выбрал лошадь и Алексу: покладистую, гнедую. Потом купили для лошадей сбрую и отойдя немного, Мал оседлал своего жеребца, а потом повернулся к Алексу.Тот, конечно пытался запрячь свою лошадь, подсматривая, как делает это Мал, но что-то не заладилось. Князь подошёл к гнедой и быстро закончил начатое Алексом, немного насмешливо посмотрев на своего товарища.

– Да я всё пешком. – начал оправдываться Алекс и умолк, почти загипнотизированный тем, как легко Мал вскочил на коня и тот закусил узду, пытаясь сбросить седока, но князь крепко прижал пятки к бокам животного, натянул уздечку и тот успокоился. Стройная фигура царственно восседала на красавце коне.

– Ну быстрее, Алекс, – ты помог мне увидеть то, что я так упорно отметал.

Ты прав, я князь древлянский и не по чину мне унижения терпеть. Да, зацепила меня Ольга сильно – забыл о друзьях своих, о земле древлянской, забыл о сестре Любаве. Ей я должен подставить своё плечо, как и обещал своему отцу. А слово своё я умею держать.– Кричал он это уже на ходу.

Ветер развевал его волосы, теребил накидку на плечах. Ноги крепко прижимались к бокам жеребца.

Алекс поставив ногу в стремено он к своему удивлению, тоже довольно ловко сел в седло. Мал уже был довольно далеко и нужно было его догонять. Он пришпорил гнедую и лошадь тихой рысью побежала по дороге.

Как хорошо! – пела душа Алекса. А-ну быстрей, быстрее.

Лошадь почувствовала всадника, она застоялась, ей тоже хотелось бежать. Бежать туда, где есть высокая, сочная трава, подалее от шумных людей и она не уставая, несла всадника всё дальше и дальше.

Алекс догнал Мала и они вместе двинулись в путь, тихо разговаривая между собой.

Глава 7

Ночь была тихая, звёздная,т ёплая. Если лечь неприкрытым и то не холодно , может только под утро ветерок потянет от реки и станет прохладней. А сейчас тихо, тихо.Только огонь горит, потрескивают угольки, пытаясь разогнать темень,к оторая сгустилась вокруг.

Подвизду хочется спать, день вымотал его, но нельзя. Возле него под дубом спит Любава. Он бросает в огонь сушняк и ложиться на спину на землю, устремив глаза в небо: сколько звёзд, а он раньше и не замечал. Когда прибыл на службу князю киевскому было не до любования звёздами. Походы, а ночью быстрее бы забыться сном, тело молодое просило хоть немного отдыха.

А сейчас для него всё как бы внове: и этот лес, напоенный ароматами цветов, и загадочная тревожащая тишина, и высокое звёздное небо.

Он приподнялся и пошарил возле себя. Сушняк закончился, нужно было отойти немного за ним. Юноша помнил, где лежали сухие ветки.

– Ты куда? – услышал мелодичный и сонный голос.

– Веток принесу для костра, неровен час, волки учуют, а так огонь их отпугнёт… А ты, Любава, спи, завтра как только денница покажется так и двинем дальше.

Девушка снова опустилась на траву и закрыла глаза. Вдруг возле них раздалось громкое уханье.

Княжна вскочила и перепугано уставилась на Подвизда.

– Не бойся, не бойся, княжна. Это мавки, лесные девушки. Видишь, уже и не слышно. У нас огонь, ни зверь, ни духи в лесу не страшны.

Девушка в испуге прислонилась к нему.

– А я испугалась. Подумать только, как будто никогда не слышала ни о мавках, ни о русалках.

– Лучше о них и не знать. а то услышишь их пение и пойдёшь за ними. Мама, когда я был маленьким, рассказывала, что русалки и мавки так умеют петь и танцевать, что люди как заговоренные не удерживаются и идут к ним.

Подвизд увидел, что своими речами ещё больше испугал девушку и сразу же поменял тему разговора.

– Почему ты так испугалась, это же наверное, филин.

– Устала я вот и мерещится всё. А не подумала бы, что умеешь так красиво говорить: мавки, русалки…

– Ты ничего не бойся, милая. Отдыхай… Смотри, какая вокруг тишина. – Он улыбнулся. – Всё же те шалуньи ушли дальше. Это мы их место для хоровода заняли.

– Снова напугать меня хочешь? – сонным голосом спросила она.

– Спи и ничего не бойся, пока я рядом.

Голос у него спокойный, убаюкивающий и ночь взяла своё. Мысли начали путаться и потом оборвались совсем. Девушка спала. Подвизд смотрел на Любаву и боялся пошевелиться, чтобы не разбудит её.

Впервые так доверчиво и по детски позволила обнять себя…Утром, когда проснётся, снова отдалится от него и будет такой неприступной.

Жар огня понемногу остывал, становилось темнее и Подвизд, глядя на девушку, почувствовал, что пьянеет, а темнота разбудила в нём желания и не мог больше бороться с собой: он наклонился над Любавой и впился страстным поцелуем в её полуоткрытые губы.

Княжна не сразу поняла, что случилось. Попробовала встать и не смогла. Кто-то большой, сильный горячим поцелуем накрыл её губы. Спросонок никак не могла понять, где она и что с ней.

В его поцелуе сквозила неприкрытая страстная чувственность, которая грозила переполнить её до краёв. Она целиком отдалась во власть этого огня. Юноша обхватил её за талию, приподнял и поцеловал в грудь. Девушка слабо охнула, когда он бережно положил её на зелёную молодую траву. Любава не понимала, что с ней происходит и это беспокоило. Не означает ли это, что она теряет над собой контроль и беспрекословно поддаётся, подчиняется ему, чего ей вовсе не хотелось, но было, если говорить правду, так приятно.

Мысли путались, стали разрозненными, нечёткими, сосредоточиться она не могла. Накатывали странные волны радости, нет – блаженства. Потом отступили, чтобы снова нахлынуть. Они зависели от действий его губ и рук. Дрожь наслаждения пронизывала её. Но когда рука Подвизда поползла выше по бедру, он почувствовал как прошла по телу пугливая дрожь. Любава резко оттолкнула его и села. То что произошло, поразило её и встревожило. Сколько прекрасных ощущений: его тёплые ладони, его жаркие губы, льнувшие к груди и волны восторга, наплывающие друг на друга. Как это сладко, когда тебя целуют по настоящему.

Княжна заставила себя поднять глаза и посмотреть на него. И такое у неё в эту минуту было выражение лица, что Подвизд озабочено нахмурился. Любава смотрела на него не то чтобы с ненавистью, но так, словно искала чего-то и не находила. Или напротив, увидела такое, чего видеть не хотела. Или ещё что – не разберёшь. Во всяком случае что-то её расстроило. Девушка присматривалась к Подвизду. Припухшие от поцелуев губы приоткрылись, чёрные брови пытливо, недоуменно изогнулись. Он тоже молчал, чувствовал, что горит от стыда, гнётся под тяжестью своей совести: испугалась или просто отвергла как недостойного? Как, у него оказывается есть ещё совесть? Чувство, о котором он так давно не вспоминал и которое загнал так глубоко, зная, что в этом мире лучше быть без совести, чтобы чего то достичь. Почему же так больно и стыдно?

Он не может понять нрава княжны. Он княжий человек и думает по своему, чего то не понимает, в чём-то ошибается. Отвергла его как недостойного… Да, да и это наиболее всего вероятно. Отрок князя… Вот она причина мук его. Она княжна, ей негоже знаться с такими как он. Как мотылёк полетел на свет и обжег крылья. Вот это правда. Но как больно обжёгся, кричать хочется.

Подвизд повернул голову и тихонько прошептал:

– Прости меня, княжна.

Она молчала, покусывая стебелёк травы.

– Мила мне очень, не хотел я тебя обидеть, веришь?

– Ты забыл кто я, отрок. Ты пытался украсть то, что тебе не принадлежало.

Любава лукавила, это «воровство», которое пытался устроить юноша, её странно волновало, тревожило, беспокоило. Можно было ещё придумать много разных слов, но никак нельзя было назвать неприятным.

Она представила глаза Мала, если бы рассказала о её путешествии с этим юношей, о двух таких чудесных, волнующих попытках добиться её и хмыкнула: о таком рассказывать стыдно. Алекс! Как давно она о нём не вспоминала. Странно… И такая светлая улыбка озарила её лицо, что даже свет костра, казалось не был таким ярким.