Черная химера

Устроившись за столом, они принялись за дело.

В это время капитан Ерохин шагал от остановки автобуса к воротам клиники. Ему навстречу вышел сторож. Проверив документы, он показал мужчине, где находится кабинет доктора Хижина. Капитан уверенно прошел в здание. Хижин встретил его радушно, и, хоть в направлении было написано, что Ерохин – новый санитар, доктор сразу понял, кто перед ним, и пригласил капитана в кабинет. Там они быстро все обсудили, и Хижин проводил Ерохина в комнату персонала.

Переодевшись в белый халат, Ерохин отправился знакомиться со своими коллегами, заодно он намеревался изучить план здания, чтобы свободно передвигаться в нем.

– А что такой красивый здесь делает? – услыхал капитан певучий голос за своей спиной. Он оглянулся и увидел чернобровую девушку с длинной косой. Она была хороша собой, со смешливыми черными глазами и миленькими ямочками на персиковых щеках. А своей улыбкой сразу притягивала к себе мужчин. Но Ерохин был женат, и на других девушек заглядывался лишь по долгу службы. Иной раз он даже завидовал своему начальнику Дубовику: тот не только легко мог найти общий язык с любой красавицей, увлечь её, но и не был связан брачными узами, поэтому в любой обстановке, где предполагалась малейшая любовная интрижка, чувствовал себя, как рыба в воде. Ерохин любил свою жену и двух прелестных дочек-близнецов, но иной раз какой-то чертенок так и тащил его на сторону. Тут уж надо отдать должное Дубовику – он свято чтил кодекс мужской чести и считал семью святыней, и, не имея своей, умел отстоять чужую, и с ерохинским чертенком расправлялся в два счета.

Но в данное время служба обязывала капитана знакомиться, и, как можно, ближе, со всеми, кто непосредственно мог принимать участие в деле, которое поручил ему подполковник. Поэтому он игриво приобнял девушку и спросил:

– А у вас здесь все такие красивые?

– Вы ещё не ответили на мой вопрос, – так же игриво протянула девушка, но на всякий случай отстранилась от Ерохина. Тот деланно вздохнул:

– Вот так всегда… – он протянул девушке руку и представился: – Владимир Ерохин! Буду проходить у вас практику, пока в качестве санитара – учусь в медицинском.

– Что ж вы так поздно поступили в институт? – удивилась девушка.

– Э-э, нет! Теперь ваша очередь ответить на мой вопрос, заодно и скажите свое имя, – капитан все ещё держал её ладонь в своей руке, чувствуя приближение чертенка. Но рядом с ним возник подполковник Дубовик, и чертенок отлетел ко всем чертям. Ерохин отпустил руку девушки, а свои от соблазна спрятал в карманы халата. Девушка приняла подобные действия за проявление стеснительности, и одобрила это взглядом.

– Какие у нас девушки, думаю, у вас будет время узнать. А меня зовут Оксана, Величко, я работаю здесь медсестрой. Будем дружить? – она повела красиво изогнутой бровью и взяла Ерохина под руку, чуть прижавшись бедром к нему.

«Ого! Тут, по-моему, и Дубовик не поможет! Прости, Андрей Ефимович! Один раз можно!» – и Ерохин ответил девушке широкой улыбкой, легонько прижав её руку локтем к своему боку.

Девушка тут же предложила ему пройти по палатам, чтобы немного ознакомиться с пациентами. Второй санитар Леонид Пелевич, видя, что у Оксаны появился новый помощник, отправился пить чай в сторожку к Кузьмичу.

Когда все палаты были обойдены, Оксана с Ерохиным подошли к дверям с цифрой 8. Девушка, понизив голос, сказала:

– Здесь какая-то странная особа лежит, ей даже лекарств не дают. Ты с ней осторожней, может быть, специально сюда её поместили, чтобы за нами следила и докладывала, куда надо, – Оксана приложила пальчик к губам.

– А есть о чем докладывать? – шепотом спросил Ерохин.

– Да как везде. У нас, сам видел, какие пациенты. Некоторые постоянно жалобы пишут.

– Ну, познакомиться-то с ней можно? – он взялся за ручку двери.

Девушка пожала плечами:

– Как хочешь, только я не пойду. У меня сейчас время уколов. Если что, найдешь меня в процедурном кабинете, – вильнув призывно бедрами, Оксана ушла.

Ерохин, посмотрев ей вслед, подумал с тоской: «Если Дубовик намылит мне шею, это будет самая легкая кара, а вот если яйца отрежет!..» – и шагнул в палату.

Юлия сидела на стуле у зарешеченного окна и с тоской глядела на запушенные мягким снегом ветки тополей. На звук открывающейся двери она отреагировала тем же тоскливым взглядом.

Ерохин отметил и синеву под большими глазами, и бледность кожи, и почти дистрофичную худобу женщины. Бесцветные волосы были собраны на затылке в бесформенный пучок. Было что-то жалкое во всей её фигуре, и капитан, глядя на неё довольно опытным взглядом чекиста, понял, что она всего лишь жалкий исполнитель чужой воли. Вот только за что она платит такую цену?

Поздоровавшись с Юлией, Ерохин представился, узнал, все ли в порядке, но ответа на свой вопрос не получил. Постояв с минуту, он предложил обращаться к нему при необходимости. Она вяло кивнула, и капитан поспешил выйти.

Капитан понимал, что поговорить с ней он сможет только после того, как Дубовик передаст ему все её данные. А пока лучше отправиться к Оксане. С телефона медпоста можно будет передать для подполковника «привет».

Глава 4.

А тем временем Дубовик с Калошиным до рези в глазах вчитывались в разные медицинские документы, относящиеся в большинстве своем ко времени заведования доктора Шаргина, и они пока им ни о чем не говорили. Бесконечные анамнезы, диагнозы самых разных больных, от всего этого голова шла кругом.

Изредка то – один, то другой откладывали в сторону заинтересовавшие их бумаги.

– Андрей Ефимович, нашел я историю болезни Турова, всё так, как сказал Хижин! – Калошин потряс тонкой папочкой.

– И?.. – Дубовик откинулся на спинку стула и с хрустом потянулся. – Что там интересного, с этим Туровым?

– В прошлом году он дважды находился на излечении, так как страдает приступами амнезии, в связи, с чем имеет инвалидность.

– Значит, он был раньше пациентом Шаргина? Потому-то, видимо, и выбрали его.

В этот момент в комнату вошла пожилая санитарка, неся на подносе чай и неизменные хижинские огромные пироги.

– Вот, распорядились вас накормить, – ставя поднос на стол, сказала женщина.

– Спасибо, вовремя! – Дубовик отодвинул бумаги.

– Ну, пока вы будете чаевничать, я, если вы не против, пыль протру, а то без сопровождения тут нам находится нельзя. Всё-таки документы!.. – глубокомысленно произнесла санитарка. – Тут ведь до этого Анна Пескова работала, да вот сгинула куда-то, вроде к дочери в Москву подалась, да где-то видать в дороге и пропала!.. Вот ведь как бывает! – говоря всё это, она возила мокрой тряпкой, принесенной тут же из коридора, по стеллажам. Видя, что мужчины её слушают, продолжила: – Тут-то работать лучше, все чистые, тихие. Богатые встречаются. Бывает, что угостят чем-нибудь. Нам, правда, запрещено брать что-то из передач, но настаивают, а я и не отказываюсь: что будет от одного яблока или апельсина? Им вон, целыми сетками иногда несут. Только вот как сюда Федька Коломиец с дружком попали? Я удивилась тогда, заходила к Аннушке по делу, смотрю: Федька на лавочке сидит с перемотанной головой, а из окна, значит, доктор-то ему кричит: зайди, мол, сюда, и фамилию какую-то другую назвал, то ли Туров, то ли Гуров, а он же всю жизнь Коломиец!

При этих словах и Дубовик, и Калошин, буквально, замерли с раскрытыми ртами. Женщина, не замечая этого, продолжала:

– Я и мать его знала. Она всю жизнь Коломиец была, а он, вишь ты, другую уже заимел. Хотя удивляться-то особо нечему – Федька-то все по тюрьмам с детства, так и мать в могилу раньше времени свёл! Паспорт, поди, выкрал у какого-нибудь бедолаги, он ведь по воровству-то и сидел. Скрываться решил, видно, здесь. Аннушку спросила, она плечами пожала, и всё. Да оно и понятно: болтать у нас не принято.

– Скажите, – осторожно, боясь спугнуть удачу, спросил Дубовик, – а где он живет?

– Да где-то в городе, я-то сама здесь, при клинике с племянником, он тут кочегаром работает. В город без нужды не ходим, так я давно уж Федьку-то не видела. Да и на что оно мне?

Когда санитарка вышла, забрав посуду, Дубовик взял папку с историей болезни Турова-Коломийца:

– Так, что здесь? Адрес, понятно, московский, того самого Турова, у которого украли паспорт. Чьи подписи есть, кроме Шаргина? Так… Лыков, эту фамилию я уже встречал, надо бы узнать, что это за «фрукт»… Раз расписался, значит, должен знать, что за операция была у этого субчика Коломийца. – Дубовик отвернул манжету рубашки: – Ого, времени уже много, сегодня до него не доберемся. Что, завтра с утра? Сюда вернёмся позже. Едем спать?

– Поехали!

Утром, выспавшиеся и приободренные поздравлениями министра внутренних дел Круглова и громким «Маршем Московской милиции», оперативники первым делом отправились в горотдел к коллегам. Начальник майор Лагутин, загорелый приятный здоровяк, только что вернувшийся из отпуска, встретил их радушно. Обменявшись поздравлениями, выпили предложенный коньяк, закусив дольками лимона. На вопрос, где его заместитель Муравейчик, махнул рукой в сторону двери:

– Работает! Ох, и обиделся он на вас, товарищ подполковник! – Лагутин засмеялся. – Но я его быстро успокоил! Попыхтел, попыхтел да и затух.

Дубовик снисходительно улыбнулся.

– Вам, товарищ подполковник, пришла телефонограмма, – майор протянул ему небольшой лист бумаги.

Дубовик быстро пробежал глазами отпечатанный на машинке текст, и, чиркнув спичкой над пепельницей, скомкал и сжег бумагу. Перехватив взгляды Лагутина и Калошина, произнес:

– Привычка!

Побеседовав ещё какое-то время, заручившись на будущее помощью майора Лагутина и его подчиненных, Дубовик с Калошиным отправились по месту проживания Коломийца, но там их ожидало полное фиаско.